Мы родились и жили на Урале–реке... (СИ)

156

заботливо приготовленным мамой, приходила Шура.. Иногда с дочкой на

руках...

Однажды зять попросил тестя: “Принесите мне молока, пить хочется..

Здесь лишь одна холодная вода из колодца... Можно прямо в кубатке...”

Ваня потер щеку и горло рукой и, прищурив глаз, кивнул головой. Наш

отец легко понял желание зятя. На следующий день Ваня получил свой

“заказ”.... Дежурный внимательно осмотрел глиняный горшок (продукты

проверялись) и разрешил передать его будущему “служивому”. Тесть

предупредил Ваню: “Пей только осторожно, не пролей... Семена не забудь

угостить...” Зять понял: “Хорошо... Обязательно предложу.. Если, конечно,

он захочет... Уж больно боится всего... ”

В кубатке был спрятан популярный тогда “шкалик”. За неделю до

призыва Ваня привез домой ящик спиртного: “Надо, как положено,

проводить, со всеми попрощаться... Когда в следующий раз увидимся? ..”

Расставание с друзьями и родственниками получилось грустным...Никто не

выразил желания “серьезно выпить”. Пригубили одну- две стопки,

посидели за столом, недолго поговорили, но больше задумчиво молчали.

Перед их уходом мама поднесла гостям “прощальную”: ее нужно

обязательно выпить. Дома осталось кое - что из “старых запасов”. Теперь

тесть, прощаясь с зятем, традиционно поднес ему “на дорожку”.

Выпив несколько глотков “пропущенного молока”, Ваня предложил

Семену “подкрепиться”. Но тот испугался: ”...Что ты ? Разве можно.. Ведь

пойдем на вокзал . И как тогда шагать?.. ”

В “отстойнике” призванные в армию находились неделю - полторы..

Терпеливо ждали пополнение из дальних поселков и аулов. Оно

прибывало (небольшими группами) до конца июля. И в военкомате

решили одновременно отправить всех мобилизованных в заранее

известные армейские части..

“Новобранцы” прошли большой колонной через весь город, - под плач

жен и матерей и крики родственников. Шествие будущих бойцов по

родным улицам я назвал бы “крестным ходом”... Шли молча. Наверное,

каждый думал о своем, стараясь угадать, как сложится его судьба на

войне..

... Дальше - хорошо известное и родителям, и Шуре по недавним (год

назад) проводам Грини... Железнодорожный вокзал... Большой состав - из

товарных, “телячьих” вагонов. Около каждого стоит командир небольшого

”дорожного взвода”. Рядом с ним - красноармеец с винтовкой. Они не

разрешали родственникам подходить к вагонам и в последний раз обнять

своих мужей и сынов. Командиры не хотели видеть “лишних” женских

слез?.. Или опасались беспорядков и скандалов в минуты расставания?..

На тревожный вопрос, куда повезут, никто не отвечал... Как обычно,

сразу же послышались различные предположения - догадки: одни

157

говорили, что поедут в Саратов; другие утверждали, что поезд на

ближайшей станции “развернут” в сторону Чкалова .. Но большинство

провожавших почему - то было твердо уверено в том, что уральцев сразу

же отправят на фронт. А что дальше будет? - можно было лишь гадать...

Но все знали, что ничего радостного и светлого на войне никто не найдет...

Пожилые казачки, когда - то отправлявшие своих сынов и мужей на

фронт, успокаивали рыдающих матерей и жен : ”На все воля

Божья...Просить надо нашего Заступника.. Только он защитит тебя, твоего

сына и мужа.. А как же иначе?..”

...Раздался пронзительный гудок паровоза... Дальше, как в прошлом

году...Двери вагонов со скрипом и грохотом закрылись, в небольшом

оконце мелькнуло чье - то лицо....Состав, сначала как бы нехотя, медленно

двинулся с места, но затем колеса вагонов бойко застучали по рельсам...

