Четыре года в шинелях

Мы продолжали занимать оборону. Оборону активную, наступательную, но все-таки оборону.

Сердце зовет

Мы проходили университет войны. Теперь мы знали законы обороны и летней и зимней. Знали свои промахи и уязвимые места. Стали более критически относиться к своим делам, и это шло на пользу. Подобного не было в наших рядах в первые дни и месяцы войны.

Мы завидовали успехам соседних фронтов. Порой нам казалось, что нас обходит военное счастье. Другие забирают областные города, форсируют реки, а мы все находимся на затычках и подчистках, если не считать боев за Великие Луки.

- Эх, и надоело торчать в лесу, - вздыхал, бывало, неунывающий Алексей Голубков.

- Здесь пропасть можно не за понюх табаку, - поддерживал друга Ипатов. - Алешу чуть не убили, меня мало-мало не отправили на тот свет.

Разнообразие в жизнь дивизии внесли девушки-снайперы. Они тогда были в моде, хотя, по правде сказать, я никогда не понимал, почему на снайперов надо было учить обязательно девушек, а не парней.

Девушкам вообще было трудно на фронте, во много раз труднее, чем мужчинам, а девушкам-снайперам особенно. Лежать часами на снегу, находиться всех ближе к немцам, подвергать себя первой опасности - все-таки было сверх человеческих возможностей женского пола. А главное, в этом не было, пожалуй, особой необходимости, потому что тут же рядом, в тылах и штабах любой дивизии, подвизались сотни абсолютно здоровых мужчин.

Но так или иначе девушки-снайперы вносили новую струю. Какую? Ну хотя бы чувство стыда, особенно у тех солдат, кто побаивался передовой, бегал от боевого охранения, старался отстать в наступлении. Таким говорили:

- Учись у девчат.

Их было несколько, примерно одного возраста, по восемнадцати-двадцати лет. Поля Стахеева, Саша Кирякина, Валя Фатеева, Лида Угрюмова, Валя Ильина, Катя Ванчурова, Зоя Чиркова, Зина Жандаренко, Шура Аксенова. Их не баловали наградами. Причины опять уходили в представление о сущности подвига. За участие в атаке, неважно какое - прямое или косвенное, можно было получить орден. За десять или двадцать уничтоженных из-за засады фрицев - медаль или ничего.

Но девушки не унывали. Это были главным образом молодые работницы и колхозницы. Терпеливые, трудолюбивые, скромные. Им старались создавать в батальонах мало-мальский уют, выделяли отдельные землянки, заботились об обмундировании. И конечно, оберегали от приставаний тыловых дон-жуанов.

Тут ревностными защитниками девушек выступали опять Голубков и Ипатов. Они устраивали над ухажерами злые шутки. То протягивали на пути их тонкую стальную проволоку, то, разыгрывая немецких разведчиков, заставляли ложиться в снег. А у одного незадачливого кавалера ночью отобрали даже пистолет.

Знали об этом немногие. И прежде всего артиллеристы. Я расспрашивал о таких озорных историях Степана Алексеевича Некрасова. Он вначале отнекивался, а потом отрубал:

- И правильно делают Голубков с Ипатовым. Надо штаны спускать с таких прилипал.

- Так пистолет, говорят...

- Не отдавай, если ты настоящий офицер. Некрасов оставался Некрасовым. В этом была цельность его натуры, за которую его любили в полку и которой подражали:

После мартовских успехов украинских фронтов на юге появились Тираспольское и Одесское направления. Начались налеты нашей авиации на железнодорожный узел Кишинев и военные объекты города Яссы.

В начале мая закончились военные операции в Крыму. Красная Армия вышла к нашим государственным границам с Румынией и Чехословакией, перенесла бои на территорию Румынии.

Это были настолько значительные и захватывающие события, что они опять отнимали покой наших солдат. На переднем крае участились стычки. Начали излишне рисковать разведчики. В одном из поисков погиб Николай Рыжков, бог по доставанию языков.

Некоторые командиры полков начали поговаривать о подарках: то к Первому мая, то к какой-нибудь дате из жизни дивизии, то просто в честь блестящих побед наших войск на юге. И вот сейчас решили вышвырнуть немцев из деревни по левую сторону озера. Предстояло форсировать речку, взобраться на взгорье. Дальше идти никто не думал, приказа не было, а тут решили проявить местную инициативу.

