Против черного барона

Заметив над Армянским базаром привязной аэростат, разведчики открыли по нему огонь из пулеметов. Беляки вынуждены были спуститься на землю. Наблюдатели и прислуга разбежались. Добров выбросил за борт последнюю пачку листовок.

Наконец, после трех с лишним часов пребывания в воздухе, «эльфауге» возвратился на аэродром. Выбравшись из кабины, Киш сразу же начал торопить моториста поскорее заделать пробоины в плоскостях и фюзеляже. Их насчитали двенадцать. Несмотря на усталость, летчик решил сделать еще один полет, на этот раз с Георгием Халилецким. Теперь он намеревался разбомбить цели, которые только что высмотрел.

Мы с Добровым поспешили в фотолабораторию. Надо было быстро проявить пленку, отпечатать снимки, смонтировать фотопланшет, составить обстоятельное разведдонесение.

В этот день наши летчики привезли немало интересных сведений о противнике. Возвратившись из второго полета, Рыков доложил: «На дороге Перекоп — Армянский базар усиленное движение. Перед Турецким валом заметил большое скопление пехоты — до тысячи человек. Сбросил туда бомбы».

Доклад Захарова:

«Замечены две батареи южнее вала против Перекопа. За валом — скопление пехоты, до восьмисот человек. Сброшены две десятифунтовые бомбы. В Армянском базаре — обоз до пятисот повозок, пехота и конница».

Киш и Халилецкий тоже успешно выполнили задание. Несмотря на дымку, они метко сбросили на Турецкий вал пять пудовых бомб.

Донесений было много. Телеграфист еле успевал передавать их в штаб 6-й армии. А оттуда они шли дальше, к командующему Южным фронтом.

На следующее утро Петр Добров явился в штаб дивизии, где находился Фрунзе. Ему велели подождать командующего, который с несколькими крестьянами ушел на берег Сиваша. А чтобы время не пропадало зря, летнабу предложили составить легенду к фотопланшету, то есть описать сфотографированные цели и сделать свои выводы.

Петр сел за небольшой столик у окна, достал карту, аккуратно подклеенную ленту фотоснимков, разведдонесение и углубился в работу. Увлекшись, он не заметил, как к нему подошел коренастый человек в простой гимнастерке.

— Здравствуйте, товарищ летчик! — сказал он. — Это вы летали над Турецким валом?

— Здравствуйте, — ответил Добров, с неохотой отрываясь от дела. — Над перешейком сейцас каждый день летают. И не я один.

Летнаба не удивил этот вопрос. С ним говорили уже многие штабные работники. Он с нетерпением ждал, когда его вызовет Михаил Васильевич Фрунзе.

— Это верно, — согласился незнакомец. — Но я имею в виду самолет-разведчик, который был над перешейком первого ноября, примерно в одиннадцать утра…

— Тогда мы, красвоенлет Киш и я.

— Поздравляю, товарищ Добров, со смелым полетом, — сказал собеседник, присаживаясь рядом на табуретку. — Мне говорили, ваш самолет сильно обстреливала Даже с земли страшно было смотреть. Вам-то не боязно было?

Доброва как-то сразу расположил незнакомец с серыми проницательными глазами. И он искренне ответил:

— Может, и забоялся, если бы за пассажира летел. А если занят работой, о страхе думать некогда.

И, помолчав, добавил:

— Одно только беспокоило, а вдруг из-за тумана снимки не получатся. Ведь нам сказали: аэрофотосъемка производится по приказу товарища Фрунзе. Значит, задание очень важное. И если нужно, не беда, что один экипаж погибнет. Зато он тысячи бойцов спасет. Тех, которым Перекоп надо штурмовать…

— Выходит, раз нужно, то и жизни не жалко? — с улыбкой спросил собеседник.

— Нет, почему, каждому жить хочется, — возразил Петр. — Но ведь я уже сказал: когда в бой идешь, об этом не думаешь…

Незнакомец немного подумал о чем-то и попросил Доброва подробнее рассказать обо всем, что он видел с воздуха. Приняв его за ответственного работника штаба, Петр не торопясь выложил все свои наблюдения. Нередко он прибегал к фотопланшету и карте.

— Значит, вы уверены в том, что Перекоп — Сиваш — Чонгар составляют единую цепь укреплений?

— Думаю, что так.

— Ну а где наиболее слабые места?

