Владислав Листьев: Послесловие

АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. У нас на шести страницах располагались сотни вариантом названия. Обратилились к зрителям. Потом Эдуард Сагалаев остановился на "Взгляде" Мне это не очень нравилось, но так и осталось. Если бы назвали «Третий глаз», так бы и пошло, «Ку-ка-ре-ку» сошло бы и это. Я тогда лишний раз убедился, что название не имеет никакого значения.

ЛИДИЯ ЧЕРЕМУШКИНА. Из всех ребят Дима Захаров был самый интеллектуальный, а Любимов самый толковый. Он больше других пытался работать профессионально, имел какое-то представление об идеальном телевизионном журналисте. Он сам лез во все. Влад тоже пытался, но он не был такой работоспособный. Ветра у него в голове было больше. Вообще именно на примере Влада я сделала вывод, что совершенно не разбираюсь в людях и не могу оценить их потенциал.

СЕРГЕЙ ЛОМАКИН. Между прочим, именно Владу предназначалась роль плейбоя. Дима Захаров — умник, Любимов — западник, а Влад — любимец женщин, спортсмен. Он выходил в роскошном белом костюме — единственном своем костюме, в галстуке. Но потом независимо от нас произошла какая-то метаморфоза. Только Дима Захаров сохранил свое амплуа, Саша и Влад поменяли. Плейбоем скорее стал Любимов. А Влад... Он был очень восприимчив, я бы даже сказал, управляем и на уготованную ему роль легко согласился: «Хорошо, раз надо, буду плейбоем». И честно пытался в этом качестве работать. Интерес зрителей между тем распределился определенным образом. Сашу заваливали письмами девочки. Владу писали женщины постарше и не в таком количестве. К Диме Захарову адресовались, что называется, «серьезные люди».

АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. Потом возникла такая проблема: ребят взяли на работу, а меня нет. По одной из версий, лично Кравченко был против того, чтобы я работал в молодежной редакции. После одного из первых эфиров на вопрос зрителя: «Какие напитки вы любите?» — я ответил, что мне кока-кола нравится. Это для них было чем-то вроде прокола шпиона - кока-колу ведь не продавали в то время. Для многих я стал таким побочным продуктом западной цивилизации, что сильно настораживало. И я еще долго продолжал работать на радио. А в феврале 1988-го «Взгляд» в первый раз закрыли, и я подумал, что ситуация логически разрешилась: мы достаточно нагадили, все замечательно, я всем этим доволен. Работал в двух местах одновременно. В какой-то момент решил, что раз меня не взяли, то, значит, и не возьмут. Сказал всем: «Пока». Дима и Влад тогда на меня обиделись, считали, что я их бросил. И я убрался восвояси на Иновещание. На телевидение формально пришел только в 1988 году, после того как мы сделали телемост с американскими школьниками. Должен сказать, что Влад потратил очень много сил, чтобы уговорить меня вернуться.

АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. Первое время лидерами были не ведущие, а авторы программы и режиссер: Прошутинская, Малкин, Шипилов, Ползиков, Ломакин. А ребята являлись скорее исполнителями. Потом ушли Кира с Толей, и начался процесс, когда основными лицами стали ребята. Честно говоря, никто из нас не ожидал такого молниеносного взлета их популярности. Хотя, должен сказать, когда вышло несколько первых «Взглядов», передачу разнесли в пух и прах. Причем не без оснований. Это сделали вполне уважаемые люди. В основном критиковали ребят. Они, конечно, вызывали страшное раздражение. На телевидении привыкли к четкости, ясности, а тут появляются эти типы, которые перебивают друг друга в кадре, чего раньше вообще не могло быть по определению: «Извини меня, Димуля, я тебя перебью, «Прости, Влад, но ты, кажется, не совсем прав и все прочее. Это вызывало дикое возмущение. К тому же подыгрывали наши конкуренты из отдела информации. Ну представьте: Молчанов — элегантный, лощеный, а тут эти обормоты с Политковским, с какими-то странными сюжетами, музыкой.

АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. У меня первое ощущение от так называемой популярности было ужасным. Я посещал один приличный бар в гостинице «Космос», где во время сухого закона всегда можно было выпить. Это было единственно достойное место, куда я приглашал девушек. Я знал бармена, дорожил этим заведением. И зашел как-то туда после второго или третьего эфира «Взгляда». Сижу, жду признаков славы. А их нет и нет. Никто на меня не бросается, не улыбается загадочно. Сидим, разговариваем с барменом и его ребятами. Заходит разговор о телевидении, о том, что вышла новая молодежная передача. Ребята говорят, как им все понравилось, какие интересные ведущие, особенно этот, в очках, с усами. Как фамилия? Листьев? Ага, и этот хороший, Захаров? Запомним. Еще там какой-то молодой был, все музыку объявлял. Тут я совершенно обалдел! Вы чего, парни?! Это же я! Какой ужас! Но не кричать же им, что это я «музыку объявлял»! Вдруг они сказали бы: «Знаешь, парень, ты сюда больше не ходи...» Разные могли быть реакции...

А у Влада все было по-другому. Его сразу стали узнавать. Ему это безумно нравилось. Ну так это же любому человеку нравится. В известности раздражает только бытовая сторона, когда пьяные рожи суются, выпить зовут. Меня правильному отношению к этому научил Макаревич: отдаться и не тратить жизненные силы на противодействие. Владик этим обладал в совершенстве. Из всех нас он был более телеведущий. Телеведущий должен быть похожим на среднего человека. Он был легкий, девушки в него влюблялись, а я был немножко колючий и прозападный, Дима — умник. А Влад — объединяющий.

АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. После первой передачи мне позвонил один наш зампред и сказал: «Что вы делаете... вашу мать! Кого вы взяли?! Они же все евреи!» Раз от разу ненависть к ребятишкам накипала все больше. Сколько звонков было! «Уберите этих мерзавцев!» «Откуда взялись эти типы?» И так очень долго: «Типы, мерзавцы, подонки». Потом один из наших деятелей придумал название «Полуночные гаденыши».

После очередного разгрома программы — теперь на пленуме Союза кинематографистов, посвященном проблемам телевидения (март 88-го года), — их отстранили от эфира на два месяца.

В. ЛИСТЬЕВ. Было ужасно обидно. Мы только почувствовали уверенность и стали говорить на наиболее болезненные темы. Мне кажется, большую роль сыграла инерция: нас просто привыкли пинать. Наверное, зрителям нужна была разлука с нами, чтобы наконец понять свое к нам отношение.

Из материала Е. Чекалова «"Взгляд" со стороны и взгляд изнутри». «Советская культура», 22 апреля 1989 года.

АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. И вдруг звонок на следующий день: «А почему убрали наших мальчиков?» И потом еще и еще звонки. Признаюсь, я так и не смог понять момент этого слома — от «гаденышей» до «наших мальчиков».

АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. Вот мой сосед сколько раз мне говорил: «Старик, да убери ты этих мерзавцев с экрана, я тебе пол-литра поставлю». Потом через две-три недели, после того как ребят сняли (ничего он мне, правда, не поставил), приходит и говорит: «Старик, слушай, без них еще хуже. Верни их». В который раз я убедился, какой невероятной способностью к привыканию обладают телезрители.

Из материала Е. Чекалова «"Взгляд" со стороны и взгляд изнутри». «Советская культура», 22 апреля 1989 года.

АНДРЕЙ РАЗБАШ. Стоит вспомнить, что уже в самом начале во «Взгляде» прошли один или два явно антикоммунистических сюжета. А ведь тогда было совсем другое отношение к телевидению. У людей было ощущение, что всем этим управляет верхушка, и думали, что это инспирировано начальством. А начальство просто проспало.

АНДРЕЙ ШИПИЛОВ. Надо сказать, что время эфира "Взгляда» было выбрано гениально. Во-первых, на Москву выходили поздно, замыкая сетку вещания, и поэтому практически постоянно перебирали время. Как ни гневались технические службы, которым хотелось поскорее домой, вырубить нас из эфира никто не решался — понимали, что скандал будет на всю страну. Рекорд однажды поставил Мукусев, его выпуск продолжался более трех часов, при официальных полутора. По поводу позднего выхода у нас была стандартная шутка: «Взгляд» выходит тогда, когда засыпает последний член Политбюро. Поэтому, как правило, передачу смотрели их более молодые помощники, а то и вовсе судили о ней потом с чужих слов. Пока же разбирались, что все-таки было сказано или показано на самом деле, проходило время, и страсти спадали, тем более что программа выходила в пятницу, после эфира мы стремились оказаться в таком месте, где нет телефона, а к понедельнику многое успокаивалось.