Записки графа Рожера Дама (ЛП)

Отдав мне такой приказ, он удалился и предоставил мне сделать свои распоряжения. Я уговорился с капитаном греком, что буду готов к 10 час. вечера. Я велел своим стрелкам и матросам сесть на корабль и доверил свой план только двум штурманам; оба они были англичане и весьма интеллигентны; они предвидели несчастный исход предприятия и расстались со мной, сильно опечаленные; весь день я надеялся получить отмену приказания, но так как она не приходила, то я, хоть и считал поступок крайне нелепым, поднял паруса с решением сделать всё возможное, чтобы иметь успех. Когда мы проехали половину расстояния, я велел опустить косые паруса, и мы, соблюдая глубочайшую тишину, принялись за весла. Около 2-х час. пополуночи мы подошли очень близко к земле; греческая шлюпка находилась впереди моей, и, борт о борт, едва касаясь веслами воды, мы настолько приблизились к стенам и увидели добычу так близко, что надежда на успех начала возрождаться во мне. Но увы! мне не было суждено сохранить ее надолго; турки отлично видели наше приближение, но, желая обеспечить себе верный успех, они выжидали, и как только рассудили, что мы находимся на достаточно близком расстоянии, чтобы нас уничтожить, открыли огонь по всем батареям ядрами, картечью и ружейными выстрелами. Я не сумею описать тот град, который на нас посыпался. Я думал, что нельзя отступать и что следовало волей-неволей достигнуть цели, но греческая шлюпка показала мне, что было еще иное решение; они (греки) все вдруг закричали по-итальянски: «Scappiamo via, non c'e die fare» [17] и, гребя изо всех сил, пустились в бегство; другая шлюпка, на которой меня не было, последовала примеру первой; мне оставалось только поступить так же, подвергаясь обстреливанию лишь немного дольше других; я удалялся, преследуемый этим ужасным шумом, причём немногие ядра попадали в суда, остальные же перелетали через них; казалось, что они должны были нас уничтожить. Я сошел на берег в Кинбурне сильно смущенный тем, что не мог принести апельсинов генералу Суворову, однако нужно же было рапортовать ему. Каково же было мое удивление, когда он мне сказал, что сам не считал дело возможным, но что он любил отдавать подобные приказания, чтобы развивать под пушечными ядрами воинский дух в солдатах. 13-го мая 1788 г. я в первый раз в жизни побывал под пулями [18]. Он сделал мне предписание крейсеровать каждую ночь у носа, чтобы постараться добыть какие-нибудь сведения из Константинополя, но отправление этой утомительной обязанности не доставило мне никакой славы, так как мне некого было атаковать.

Однажды, впрочем, очень маленькая шлюпка вышла из Очакова и стала пробираться вдоль берега; она разумно рассуждала, что если ей удастся достигнуть устья до моего выхода из Кинбурна, то она пройдет без всякого риска, и что если я ее опережу, то она в состоянии будет вернуться под очаковские батареи; случайно я выбрал такой момент, чтобы пуститься за нею, она стала колебаться, как поступить, а я на всех парусах и веслах бросился ее преследовать, но ни мои штурмана-англичане, ни я сам, не знали, что у носа косы непреодолимо сильное течение, которое из устья направляется к островку Березани [19], расположенному напротив, вне входа в лиман и занятому турками.

Это несчастное течение увлекло меня, и, несмотря на крики ободрения гребцам и всевозможные усилия, нельзя было остановить судов, ни повернуть их; турки, находившиеся на острове, при виде нашего замешательства бросились толпой в маленькие шлюпки, чтобы взять нас в плен. Генерал Суворов увидел бедствие, постигшее нас, и послал небольшой отряд инфантерии на нос косы; тогда соединенными усилиями нам удалось стать на мель у носа под защитой этой инфантерии. Турки прекратили погоню. Генерал Суворов вышел мне навстречу; он сделал мне легкий выговор за мою неосторожность, но, приписывая ее моему усердию, стал обращаться со мной только еще лучше.

