Война и люди

Два пожилых крестьянина быстро распределили людей по группам. Работа закипела с удвоенной энергией. Начали гатить разбитую дорогу, подносить строительный материал. Посыпались шутки на русском, чешском, словацком языках. Вот двое пожилых мужчин — русский сапер и чех — взмахнули отточенными лезвиями топоров над тяжелыми слегами. Оба, видимо, плотники, оба доки в своем деле. Кто быстрее и лучше обработает слегу? Ни один, ни другой не хотят уступать. Крякают, весело поглядывают друг на друга. На раскрасневшихся лицах выступил пот, в седых усах — усмешка. Другие тоже заметили это соревнование. Не отрываясь от работы, посматривают в их сторону, подбадривают. Ну прямо как на стройке в мирное время.

Однако вскоре гитлеровцы напомнили о том, что идет война. Они открыли по переправе редкий артиллерийский и минометный огонь. Словаки держались стойко. Никто не бросил работы, хотя несколько человек были ранены осколками. Вот ахнул тяжелый снаряд, и седоусого словака смахнуло с моста в воду. Быстрое течение подхватило его, закружило, понесло. И в тот же миг какой-то солдат, на ходу сбрасывая сапоги, подбежал к разбитому пролету и нырнул в ледяную воду. Мелькнули в воздухе ноги. Через минуту солдат уже подплывал к берегу, поддерживая словака. Ему бросили слегу, помогли выйти самому, вытащили пострадавшего. Тут же наш санитар засуетился у спасенного из воды. Я поспешил к бойцу. И передо мной, уже переодетый в сухое, укутанный в большой, с чужого плеча, полушубок, предстал наш сержант-десантник, не кто иной, как... Николай Никитин.

Я обнял его. У Никитина от холода зуб на зуб не попадал, но парень, по своему обыкновению, шутил:

— Мы тут всем разведвзводом саперам помогали, товарищ полковник. Ну, запарился я. В самый раз, думаю, сейчас искупаться...

— Все шутишь?

— Какие тут шутки, товарищ полковник. А обо мне не беспокойтесь. Разве что... прикажите спирту выдать для внутреннего растирания. А то у нас санинструктор такой скряга...

Я попросил ординарца Василия принести из машины флягу со спиртом.

Сержант выпил чарку, вытер рот рукавом полушубка.

— Норма. Гарантия против насморка.

Через минуту Никитина обступили местные жители, и полетел он в воздух, подброшенный доброй сотней дюжих рук.

Василий довольно крякнул:

— Они его разогреют... Ох и качают парня!

Я усмехнулся, подумав, что мой ординарец прав: разогреют теплом своих сердец.

Тем временем противник усилил обстрел. То там, то тут расцветали черные султаны взрывов. Но работа не прекращалась ни на минуту. На первый мост уже накладывались последние свежеотесанные доски настила, когда ординарец тронул меня за локоть.

— Товарищ полковник, начальство приехало.

У обочины дороги на подсохшем пригорке стояла легковая машина начальника политуправления фронта генерал-лейтенанта М. М. Пронина. Сам генерал уже шел ко мне, по щиколотку утопая в грязи. Я поспешил навстречу.

— Да у вас работа кипит, — крикнул он еще издали, приветливо улыбаясь. — А я-то думал, что ты тут все митингуешь да агитируешь.

Пожимая руку, генерал тихо спросил:

— Словаков-то зачем под обстрелом держите? Саперов мало, что ли?

— А их никто и пе заставляет, — ответил я, — сами пришли, без приглашения. Пробовали отговаривать: стреляют, мол, здесь, неровен час, зацепит... «А ваши-то что, — отвечают, — святые?»

— Сами пришли? — губы генерала вновь раздвинулись в улыбке. — Это очень даже здорово, Никита Степанович!

Несколько минут мы молча наблюдали за дружной, слаженной работой. Потом Михаил Михайлович потянул меня к машине.

— Приехал я поговорить с политработниками. Давайте соберемся в штабе второй гвардейской. Неплохо бы, чтобы туда приехали и товарищи из политотдела корпуса.

Я доложил, что всех политотдельцев собрать будет трудно. Время горячее. Многие в разъезде. Где пожарче, там и они.

