Its So Easy And Other Lies (ЛП)

Разбитые мечты, растраченные дни

Пускай останутся навеки позади.

Зачем мечта так быстро испарилась?

Зачем ищу спасенья в прошлом я?

Плюю на пол.

Наполняю стакан водкой.

Пара строк.

Господи, как жжет.

Вот дерьмо, никакой встречи группой.

Никакого понимания.

Никаких перемен.

Плюю.

Выпиваю.

Затягиваю дорожку.

Глава 33

Трак и Эрл продолжали внимательно следить за мной. Поэтому в Сан-Франциско перед шоу в Окленде 24 сентября 1992 года я решил вызвать проститутку в свой номер роскошного отеля, в котором остановилась группа. В этом не было ничего плохого до тех пор, пока менеджмент, а также Трак и Эрл, были в курсе. Если что, проститутка сдерживала бы меня ночью, отвлекая от наркоторговцев.

Готов поспорить, они бы подумали именно так.

В тот вечер в городе был мой друг из Лос-Анджелеса Билли Нэсти, и я собирался развлечься. Мне было известно, что у любой проститутки есть связь с торговцем кокаином, вероятно, ее же сутенером. Я нашел номер эскорт-услуг и позвонил.

Когда женщина вошла и окинула взглядом меня и моего друга, было видно, как она пытается сосчитать, сколько будет стоить «парное катание», или как там это называется. Когда я объяснил ей, что мне нужны только наркотики, но я все равно оплачу ее услуги за целую ночь, то попал в точку. Её сутенер и вправду оказался торговцем кокаином и таблетками. Бинго!

В последний день гастролей с Металликой, 6 октября 1992 года, мы выступали на родине, по крайней мере, для меня – на стадионе Кингдом в Сиэтле. В то время мой брат Брюс как раз жил в Сиэтле. Он позвонил мне в отель в день шоу.

«Как ты смотришь на то, чтобы сыграть завтра партию в гольф – только братья МакКаган?»

«Вообще-то, я не особо умею играть», - ответил я, - «но потусуюсь с вами, ребята, проветрюсь и выпью пива».

«Окей», - сказал Брюс. «Я за тобой заеду».

В тот вечер Эксл появился вовремя. Он сделал это из уважения – знал, что выступление было для меня важным. На следующий день Брюс забрал меня из отеля, как и планировали.

«Мы заедем к маме и заберем Джона», сказал он, и я запрыгнул в машину. В этом был смысл. Я знал, что позже мы все поедем туда на ужин, а значит, мой брат Джон, наверное, помогал все подготовить.

Когда мы приехали, Брюс настоял, чтобы я зашел с ним вместе. Зайдя в дом, я обнаружил всю семью в сборе: всех семерых своих братьев и сестер, включая Мэтта, который жил в Лос-Анджелесе.

Вау, я подумал было, что они организовали для меня долбанную вечеринку-сюрприз.

Но никто не смотрел мне в глаза. А потом поднялась одна из собравшихся, которую я не припоминал. Все остальные сели. Она представилась Мэри. Оказалось, что она врач.

«Я из реабилитационного центра», - продолжала она. «Там на улице машина, которая отвезет тебя в учреждение, где тебе помогут бросить пить». Бла, бла, бла.

Это же, черт побери, вмешательство в личную жизнь!

«Извини, Мэри», - сказал я. «Но тебя это не касается».

По телу прокатилась волна ярости. Конечно, у меня была проблема с алкоголем, но так ее было не решить.

Это полный бред!

«Я всех вас люблю», - сказал я, - «но это не ваше дело. Нельзя выкидывать со мной такие штуки».

У группы был небольшой зазор времени перед поездкой в Венесуэлу на гастроли в Южной Америке, но я бы никогда не бросил своих ребят посреди тура, даже если и выдались бы несколько свободных недель. Этого не должно было произойти.

Мой брат Мэтт - который, как позже выяснилось, сразу не был согласен с всеобщей идеей - взял слово.

«Это не лучший способ решить проблему», - начал он, обращаясь больше к остальным присутствующим в комнате, чем ко мне. «Вы не знаете, с чем ему приходится иметь дело».

Я начал незаметно пробираться к выходу. Джон стоял возле входной двери, предвидя мою попытку слинять. Он перегородил мне дорогу. Я дал ему понять, что если он не уберется, церемониться не буду. Он стоял на своем.

«Чувак, мать твою, не делай этого», - сказал я.

