Царственный паяц
Царственный паяц читать книгу онлайн
Царственный паяц" - так называлась одна из неосуществленных книг замечательного русского поэта Игоря Северянина (1887-1941), познавшего громкую славу "короля поэтов" и горечь забвения. Настоящее издание раскрывает неизвестные страницы его биографии. Здесь впервые собраны уникальные материалы: автобиографические заметки Северянина, около 300 писем поэта и более 50 критических статей о его творчестве. Часть писем, в том числе Л. Н. Андрееву, Л. Н. Афанасьеву, В. Я. Брюсову, К. М. Фофанову, публикуются впервые, другие письма печатались только за рубежом. Открытием для любителей поэзии будет прижизненная критика творчества поэта, - обширная и разнообразная, ранее не перепечатывающаяся. Обо всём этом и не только в книге Царственный паяц (Игорь Северянин)
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Федора Федоровича.
Ваше желание быть сожженной одобряю вполне. И я хотел бы того же. Благодарю
Вас за честь, мне оказанную, и за доверие. На практике не знаю, как поступить. И
потом: почему я должен пережить Вас?
При состоянии моего здоровья это просто невозможно. Я - в полном одиночестве.
122
Не первый год. Одно расстроилось, другое не могло наладиться. Горчайшую нужду
переживаю. Ничего ниоткуда не имею. Нередко не ем. Живу каким-то чудом. И сам не
знаю - к а к. Люди черствы и скотоподобны. Не помогают даже богатые. Конечно же, я
ничего ровно не пишу: люди недостойны Искусства!.. Для себя?! Я давлю в себе
малейшее вдохновенье. Болезнь сердца: застарелый аппенди
цит, сердце изношенное. Одышка, головные боли, частые и жгучие. Фелисса
Мих<айловна> сидит сидьмя в Тойле - совсем тоже больная и мрачная: почки
хронически болят. И душа.
Что касается Вакха, ему 1-го авг<уста> исполнится 16 лет. Окончил шестиклассную
начальную школу, один класс ремесленного, а осенью 1937 г. поступил в
Госуд<арственное> техн<ическое> учил<ище> с пятилетним курсом. Этой весной
блестяще, — без экз<аменов>, — перешел во второй класс. А строгости там
невероятные, и многих среди года даже гонят прочь. Еще 4 года должен учиться, и
тогда будет мастером на заводе с окладом около 50 $ в месяц. Но, увы: уже просто нет
никакой возможности с осени, т. е. с 1 сент<ября>, ему дальше учиться. Очевидно,
останется на зиму в Тойле при голодающей матери. Ужасно, дорогая, что я хочу и не
могу им ничем помочь! Равно и себе самому. Придется, видимо, не сегодня-завтра уйти
из этой несправедливой, издевательской жизни. Немыслимо переносить муки свои и
близких. А Вакх — хороший, честный, добрый, способный, деликатный. Не дать ему
образование — нельзя жить. Он сказал, что никогда не оставил бы нас с Ф<елиссой>
М<ихайловной>, окончив школу. Болезненно переживает невозможность окончания
школы. Еще бы: пансион в Ревеле стоит ему ежемесячно 11 долларов! Откуда же мы
можем бесконечно доставать такую сумму?! Первый год содержало Минсис- терство>
нар<одного> просв<ещения>, но с весны прислало формальный отказ: за неименьем
средств. Простите за откровенности — невеселые и жуткие. Всегда помним и любим
Вас, а если не пишем, не хотим ныть. И омрачать Вас. Асю целуем, целую Ваши ручки,
Ф<елисса> М<ихайловна> шлет сочувствие, сама совсем умученная. Будьте добры и
благостны!
Всегда любящий Вас Игорь
Напишите о получении этого письма и пишите впредь, прошу. В Тойле буду около
17-20 июля.
1
20 декабря 1920 г.
Toila, 20. XII. 1920
Светлый Собрат!
С удовольствием исполняю Вашу просьбу - посылаю Библиографию. Надеюсь, буду
получать журнал. Если я до сих пор жив, то только благодаря чуткой Эстии: эстонский
издатель выпустил 3 книги моих стихов, эстонская интеллигенция ходит на мои вечера
(1-2 раза в год), крестьяне-эстонцы дают в кредит дрова, продукты. Русские, за редкими
исключениями, в стороне. А русские издатели (заграничные, т. к. в Эстии их вовсе нет)
совсем забыли о моем существовании, напоминать же им о себе я не считаю удобным.
Если бы Вы в случайном разговоре с Заксом, Ладыжниковым или кем-либо из
других дали им понять, что я еще жив, Вы оказали <бы> мне этим громадную пользу,
тем более что «дорожиться» бы я не стал, находясь в таком тяжелом положении.