Поезд набирал скорость... И через несколько минут скрылся за

поворотом...У железнодорожного полотна остались лишь задумчивые

старики и рыдающие женщины с детьми, еще не до конца верящие, что их

родных “увезли” в дальние края...

11

Город менялся... Потемнел, окутанный суровым душевным сумраком.

В его облике появилась заметная жесткость. Уральск терял свое

традиционное спокойствие, добрую приветливость и загадочную красоту.

На высоких уличных столбах погасли ночные светильники. Темные

шторы закрыли окна контор и комитетов. Водный бассейн (“басейка”, как

говорили мальчишки) незаметно быстро высох, как и арыки, спасавшие

город во время летней жары. Молодые кустарники и деревья, совсем

недавно ставшие веселым украшением многих городских улиц, теряли

свою свежесть. Лето, еще недавно блиставшее богатством красок и

радовавшее горожан мягкой приветливостью, незаметно теряло свою

прелесть и свежесть..

В городе неожиданно, без объяснения причин, “закрылись”

центральные продуктовые магазины. На улицах увеличилось количество

милиционеров и военных. Теперь они встречались на каждом шагу:

проверяли документа у прохожих, особенно настойчиво у мужчин.

Горожане болезненно чувствовали голос пока далекой, но уже

приближающейся к ним войны. Никто не понимал, что все - таки

происходит на фронте. Неужели наша армия не может остановить и

разгромить немцев?.. Встревоженный Уральск, еще не забывший

трагедию гражданской войны, готовился к будущим серьезным

испытаниям...

158

Перемены коснулись и родного дома... Сестра теперь работала в

любую смену - и днем, и ночью. Дирекция фабрики не обращала внимания

на то, что у нее - маленький ребенок. Здоровых мужчин в цехах не

осталось... Грузчиками и кочегарами трудились старики, едва

справлявшиеся с тяжелой работой. Иногда их помощницами (правда, не

очень сильными и активными) на два - три часа становились молодые

катальщицы...

Днем в нашем доме оставалась лишь мама с Костей и внучкой. После

первых горьких военных дней она немного (думается, чисто внешне)

успокоилась.. В начале июля мы получили письмо от Грини, в котором он

рассказывал о каких - то “специальных” занятиях, службе и отдыхе,

описывал небольшое ( польское? белорусское? ) местечко и его

жителей.. Радостное, светлое письмо, которое раньше обрадовало бы маму.

Но ее встревожила дата...Письмо сын отправил 15 июня, т. е. он сообщал о

своей жизни за неделю до начала войны... А где он сейчас? Что с ним?..

Эти и другие вопросы оставались без ответа. Отец старался успокоить

маму : “Подожди хотя бы немного... Вот придет другое письмо, и мы

тогда все узнаем...” Но другого письма ни родители, ни братья с сестрой

никогда не получили...

В свободные от кухонно - домашних дел минуты мама читала старые

письма Грини... Читала - и плакала... Каждый день молилась “за здравие

раба Божия Григория...” Но ни чтение писем, ни молитвы не приносили ей

душевного покоя и желаемой уверенности в том, что “все благополучно

закончится” .. Отец, не выносивший детских жалоб и женских слез, порою

не выдерживал и “срывался” в громком крике: ”...Зачем ты его раньше

времени хоронишь?. Он живой...“ Но, кажется, и сам уже не верил, что

придет добрая весть от старшего сына.. ...

Володю и меня отец отправил на бахчу: “Нечего все дни дома

балберничать (т. е. бездельничать, “дурака валять”), делом займитесь...”

Коротко, но твердо еще раз объяснил наши обязанности: регулярно и

аккуратно пропалывать весь участок, беречь арбузы и тыквы, вовремя

“снимать” спелые дыни ( “...помните, они не должны перезревать...”),

следить за подсолнухами ( “...гоняйте скворцов и воробьев...”) и вовремя

“обивать” их, чтобы не “пропали” семена.. Каждый день мы были обязаны

собирать ведро вороняжки... И еще: “Проверяйте через день соседнюю