Против черного барона

— Ну ты, красная сволочь! Долго будешь прохлаждаться? — процедил офицер с худым дергающимся лицом. — Это тебе не на комиссарской перине отлеживаться.

На мгновение Яша вспомнил комиссара Ваню Савина, его «перину» — пиджачок из байки, на котором он спал…

— Вставай, гадина! — заорал другой офицер. Опираясь на раздавленные сапогами пальцы, Яков оторвал от земли локти. Подтянул ноги. Встал на колени. Шатаясь, выпрямился, голый, окровавленный.

Кругом — искаженные ненавистью лица.

— Ну, соколик, — сказал офицер с худым лицом, поигрывая обнаженной шашкой. — Молись своему Ленину, говори последнее слово: сейчас из тебя капусту будем делать…

В сознании Яши, словно вспышка, мелькнуло лицо Ильича. Как будто вновь услышал его слова: «Биться надо до конца…»

Смотря в упор в наглые, остекленевшие глаза офицера, Гуляев спросил:

— А дадите досказать, ваше благородие? Не зарубите раньше?

— Сказывай! Минута туда, минута сюда — значения не имеет. Все равно полетишь на тот свет!

Со всех сторон донеслись злобные выкрики:

— Говори!

— Не мямли! Мычи скорей, скотина!

— Так вот, господа офицеры! — сказал Гуляев. — Дали вам под зад в семнадцатом году в Петрограде. Всыпали с Колчаком. Стукнули по зубам с Юденичем. С Деникиным намяли холку. Мало?

Вокруг послышалось звериное рычание. Беляки выхватили револьверы, выдернули из ножен шашки.

— Тихо, господа! — гаркнул кто-то. — Сейчас мы его нашинкуем…

— Ваши благородия, и с Врангелем вам будет каюк, могила! — крикнул Гуляев. Ударив стоявшего напротив офицера с худым лицом, он рванулся к самолету. Раздались выстрелы. Споткнувшись, Яков упал…

В этот момент, сигналя, подкатил автомобиль. Сидевший в кабине толстый генерал рявкнул:

— Прекратите! Идиоты! Этого пленного будет допрашивать сам главнокомандующий!

Неуклюже генерал вывалился из машины, подошел к Гуляеву. Их окружили запыхавшиеся врангелевцы.

— Господа офицеры! Немедленно разойтись! — приказал генерал. Те неохотно отступили, как собаки, у которых отняли кость. Адъютант и шофер ремнем скрутили летчику руки и бросили его в автомашину…

Пред очи самого барона Гуляев почему-то не попал. То ли о нем забыли, то ли Врангелю было не до этого. Летчика истязали. На допросах он ничего не сказал. Когда началось наше наступление в Северной Таврии, его посадили в арестантский вагон и повезли в Симферополь.

В дороге Яков думал только об одном: бежать! Но как? Двери вагона закрыты на замки. На тормозной площадке — белогвардейцы: три солдата и офицер…

Внимание Гуляева привлекли люки под крышей вагона, захлопнутые железными заслонками. Один из них оказался закрытым неплотно. Чуть нажми — заслонка отскочит. «Я маленький — вылезу», — с надеждой думал Яша, глядя на узкий проем. О побеге во время остановки поезда нечего было и думать: вокруг вагона ходили охранники.

Наступила ночь. Вторые сутки не открывались двери вагона. Двое красноармейцев, не приходя в сознание, умерли.

Пленные помогли Гуляеву. Поднявшись по их спинам к люку, Яша изо всех сил толкнул заслонку, в лицо ударил упругий поток холодного свежего воздуха. Громче застучали колеса. Протяжно прогудел паровоз. Поезд подходил к какой-то станции.

Яша просунул ноги в люк. Свесился вдоль стенки вагона. Увидел, как мелькают под колесами шпалы. И долгожданная минута наступила: поезд замедлил ход.

— Прощайте, товарищи! — Он отпустил руки и провалился вниз. Когда Гуляев пришел в себя, перестука колес уже не было слышно. Он еле-еле поднялся с земли и заковылял к ближайшей деревне. Выбрав самую неказистую мазанку, легонько постучал в окно. За стеклом показалось бледное лицо немолодой женщины. Увидев окровавленного человека с бородой, она вскрикнула и исчезла.

