Дневник космонавта

День медицины по программе, но Земля решила дать нам отдых, а мы устроили себе день напряженной работы. Решили заняться исследованиями верхней атмосферы, но автономно, без участия Земли, используя только возможности бортовых средств управления станцией. Попросили, чтобы нам самим разрешили определить план работы, выбрать вид ориентации и способ реализации с включением в контур управления навигационной системы «Дельта». Нам дали добро.

Работали в двух режимах: орбитальной ориентации с переходом в стабилизацию от датчиков угловых скоростей — когда положение станции неизменно относительно звезд, но меняется по отношению, к Земле за счет движения по орбите и в режиме прогнозируемой ориентации ПОР — когда положение станции уже неизменно по отношению к Земле, то есть одна из ее осей, а значит, и прибора, постоянно направлена туда, куда нужно, например, на горизонт или под каким-то постоянным углом к нему в зависимости от задач эксперимента. Для этого сообщается вращение станции с угловой скоростью, равной ее орбитальному вращению, вокруг заранее выбранной оси, располагаемой перпендикулярно плоскости орбиты. Расчет этой скорости и ее коррекцию ведет наша бортовая ЭВМ, так как мы летаем все же не по круговой, а по эллиптической орбите, и скорость наша меняется. Машина рассчитывает ее в каждый момент времени и с помощью двигателей поддерживает. И тебе не надо думать об ориентации, а занимаешься одним — регистрацией интересующего тебя объекта. Этот режим очень удобен, когда изучаем атмосферу по звездам, заходящим или восходящим из-за горизонта, или фотографируем сумеречный горизонт перед восходом и заходом солнца, а также структуру ночных эмиссионных слоев на высотах 100 км и 300 км или зодиакальный свет, полярные сияния. Выполнили несколько сеансов. Впечатление от работы очень хорошее. Все очень гибко. Зная конечную цель эксперимента, характеристики прибора, возможности системы управления станции и требования по ориентации, мы сами определяли, когда его начинать и заканчивать, что лучше снимать.

А то бывало раньше: по одному источнику закончил работу, а переход на другой — строго по времени, указанному в радиограмме, вот и сидишь, теряешь драгоценное время, топливо, ресурс аппаратуры.

А тут сам себе хозяин и отвечаем за все. Сделали значительно больше, чем раньше, 7 звезд записали, да еще с помощью ПСН отсняли зодиакальный свет.

Смотрел океан в солнечном блике. Видна объемность структур на его поверхности: рябь, вихри, волны, контрастные полосы на воде, отражающие рельеф дна, заметны их спады и подъемы. Это хорошо оттеняется светом за счет разных оптических характеристик структур и углов их наклона. А теперь спать.

Сегодня у иллюминатора, когда долго смотрел на океан, заснул, и меня, спящего, утащило потоком воздуха к вентилятору у люка переходного отсека. Хорошо, что на вентиляторах сетки, а то бы по носу заработал.

День экспериментов. Провели юстировку аппаратуры на 20-м иллюминаторе в рабочем отсеке и 16-м иллюминаторе в переходном отсеке по звездам с помощью астроориентатора АО-1 и секстанта С-2 для определения рассогласования их осей, чтобы понять деформацию станции. Данные вполне приличные — единицы минут.

Заметил — при проведении визуальных наблюдений тяжело уловить момент прохождения траверза — кратчайшего расстояния до какого-либо наземного объекта. Проверял это неоднократно по характерным ориентирам, островам, выступам береговой черты, сравнивая их координаты на карте с данными на этот момент навигационной системы «Дельта». Ошибка составляет примерно 100 км. Наблюдал Новую Зеландию. Эта страна — два острова разделенных проливом. Северный имеет в центре озеро, на берегу которого два заснеженных вулкана. Южный отличается изрезанностью берега в районе пролива и выступом суши, вокруг которого красивые светлые разводы воды.

День отдыха. Попросили сегодня, чтобы нам разрешили построить орбитальную ориентацию и записать на видеомагнитофон поверхность Земли на первом суточном витке (виток, проходящий через точку старта), а по входу в тень отснять прибором ПСН сумеречный и ночной горизонт. Нам разрешили. Выполнили эту работу и получили удовольствие. Лучшего отдыха не придумаешь.