Особенно ратовал за такие почины заместитель начальника политотдела, маленький, юркий подполковник.

- Солдатам надо давать работу, а то застоятся, - говорил этот подполковник.

- Так убьют же многих.

- На то и война.

- Но деревня-то сейчас не нужна.

- А репетиция?

- Третий год репетируем.

- Вы не понимаете ситуации.

И бой был разыгран. Заместитель начальника политотдела со своим ординарцем целый день пробыл на НП командира артиллерийского полка. Так как ему делать абсолютно было нечего, он преспокойно поспал несколько часов, а потом, взяв у заместителей командиров полков список отличившихся в бою солдат и офицеров, принялся писать донесение в политотдел армии.

Деревня не была взята. Дивизия лишилась батальона живой силы. Зато на неделю была обеспечена боевым материалом дивизионная газета.

Это еще раз подтверждало старую истину - перестоявшейся в обороне дивизии наступило время действовать. Все на войне имело свое чередование и не терпело трафарета.

В полном разгаре весна. Третья весна на фронте. Теперь она нас радовала. Мы примечали все: и первые ландыши, и цвет черемухи, и прилет гусей. Один дивизионный поэт даже напечатал в газете стихотворение "Цветок в воронке".

Места в наших лесах, в смысле лирики, чудесные. Если бы не война, можно приезжать сюда как на курорт.

Отдышались, немного оперились жители окрестных деревень. Наш начпрод выделяет им из фуража по ведерку овса на посев.

Многие солдаты и офицеры опять побывали дома в отпусках. Ездили и наши ижевцы. Новостей - короб. А главное, ждут не дождутся домой своих отцов, мужей, братьев, женихов женщины и ребятишки.

- А то замуж, говорит, выйду, - с ласковой шуткой рассказывает о своей жене Володя Захаров, которого в суматохе дней я совсем выпустил из виду.

Это тоже зовет к действиям. Сердца бунтуют и требуют.

В начале июня войска союзников высадились на северном побережье Франции. Говорят, участвовало четыре тысячи кораблей и одиннацать тысяч самолетов. Правда, трудно понять, для чего потребовалась такая уйма транспорта.

- Для фарса, - высказался по этому поводу Голубков. - На бога хотят взять. Смотрите, дескать, как мы помогаем вам.

- А ты прав, Алеша, - на бога, - кивает в знак согласия с другом Ипатов. - А помощь - на мизинец. Хитрый-митрий американец.

- Но и нас на мякине не проведешь. Вот как вдарим летом, так хватятся за затылки.

- От зависти умрут.

- А хрен с ними, пусть подыхают. Все равно от них как от козла молока.

- Верно, Алеша. Себе на уме американец, а Россия, мол, бог с ней.

Кто-то сказал: если хочешь узнать, где находится стрелка барометра войны, - иди послушай солдат. Тут тебе всё растолкуют лучше всяких штабов и - политотделов. В этом замечании есть суть. Мне приходилось убеждаться в этом не раз.

Значит, высадились союзники. Тем более теперь надо жать и жать. Охотников на дележ медвежьей туши собирается немало. А ведь медведя-то бьем скоро три года одни мы.

Мои очерки печатаются в республиканских газетах Удмуртии. По ним в колхозах устраиваются даже митинги. Продолжаю получать массу писем откликов. Просят больше писать о земляках и присылать портреты героев. Это тоже торопит нас.

На прибалтийской земле

Жаркое лето

Богатырским шагом

И вот опять пришло лето, четвертое с начала войны. Было первое, тревожное и страшное. Было второе, несколько обнадеживающее, но все еще тоже грозовое. Потом было третье, поворотное. И наконец, пришло четвертое, наше победоносное, предфинишное. Давно забыты разговоры о возможных фронтальных контратаках врага. Тем более о возобновлении его наступательных операций. Инициатива на всем протяжении советско-германского фронта полностью и бесповоротно перешла в наши руки. Теперь уже не Гитлер диктует нам свою волю, а диктуем мы, держим его прогнивший строй под страхом неизбежной гибели, наносим один за другим смертельные удары, подбираясь к логову зверя.