Через некоторое время дверь заскрипела и открылась. Яша, шатаясь, подошел поближе. Перед ним стояла пожилая украинка.

— Боже, ратуйте! — тихо охнула она.

Обессиленный от голода и пыток, Яков рухнул на ступеньки крыльца.

Оказалось, что Гуляев выпрыгнул из вагона около станции Джанкой. Через три дня, еще как следует не окрепнув, он надел рваную крестьянскую одежду и направился в сторону Перекопа. Шел не спеша, чтобы своими глазами увидеть все, что готовил Врангель к приходу Красной Армии. Заросший бородой, в старой шапке и рваной свитке, он не вызывал подозрений. Высматривал позиции артиллерийских батарей, оборонительные рубежи, прикидывал численность частей. И все запоминал.

Лишь через девять дней Гуляев перешел линию фронта. Голодный, измученный, он не мог сдержать слез, когда его снова назвали товарищем…

Яков Яковлевич Гуляев явился к своим за несколько дней до штурма Перекопа. Добытые им разведывательные данные вскоре очень пригодились. За дерзкий побег из врангелевского плена и за мужество, проявленное в прежних воздушных боях, командующий Южным фронтом М. В. Фрунзе представил летчика к ордену Красного Знамени.

Несколько дней подряд лил холодный дождь. По земле бежали мутные потоки воды. Казалось, они хотели смыть с земли всю кровь, обильно пролитую в тяжелых боях.

Но в конце октября ударил мороз. Земля затвердела, как камень. Летать стало трудно без теплого обмундирования. И когда поднимались в воздух, жутко мерзли в открытых кабинах. Дрогли и мотористы, работая на пронизывающем ледяном ветру. Еще труднее было красноармейцам, сидевшим в окопах на плацдарме.

В эти дни я выполнял задания командующего авиацией Южного фронта Василия Юльевича Юнгмейстера. Невольно думал о том, что война идет седьмой год подряд…

С кем не пришлось драться — с немцами, французами, англичанами, американцами, японцами. Но уже начались мирные переговоры с Польшей. Близится и последний бой с беляками. Лютым он будет. Крепко уцепился черный барон за мерзлую таврийскую землю. Полагая, что Красная Армия обессилена, он рассчитывал отсидеться за неприступными перекопскими и чонгарскими укреплениями.

Но дни Врангеля были уже сочтены. По указанию Владимира Ильича Ленина к Бериславу спешила лучшая армия Республики — 1-я Конная Буденного. Гул стоял на дорогах от топота копыт, стука колес тачанок и громыхания орудий. Я видел, как шли на рысях эскадроны под развернутыми красными знаменами. Отважны были лица конников. Взлетала и неслась над степью боевая, зовущая на подвиги песня:

Еще 16 октября, получив сообщение о разгроме врангелевцев на Правобережье и под Каховкой, Владимир Ильич Ленин телеграфировал Фрунзе:

«Помните, что надо во что бы то ни стало на плечах противника войти в Крым».

М. В. Фрунзе сразу отдал приказ войскам Южного фронта: «Во что бы то ни стало не допустить отхода противника в Крым и согласованным концентрическим наступлением всех армий уничтожить его главные силы… на плечах бегущих овладеть перешейками».

Фрунзе решил разгромить основные силы Врангеля уже здесь, в Северной Таврии, чтобы тому нечем было защищать Крым. Концентрическое наступление означало сдавливание противника по всему полукружию линии фронта к центру, под удары тысяч клинков 1-й Конной.

Его должны были начать 13-я армия — на востоке, недавно созданная 4-я армия — из Александровска. Им предстояло сковать белых боями и задержать их отход. А главный удар наносила с каховского плацдарма 1-я Конная, которой ставилась задача отрезать врангелевцев от перешейков и уничтожить. Ее поддерживали: 6-я армия — с запада и 2-я Конная — с севера. Так выглядел план разгрома основных сил противника…

Учитывая важность боевой задачи, поставленной перед 1-й Конной, Владимир Ильич Ленин счел необходимым послать ее командованию следующую телеграмму:

«Врангель явно оттягивает свои части. Возможно, что он уже сейчас пытается укрыться в Крыму. Упустить его было бы величайшим преступлением. Успех предстоящего удара в значительной степени зависит от 1 Конной».