В тени работал с ПСН. При фотографировании очень устали руки, даже во время физкультуры так не уставали. А дело все в том, что французский прибор имеет большие люфты в кардане, недаром Жан-Лу Кретьен, когда прилетел, сказал, что нам надо было выбросить этот прибор, а не возиться с ним. Поэтому при съемке, чтобы исключить дрожание во время длительных экспозиций до 3–5 минут, надо было прижимать его к иллюминатору. А так как часто нужной ориентации не было, то менялись утлы съемки и для каждого угла съемки приходилось подкладывать книги под прибор, и все это в темноте, в напряжении и довольно долго — 35–40 минут. Вечером была встреча с семьями. На следующий сеанс связи в Останкино пришла сборная команда страны по акробатике перед отъездом на чемпионат мира в Англию. Этой чести я удостоился потому, что являюсь председателем их федерации. Они очень тепло и прекрасно обратились к нам и сказали, что свои победы на чемпионате они также посвящают и нам. После этого показали несколько парных и групповых выступлений, которые мы наблюдали по телевидению. Молодцы.

Эта встреча была очень приятной. В следующем сеансе опять была встреча с Люсей и Виталиком. Вместе с ними приехал Борис Матвеевич Зубарев — первый заместитель министра геологии СССР и обрадовал своей оценкой нашей работы по их задачам. В общем, было все хорошо, а Виталька рассмешил нас своим вопросом: «Пап, а как звезды у вас выглядят?» Я говорю, да почти так же, как и на Земле, только ярче и их больше. «Да, но небо под вами, а как звезды видны сверху, с вашей стороны?» Мы с Толей даже растерялись от такой постановки вопроса и его представления о небе, как о куполе со звездами. Говорю ему: «Виталик, это не планетарий, а звезды для нас намного, намного дальше, чем вы».

Сейчас лежу в ПхО, поперек его, в любимой позе — в распор между II и IV плоскостями пищу дневник и отдыхаю. А Земля, смотрю в иллюминатор напротив, все крутится и крутится. Пролистал предыдущие записи, представив, как если бы кто-то почитал мой дневник. Наверное, он будет удивлен моим откровением о наших сложных, неровных взаимоотношениях в полете. И что это? Мое предубеждение к своему товарищу или я такой человек? Нет, просто это правда, которую мы всегда боимся, не подсластив, не сгладив острых углов, сказать, полагая, что тебя могут неправильно понять или истолковать. То есть человек, а значит, и все мы находимся постоянно под прессом условностей. И, конечно, при этом утрачиваем ценность своего бытия, растворяясь со своими недомолвками в мире тебе подобных оправдывающихся, лживых, трусливых мудрящих мыслей, поступков, взглядов. Пряча, а с годами теряя свое собственное, природой узаконенное, данное раз и никогда право на признание собственного Я. Мы, космонавты, готовимся годами, находясь в связке одного экипажа. Это, конечно, утомляет, но больше утомляет пристальное внимание со стороны тех, кто тебя готовит или окружает. И надо находить в себе силы, что не так просто, откровенно строить отношения между собой, формировать общий взгляд на работу, трудности полета.

Главное в наших с Толей отношениях — естественность, честность и к сильным и слабым сторонам друг друга, при этом мы не забываем о необходимости щадить, оберегать другого, не маскируясь под добрых товарищей, а ими являясь со своими характерами и проблемами.

Мне всегда импонировало в Толе неумение, наверное, от большого нежелания, свои взгляды подгонять под другие. И терпение — ему было нелегко, как и многим другим нашим товарищам, на протяжении многих лет быть вне основной программы подготовки. Я видел его, когда он был хмур, раздражен, но никогда не ныл, не упрашивал начальство, а готовился и ждал. Толя — очень аккуратный человек, на него приятно смотреть, как он причесывается, собирает свои вещи, готовится к занятиям сосредоточенно, серьезно. В наших отношениях сколько ему, наверное, пришлось претерпеть от меня, сдерживая свое самолюбие, но он не разменял его на усладу перешагнуть порог уважения к своему товарищу.