Владислав Листьев: Послесловие

АНДРЕЙ ШИПИЛОВ. Первым в штат «мдоюдежки» перешел Влад. Затем по плану предполагалось взять Любимова, но его сумел опередить Дима Захаров. С Владом я по-настоящему познакомился уже на телевидении. На Иновещании мы-мало пересекались. И сразу отношения возникли очень близкие. На чем сходятся люди? Не знаю. Наверное, когда им просто интересно друг с другом.

ОЛЕГ ВАКУЛОВСКИЙ. Шипилов — удивительный человек» абсолютно телевизионный, он никогда не был в кадре, при этом очень много придумывая для программы. Андрей пригласил Влада и сказал ему: «Ищи ребят». Влад предложил мне, сам Шипилов нашел Диму Захарова, потом пришел Саша Любимов. Критерий был очень простой: требовались молодые; продвинутые журналисты, которые знают, как выглядят и работают западные масс-медиа. Благодаря этому мы и вписались. Это уже. йотом узнали, что на наши места претендовали чуть ли не сто человек. О существовании негласного конкурса мы не предполагали. Все было очень просто.

Нас пригласил Сагалаев, и мы поехали договариваться о работе. Потом уже в «Останкино» про нас говорили, что все мы дети членов Политбюро и всякое такое. Ну а затем началась долгая предварительная работа с Толей Малкиным и Кирой Прошутинской.

АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. Происходило все очень осторожно. Я к этому относился скорее как к игре, не верил в то, что это судьба, не ожидал, что нам дадут сделать что-либо серьезное. У меня было свое дело. Сидел себе в датской редакции, много работал, зарабатывал по тем временам приличные деньги, мне все нравилось, все устраивало. И вдруг такой резкий поворот, и страх, что ничего не дадут делать. Дима Захаров трудился в американской редакции и тоже был в полном порядке. А Влад с самого начала сделал на это ставку. Он был старше нас и гораздо серьезнее поначалу относился к происходящему. Но почему выбрали именно нас четверых, до сих пор представления не имею.

АНАТОЛИЙ ЛЫСЕНКО. Они просто пришли и понравились. Причем не могу сказать, что произвели на меня потрясающее впечатление. И не могу определить, по какому принципу их отбирали. Странное дело: когда они были все вместе, становились очевидными достоинства каждого. Когда они разошлись, стали видны недостатки каждого. Эффектный, симпатичный Саша Любимов, Влад тогда был просто шармер. Вакула — очень умный, но он так и не прижился. Димуля Захаров, казалось, вообще не имел ничего общего с телевидением. Такой Гурвинек — он сразу стал меня учить, как надо телевидение делать. В комплекте все они смотрелись очень интересно. Они сочетались. Толя с Кирой начали возиться с ребятами и очень скоро пришли в ужас: деревянные, скованные, зажатые. Они напоминали группу переболевших чем-то тяжелым — ДЦП, что ли. Пригласили режиссера, который пытался их как-то расслабить. Где-то даже сохранилась пленка с этими упражнениями. Все это было дико смешно. Там действовали несколько рыжих клоунов. Вдруг из-под стола высовывалась рука и начинала чесать нос Димуле Захарову, или Владу вдруг подкручивали усы. Загоняли их в шкаф, в общем, кошмар какой-то. Но надо сказать, это на определенном этапе помогло.

АНДРЕЙ ШИПИЛОВ. Кстати, точно сохранилась пленка, на которой руководитель театра пантомимы Олег Киселев ставит ребятам пластику рук и старается расслабить их перед камерами. Довольно мило и смешно, если учесть, в каких мэтров они превратились сейчас.

ОЛЕГ ВАКУЛОВСКИЙ. Тренировались на нас, как на кошках. Приглашали режиссера, который ставил нам пластику, пытался как-то снять зажим.

АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. Да, приходили какие-то клоуны, что-то такое с нами делали, совершенно непонятно зачем. Ничему это не помогло.

ОЛЕГ ВАКУЛОВСКИЙ. Что помогало, так это разговоры с Сагалаевым и Малкиным на последних стадиях работы.

Мы записали впрок огромное количество интервью. Сажали нам такого интервьюируемого, и мы втроем сидели и задавали ему вопросы.

АНДРЕЙ ШИПИЛОВ. Все лето отрабатывалась и накатывалась схема передачи, ребята осваивали студию и ведение. Телевизионного опыта ни у кого из них не было. Как показало дальнейшее, это пошло только на пользу. К делу подключились Малкин и Прошутинская. Толя не вылезал из студии и монтажных сутками. За лето было записано множество разных сюжетов и интервью, которыми мы потом довольно долго пользовались.

АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. Я помню тот период, до «Взгляда». Он был довольно странный. Двигалось все очень медленно. Мы что-то без конца предлагали. В общем, где-то полгода шли одни разговоры. Летом, как обычно, я уехал на юг. Вернулся, почти уверенный в том, что все это ерунда и ничего не произойдет. Но где-то в августе вдруг началась активная работа. Нас использовали на вторых ролях, заставляли участвовать во всяких летучках. То, что мы хотели делать, у нас не получалось - ив том числе потому, что мы не умели.

ЛИДИЯ ЧЕРЕМУШКИНА. Ребята, с точки зрения тогдашнего телевидения, были абсолютно непрофессиональны. Они не умели работать на камеру. После первого эфира это стало всем ясно, и тогда подключили более опытных Политковского с Мукусевым. А с ребятами стали работать. Учились они на ходу, щенячьего было много, и веры в себя хоть отбавляй.

ДМИТРИЙ ЗАХАРОВ. Мне представляется, что мы были намного профессиональнее своего окружения. Школа Иновещания предполагает очень бережное и серьезное отношения к информации, к тому, что ты произносишь, пишешь и выдаешь в эфир. А мы проработали в структуре, которая вещает 24 часа в сутки, где задачи необходимо решать в считанные минуты. Странно было оказаться в сонном царстве, где решения растягиваются на неделю. Для всех нас это был страшный сбой ритма. Степень небрежности в обращении с информацией поражала до глубины души. Все эти Кашпировские, Чумаки и далее по тексту несли в эфир невозможную ахинею, и всех это устраивало. В этом смысле телевидение сразило нас своей беззаботностью и нетребовательностью.

АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. Организация дела производила жуткое впечатление. То рабочее место не дали, то пишущую машинку, то еще что-нибудь. Это после отлаженной работы на Иновещании, где все продумано и выверено. А тут огромное здание, не поймешь, где что находится. Монтируют здесь, сидят там, никого вечно не найдешь, сокращают монтаж, отменяют монтаж и все без объяснений. Надо выехать на съемки — нет машины. Вместе с какими-то напудренными тетками в буклях, которые читают на всех этих «Орбитах», сажают в какой-то пикап. Теткам всем в разные места. Ты понимаешь, что раньше шести утра на съемку не попадешь. А выйти нельзя, иначе в следующий раз вообще не посадят в машину. И где-нибудь возле светофора внезапно вскрикиваешь: «Ой, извините, я забыл записную книжку!» Выходишь и ловишь попутку, иначе не доберешься. Весь этот кошмар раздражал жутко. Привыкнуть к нему мы не могли.

ОЛЕГ ВАКУЛОВСКИЙ. Первый эфир никогда не забуду. Вышел Толя Лысенко и сказал, что наша концепция состоит в том, что мы охватываем молодежь от 16 до 25 лет. Начинается программа, проходит первый клип, Толя говорит, что концепция поменялась, мы вещаем для всех — от шестилетних малышей до бабушек. Все это происходит прямо в эфире. На нас это никакого впечатления не произвело, потому что мы и так находились в «отмороженном» состоянии. Помню, что пороли какую-то чушь, без конца перебивали друг друга. Кончился эфир, и нас бросились целовать девочки. Оказалось, что главный успех состоял в том, что мы дожили до конца. Смогли, так сказать, попрощаться со зрителями.

АЛЕКСАНДР ЛЮБИМОВ. А тут еще запудрили мозги всеми этими «Орбитами»: есть, мол, «Орбита-1», и есть еще какие-то «Орбита-2, 3, 4» мы ничего не понимали, просто тихо дурели. А когда сказали, что нас будут смотреть 150 миллионов человек, я понял... Не знаю, что-то такое я понял, что повергло меня в ужас. Я вдруг представил эту массу людей, которым каждый из нас должен что-то сказать, и испытал шок. Было непонятно, как мы связаны со всеми этими миллионами граждан.

ОЛЕГ ВАКУЛОВСКИЙ. После первого эфира стало ясно: все, это провал, и надо уходить.

АНДРЕЙ ШИПИЛОВ. Наверное, мало кто помнит, что поначалу программа выходила без названия. В эфире было что-то безликое типа «вечерняя информационно-музыкальная» или «музыкально-развлекательная программа». Был объявлен конкурс для телезрителей на лучшее название. Пришло много писем, но однозначно остановить на чем-либо свой выбор мы не могли. Тогда Сагалаев волевым решением объявил, что ему больше всего нравится слово «Взгляд». Все мы подозревали, что это название он просто придумал сам.