Попросил бы издателя, в случае желания, приобрести у меня одну или несколько
книг, выслать известную сумму герм<анских> мар<ок> чеком в заказн<ом> письме,
выслать сейчас же по получении от меня Рукописи желаемого тома.
Я пишу Вам все это потому, что интуитивно чувствую в Вас Челове- ка. Других
123
лиц, к котор<ым> я мог бы обратиться в Берлине, у меня нет.
С искрен<ним> уважен<ием>
Игорь Северянин
Estland, Eesti. Toila, Postkontor
Глубокоуважаемый collega!
Благодарю Вас за журнал и за предложение о книгах. В конце марта или в первых
числах апреля я буду в Берлине и тогда переговорю с г. Заксом. Только что вернулся из
Риги, где дал 2 концерта и подписал контракт на 11 концертов, между прочим, 3 в
Берлине. Надеюсь повидаться с Вами, чтобы лично поблагодарить. Имею 3 визы в
Голландию, на днях еду в Ревель хлопотать о германских транзитных. Для этого
необходимо, чтобы мне поспособствовали из Берлина. Но я там никого не знаю. Не
будете ли Вы добры заявить в Мин<истерство> ин<о- странных> д<ел>, что Вы меня
ждете. Извиняюсь за беспокойство, но Вы меня, надеюсь, оправдаете. Выезжаем из
Эстии в Двинск 15 марта.
Германия страшно задерживает обыкновенно присылку разрешения.
С подобной же просьбой я обращаюсь к редакции «Голоса России» и к г. Заксу. Что
касается присланного Вами листка, к сожал<ению>, ничего сообщить не могу нового,
т. к. живу 3 года в глуши.
С искр<енним> уваж<ением>
Игорь Васил<ьевич> Лотарев
Сообщаю на всякий случай сведения о себе и жене.
Игорь Вас<ильевич> Лотарев (Игорь Северянин), род<ился> 4 мая 1887 г. в
Петербурге. Русск<ий> под<данный>. Правосл<авный>.
Мария Васил<ьевна> Домбровская (Балькис Савская). Род. 20 ав- г<уста> 1895 г. в
Гродненской губ. Русск<ая> под<данная>. Право- сл<авная>.
Импресарио: Ханой Сролевич Лурье. Литовск<ий> под<данный>. Свед<ений> пока
о нем не имею. Проживает в Ковно и в Риге: все время разъезжает.
ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО РЕДАКТОРУ «ПОСЛЕДНИХ ИЗВЕСТИЙ»
Дорогой Ростислав Степанович!
Крепко целуя Вас за Вашу сердечную телеграмму, прошу оттиснуть следующее:
Выражаю, как это в подобных случаях принято, признательность поэтам за
посвященные моему двадцатилетнему юбилею «приятельские» стихи, знакомым и
незнакомым — за письма и телеграммы, газетам - за так называемые «приветственные»
статьи... Но больше всех благодарен я — хотя это, может быть, и совсем не принято —
неизвестному мне лично мальчику, Вите из Ревеля, принявшему мой призыв в
новогоднем номере «Последних известий» - как это и следовало всем сделать всерьез
— и поэтому приславшему сто эстонских марок.
Я горжусь, что еще (или уже?) существуют такие мудрые русские мальчики; он же
может гордиться в свою очередь тем, что подарил русскому - своему - поэту день
творческой жизни!
Предлагаю всем эмигрантским газетам перепечатать мое письмо.
Ревель 6.11.1925 г.
с.
1
10
марта 1926 г.
Toila, Огго, Estonie
Светлый Собрат!
Я вижу, Вы узнали о печали поэта, — я вижу это из поступка Вашего — поступка
истого художника. Сердцем благодарю Вас за отвлечение на полтора месяца меня от
прозы, за дарование мне сорока пяти дней лирического сосредоточия. В наши дни —
124
это значительный срок, и я рад употребить его на создание значительных строф.
Любивший Вас всегда Игорь-Северянин
2
23
января 1939 г.
Poste Restante, Narva Yoesuu, Estonie
Светлый Сергей Васильевич!
По совету Дм<итрия> Ал<ександровича> Смирнова, сообщившего мне и Ваш
адрес, я пишу Вам, - простите за тревогу, - это письмо.
В 1918 г. я уехал с семьей из Петербурга в нашу Эстляндскую гу- б<ернию>,
превратившуюся через год в Эстонию. До 1934 г. я объездил 14 государств, везде читая
русским, везде кое-что зарабатывая. Конечно, очень скромно, но все же жить можно