— На побережье Сиваша, — ответил Добров. — И неспроста: через него не переберешься. Даже с самолета можно определить, что там вязкая топь.

— Весь берег такой? — Летнабу показалось, что этому вопросу его собеседник придает особое значение.

Добров вспомнил, как в полете обратил внимание на сапожок Литовского полуострова. Ему подумалось тогда, что это единственное место, где можно посадить самолет.

Когда летнаб высказал свои соображения, незнакомец довольно улыбнулся и заключил:

— Правильно говорите, товарищ Добров. То же самое утверждают и здешние крестьяне.

Он энергично встал, внимательно посмотрел на Петра лучистыми глазами и добавил:

— Спасибо, товарищ Добров! Смелый полет совершили. И главное, очень полезный. Ваши снимки мы размножим и раздадим всем командирам наступающих частей.

Собеседник ушел, а Добров все еще думал о нем: «Какой умный и душевный человек. Как он быстро разобрался в фотопланшете…» В этот момент к нему подошел другой штабной работник и попросил:

— Пожалуйста, побыстрее заканчивайте легенду. Товарищу Фрунзе очень понравился ваш доклад о разведке.

Накануне штурма Михаил Васильевич Фрунзе объехал всю линию фронта, встретился с Блюхером под Перекопом, с Лазаревичем под Чонгаром, с Буденным и Ворошиловым, побывал у командиров почти всех дивизий. Нет, он был не из тех полководцев, которые узнают обстановку из вторых или третьих рук. Фрунзе своими глазами увидел и Турецкий вал, и прикрученные проволокой подошвы красноармейских ботинок. Сидел в окопах и разговаривал с бойцами. Беседовал с жителями присивашских деревень и советовался по телеграфу с Владимиром Ильичем Лениным. Детально сообщал ему обо всем происходящем.

Вот одно из телеграфных донесений командующего Южным фронтом Председателю Совнаркома:

«Части войск, особенно 30, 51, 52 и 15-й дивизий, находятся все время под открытым небом без возможности укрыться и при крайне недостаточном обмундировании. Особенно плохо с обувью, которая за дни быстрых маршей страшно истрепалась. Несмотря на все это, настроение частей бодрое и уверенное».

Меня, участника тех давних событий, всегда волнуют ленинские документы 1920 года. Они показывают прямое и самое активное влияние Владимира Ильича на весь ход боев по разгрому Врангеля. Дальновидность Ленина, к которой мы уже как-то привыкли, все-таки каждый раз поражает. Например, еще 16 октября, когда Председатель Совнаркома торопил с переброской 1-й Конной армии к Бериславу, а все войска Южного фронта только начали готовиться к решительному вторжению в Северную Таврию, на имя Фрунзе из Москвы пришла телеграмма. Заканчивалась она так:

«…проверьте — изучены ли все переходы вброд для взятия Крыма. Ленин».

Это лаконичное указание Ильича было очень своевременным и важным. Оно давало совершенно другой поворот быстро назревавшим событиям.

Невольно представляю Михаила Васильевича Фрунзе за чтением этой телеграммы. Для него, человека с ясным умом полководца, слова Ленина явились отправным пунктом для разработки смелого стратегического плана.

Вероятно, Фрунзе сделал такие выводы: Врангелю нельзя дать передышку. Удар в Таврии должен немедленно перерасти во взятие Крыма. Ильич прав, напоминая об изучении бродов. Ибо так или иначе Врангель будет упорно защищать заранее подготовленные к обороне Перекоп, Чонгар, Арабатскую стрелку. Англо-французско-белогвардейский флот сильнее нашего. Значит, о высадке крупного десанта думать нечего. Следовательно, где бы мы ни начали наступление — на Чонгаре или Перекопе, — нам остается одно: форсировать Гнилое море, зайти в тыл укреплений противника. Это единственный путь в Крым…

Как коммунист, поставленный революцией во главе Южного фронта, Фрунзе был всегда связан с Лениным и сердцем и мыслями. Владимир Ильич требует: «Во что бы то ни стало в кратчайший срок раздавить Врангеля, так как только от этого зависит наша возможность взяться за работу мирного строительства». И Фрунзе отдает приказ: «…по Крымским перешейкам немедленно ворваться в Крым и энергичным наступлением на юг овладеть всем полуостровом, уничтожив последнее убежище контрреволюции».