— Это хорошо, что на месте не сидят. Ладно, давай тех, кто есть. Остальных сам проинструктируешь.

Когда мы уезжали, оба моста были уже наведены. По ним сплошным потоком двигались наши части. Словаки, которые только что трудились в старой, заляпанной грязью одежде, успели переодеться. Принаряженные, праздничные, они стояли на обочинах дорог вперемежку с бойцами из саперных подразделений и приветливо махали вслед проходящим войскам. Усталые солдаты перевешивались через борта машин, на ходу пожимая протянутые им руки. Трудно было разобрать в реве моторов и многоголосом шуме отдельные слова пожеланий. Но общий смысл их был примерно таков: «Дайте жару фашистам, братья!»

Через час в одной из изб, где расположился политотдел 2-й гвардейской воздушнодесантной дивизии, мы слушали выступление начальника политуправления фронта генерала Пронина. Он похвалил нас за первые успехи в Чехословакии, подчеркнул необходимость широкого разъяснения командирам, политработникам, бойцам новых благородных задач. Впереди — город Кошице. Освобождение его будет иметь большое политическое значение. Кошице — важный административный центр, один из крупнейших городов Восточной Чехословакии.

— Народ Чехословакии, — отметил М. М. Пронин, — сам хочет управлять страной. В каждом освобожденном селе сразу же создаются народные комитеты. Нам надо всячески поддерживать местные органы власти.

Говорил генерал и о молодых частях чехословацкой Народной армии. Впервые в истории этой страны армия становилась не орудием подавления трудящихся, а решающей силой в борьбе трудового народа за свое освобождение. Это нужно тоже разъяснить бойцам.

Мы уже слышали о том, как храбро дерется с гитлеровцами 1-й чехословацкий корпус. Нашим дивизиям вскоре предстояло идти вперед бок о бок со славными чехословацкими бригадами.

— Пусть каждый боец наш помнит, что он пришел в страну братьев, пришел как освободитель! — закончил свое выступление генерал Пронин.

А мне, когда я провожал его к машине, сказал:

— Вот я смотрел сегодня, как словаки помогали нашим саперам под огнем, и думал: рискуют головами, а ведь могли бы спокойно отсидеться в подвалах. Братья они, Никита Степанович, настоящие братья. И не только по крови. По духу. Вот что главное!

За давностью времени я позабыл названия многих словацких деревень, которые мы тогда освобождали. Но никогда не забыть, как выходили навстречу нам из этих деревень и стар и млад, как сверкали улыбки, как смешивались в одной цигарке русская махра и словацкий табачок, как мелькали в жилистых руках лопаты и саперные ломы, расчищая советским частям дорогу вперед, на запад.

И мы шли вперед. Форсированы реки Бодрог и Гернад, освобождены десятки населенных пунктов, в том числе крупные — Земплин и Цейков.

В начале января 1945 года наши дивизии вели бои южнее Кошице. Форсировав реку Гернад, корпус по приказу штаба армии занял оборону южнее Кошице, в районе Жарнув, Янок, Решта, Бузита. Перед нами — сильно укрепленный район Мольдава.

Вплоть до 11 января шла усиленная подготовка к наступлению. Корпусу ставилась задача: овладеть укрепрайоном Мольдава.

Противник, сужая фронт и стягивая части, создал у Мольдавы наиболее плотную группировку. Это был мощный узел обороны. Каменные строения превращены в дзоты. В нижних этажах зданий установлены орудия, а на чердаках — пулеметы.

Бои у Мольдавы завязались упорные и напряженные.

В этот очень ответственный для нас период генерал-лейтенант Гастилович уже командовал 18-й армией.

Армия эта имела славные боевые традиции, опытнйй, закаленный в боях личный состав, хороню сколоченный штаб. Военный совет и политотдел армии повседневно и конкретно руководили партийно-политической работой в соединениях, вникали во все вопросы жизни, быта и боевой деятельности войск.

Приведу такой пример. Казалось бы, все у нас в корпусе шло нормально. Агитаторы и пропагандисты проводят беседы, коммунисты в частях и подразделениях, как правило, показывают пример в бою, все, как говорится, «боевые показатели» на уровне. Однако Военный совет предложил нам о подвигах воинов сообщать их семьям, трудовым коллективам, в которых они работали до армии.