Оттолкнув Джона, я выбежал из дома. Мэтт ушел за мной. Он подогнал свой автомобиль из проката, и мы помчались к отелю Four Seasons, в котором остановилась группа. Оттуда мы поехали в Международный аэропорт Сиэтла-Такомы и улетели в Лос-Анджелес.

Глава 34

Ещё из ЛА я обзвонил всю семью и каждому говорил приблизительно одно и то же.

“Слушайте, я вечно в дороге, и вы не можете знать наверняка, что я там делаю. Я сяду и поговорю с вами, но не на таких условиях»

Я уверял их, что собираюсь стать лучше.

Мы начали южноамериканскую часть тура в Венесуэлле опен-эйром 25-го ноября в Каракасе. На следующий день группа улетела в Колумбию на MGM 727. Грузовые самолёты с оборудованием и персоналом последовали за нами по завершении демонтажа.

Когда мы приехали в Боготу, Guns N’ Roses были главной темой всех местных газет. Когда мы попросили перевести заголовки, кто-то для нас перевёл: четырнадцатилетняя колумбийская девочка совершила самоубийство после того, как отец запретил ей посетить предстоящий концерт.

Боже. Ещё один человек, чью жизнь мы затронули… умер.

Той же ночью, ещё новости: в Венесуэлле начался переворот. Воздушному пилоту по имени Льюис Рейс Рейс и сообщникам удалось установить контроль над авиабазами страны 27-го ноября. Наши грузовые самолёты были вынуждены приземлиться. МакБоб и остальной персонал застряли.

Следующим утром недалеко от нашей гостиницы в Боготе взорвалась бомба.

Колумбийский наркобарон Пабло Эскобар сообщил прессе, что мы его друзья, и он отоваривал нас кучей героина. К тому времени он уже скрывался от американского преследования (мы его вообще не видели), и, я думаю, просто морочил правительство штатов, используя нас, чтобы поржать. Меня к тому времени уже достали политические вопросы, сыплющиеся на нас на пресс-конференциях – только то, что мы продали пару дисков, вовсе не означало, что людям вдруг должно быть интересно, что же я думаю о Билле Клинтоне или Борисе Ельцине. Теперь мы ненамеренно стали пешками в большой международной игре.

Отлично.

Как-то на следующий день я решил выйти из номера. Снаружи стоял солдат с автоматом. Он жестом указал мне зайти обратно. Я – мы, точнее, - были под домашним арестом.

Ой, бля.

Я не знал, что делать. Я томился взаперти весь день.

Что мы теперь будем делать?

По крайней мере, тут было бухло.

В тот же день вечером кто-то постучался в дверь. Я открыл. В коридоре было темно. Солдат исчез – вместо него был парень в костюме, тоже с автоматом.

- Yayo? – спросил он. Я знал, что это слэнговое название коки в Южной Америке. - Yayo?

Я захлопнул дверь и закрылся.

Хуйня.

Меня подставили

Я знал это.

Я поднял гостиничный телефон. Кого я знал, кто мог бы помочь? Кто мог кому надо позвонить? Я не хотел пугать маму. Потом меня осенило: папа.

Он был пожарником. У него должны быть знакомые в мэрии в Сиэтле.

Я набрал отца. Звонок прошел.

- Пап, я не знаю, куда ещё позвонить, - сказал я, - всё пошло совсем не так. Я в гостиничном номере в Боготе с вооружённым охранником на выходе. Я не знаю, собираются ли они нас выпускать. Не знаю, позволят ли они нам выступать – если наши самолеты вообще сюда доберутся. И я не знаю, что случится, если мы не выступим на этом концерте. Я серьёзно переживаю. Ты можешь куда-нибудь позвонить?

Не имею понятия, что папа сделал, но вскоре показался американский посол. Атмосфера разрядилась. Вооружённая охрана исчезла.

В итоге наши самолёты пропустили в Каракас, после того как бунт в Венесуэлле подавили. Прибыли работники и начали лихорадочно готовиться к задержанному концерту в Боготе. Потом, после сильнейшего ливня, скопившаяся на крыше вода разрушила сцену. Команде пришлось строить всё заново из того, что осталось.

День перенесённого концерта настал. Дождь лил и лил, и продолжал лить на протяжении концерта. Потом, когда Эксл сыграл вступительные аккорды “November Rain,” из-за туч пробилось солнце. Все зрители обнялись. После этой песни дождь опять пошёл. Начал формироваться новый этап тура.