Судно, которое было сильнее моего и которое принц Нассау послал, чтобы защищать мои маленькие экспедиции, следуя его инструкциям, должно было сниматься с якоря и лавировать одновременно со мной, но оно всегда находило уважительную причину для уклонения от своих обязанностей; командовал им некий капитан Саккен и имел за бортом 24-х д. 10 пушек, но он не сделал ни одного выстрела до того момента, о котором я расскажу ниже.

В те дни, когда я обязан был предоставлять отдых моему экипажу, я смотрел на маневры, которые ген. Суворов приказывал производить своим войскам и которые все носили отпечаток его характера и его военного духа. То он штурмом брал свою крепость, то устраивал атаку одних каре на другие, подобные им, которые сходились со штыками наперевес; никогда его обучение не шло известным тактическим путем, и тем любопытнее было для меня это зрелище.

1-го июня, в 6 час. утра 92 турецких парусных судна, разных величин [20] показались на горизонте, в виду Кинбурна; план этого флота состоял, должно быть, в том, чтобы высадиться в Кинбурне или снабдить Очаков съестными припасами. Принц Нассау, стоявший в Глубоком лимане [21], прислал мне, а также и капитану Саккену приказ немедленно примкнуть к нему. Было около 6 час. веч., когда я получил этот приказ; я послал сказать г. Саккену, что ветер позволит мне поднять паруса около полуночи и что, если ему угодно, мы отправимся вместе; он прислал мне ответ, что кое-какие личные дела задержат его до утра, и он просит передать принцу Нассау, что подымет паруса около полудня. Итак, я отправился без него. Этой ночью, под покровительством тьмы, турки приблизили к устью реки свои легкие суда и, собрав там к рассвету несколько кирлянджин (так называются эти суда), вошли на всех парусах, в надежде, к несчастью слишком основательной, застать врасплох плавучую батарею капитана Саккена; этот последний, поняв их намерение, поспешил поднять паруса и повернулся к Глубокому лиману; но более легкие турецкие суда настигли его; плавучей батарее, плохо действовавшей под парусами, было невыгодно открывать огонь, гибельный для нее; тогда храбрый капитан Саккен приказал всем своим лучшим матросам сесть в его шлюпку, под каким-то предлогом послал их на берег, у которого они находились, а сам взорвал судно, повредив немного при этом окружавшие его суда, и своим крайне отважным поступком сумел избежать плена [22]. Если бы он последовал приказу, данному накануне, как и обязан был поступить, с ним бы ничего не случилось. Если бы я, подобно ему, отсрочил исполнение данного мне приказа, я был бы застигнут врасплох, как и он. Случай и размышление часто наводят на мысль, что есть прямой путь, известная военная правильность, от которой никогда не следует отклоняться в течение своей карьеры. Мне кажется, что опыт много раз доказал, что судьба благоприятствует именно тем, кто подчиняется этому принципу.

6-го июня принц Нассау, желая лично увидеть положение, которое принял турецкий флот, выехал со мной из Глубокого лимана в Кинбурн, оставив приказ флотилии пойти вниз по течению до истока Буга (некогда Гипанис); мы переехали лиман и, сев на казацких коней, очень быстро прибыли на Кинбурнскую косу. В это самое время турецкий флот маневрировал, чтобы войти в лиман, и никогда принц Нассау и представить себе не мог, чтобы флот мог сделать подобную ошибку. Между тем прошел фрегат, его стали преследовать три линейных корабля и вся турецкая флотилия. Мы были на носу косы, и при каждом вновь появлявшемся корабле принц Нассау весело восклицал: «Вот еще мое судно!» и обсуждал его участь с такой проницательностью и хладнокровием, которые ему делают честь; все суда, вошедшие в лиман, стали левым бортом к Очакову, образовав боевую линию носами к устью Буга.

Немедленно генерал Суворов и принц Нассау условились соорудить в ту же ночь сильную батарею на носу косы, и мы направились к нашей флотилии, которую застали уже достигшей Буга и выстроившейся вряд, согласно полученному приказу, правым бортом к реке.