Моя скандальная няня

Конечно, на вечеринке я встретила Райана. Он был так же красив и мужествен, и я ощутила всплеск эмоций, увидев его. И тут же позабыла все, чему придавала такое большое значение и над чем работала, обзаведясь экземпляром «Женщин, которые слишком сильно любят». В сентиментальном порыве мы решили вернуться друг к другу. Не понимаю, почему мы думали, что это возможно. Ведь мы жили теперь в разных штатах. Оглядываясь назад, я понимаю, в каком бедственном положении я тогда была и как отчаянно хотела, чтобы в моей жизни появился кто-то, кто заботился бы обо мне и ценил меня.

Перед отъездом семьи в Аспен я получила последнее официальное задание, очень простое: Джуди попросила меня упаковать детские вещи, включая зимние комбинезоны. Я упаковала для Джошуа и Аманды, но как-то забыла про Брэндона. Когда я вернулась в Брентвуд, Делма сообщила мне, что Джуди была в страшном гневе. А Джошуа постарался, чтобы я все прочувствовала: подробно и в красках он рассказал мне, как зла его мама, и торжествующе проинформировал меня, что они были вынуждены купить новый комбинезон, потому что я за-бы-ы-ы-ы-ыла… И, как водится, показал мне язык. Видимо, чтобы я не упустила главное: я — полная неудачница.

Я плотно сжала губы, чтобы не высказать вслух все, что я думаю. А думала я примерно следующее: «Знаешь что? Меня ничуть не заботит, что вы хотите смешать меня с грязью! Если твоя семья со своими никчемными ценностями столкнется когда-нибудь с настоящей проблемой, никто из вас не будет иметь ни малейшего понятия, что делать! Ты хочешь услышать, что такое настоящая проблема, малыш? Это когда завод увольняет всех и твои родители становятся безработными, а ты должен быть включен в школьную программу благотворительных завтраков, потому что твои родители в буквальном смысле не имеют денег, чтобы купить еду! Вот это проблема!»

Мне удалось подавить свою ярость и хладнокровно произнести, что мне жаль, что все так получилось. Далее я невозмутимо удалилась в свою комнату, где легла на кровать и уставилась в потолок.

Было ли когда-нибудь время, когда я была больна и не могла работать? Нет. Несколько раз я заболевала, но все равно продолжала работать. Был ли хоть раз, когда я опоздала на работу? Один — тогда, из-за похода в парикмахерскую, но и только. Пропустила ли я хоть один рабочий день? Нет. Жаловалась ли я когда-либо (то есть громко, вслух) или не выполняла того, что меня просили сделать? Нет. Даже предлагала помочь, когда меня не просили. Не соглашалась ли я на каждую просьбу, обращенную ко мне? Да, конечно.

Даже при том, что я взяла заранее запланированный кратковременный отпуск, чтобы ненадолго съездить домой, я более чем восполнила это во время путешествия, когда работала практически круглосуточно. За исключением этих кратких перерывов, в течение года я была «на службе» по двадцать четыре часа в сутки, имея менее чем сорок восемь часов выходных в конце недели. Мне абсолютно никуда не разрешалось отлучаться по ночам в рабочие дни, и я не возражала. И, несмотря на это, Джуди по-прежнему выказывает мне свое презрение — даже из-за какого-то сорокадолларового детского комбинезона.

Я поняла, что не могу оставаться в той обстановке, которая довела меня до крайности, так что я готова закричать на ребенка, который просто копирует поведение своих родителей.

Это нелепо. Я наконец должна смириться. Это не мое дело, как они тратят свои деньги; я забыла положить комбинезон, и это, я уверена, было большой неприятностью для них. Проблема в том, что я чувствую свою вину. Я не должна чувствовать себя виноватой!!! И мне хочется закричать: «Живите как хотите! Вы не узнаете настоящих проблем, если мчитесь по жизни на 18-дюймовых колесах своего авто!» О чем я только думала, когда обещала остаться у них на два года? Вспомни, истекли только 364 дня службы!

Я знаю, многие няни работали и в гораздо худших условиях, потому что чувствовали: детям будет плохо, если они уйдут. Няня-британка, с которой я встретилась в «Джимбори» и которая воспитывала своего малыша с рождения, так часто приводила его к себе домой, что он стал называть ее мужа папой. У нее был босс, похожий на моего; и она знала, что если уйдет, ей никогда больше не разрешат увидеться с мальчиком, а она любила его так же, как я люблю детей. «У них никогда нет времени на него! — сказала она мне однажды в полном расстройстве, потеряв британскую холодность. — Таким лучше завести парочку породистых псов, вместо того чтобы рожать детей!»

Я позвонила Мэнди. Может быть, ее поездка прошла лучше?

— Помнишь, миссис Голдберг обещала мне, что я смогу поехать домой на несколько дней в декабре, а они возьмут с собой в Аспен горничную?

— Угу.

— Они сказали мне, что я должна вернуться двадцать третьего, в день их возвращения домой, чтобы помочь им подготовиться к поездке, назначенной после Рождества. Я сообщила миссис Голдберг, что в этом случае лишусь возможности купить дешевый билет. На что она сказала, что оплатит разницу в стоимости. Это оказалось двести долларов. Так много? На это она не пойдет! Мне пришлось ради покупки дешевого билета сократить время пребывания дома. Но потом они все же перезвонили мне в Монтану и сообщили, что задержатся в Аспене и вернутся только после Рождества! Так что я могу подольше побыть дома, сказала миссис Голдберг.

— Ну и как?

— Ох, опять проблемы. Снова менять билеты. Оказалось, обмен обойдется мне в триста пятьдесят долларов. Родные предложили попросить Голдбергов оплатить разницу, но у меня язык не повернулся, если уж им и двести слишком много… Я возвращалась в слезах. Канун Рождества и само Рождество провела с каким-то серфингистом, парнем, который присматривал за их обоими домами. Мы заказали пиццу в единственной открытой в это время пиццерии. Пытались о чем-то поговорить… В общем, совсем не похоже на праздник.

Боже мой, есть ли у ее хозяев сердце? Сами катаются на лыжах и пьют горячий шоколад, а Мэнди сидит с каким-то чужаком, вместо того чтобы встречать Рождество дома, с родными. 200 долларов! Наверняка иной раз они платят больше за один только ленч!

До сих пор мне как-то удавалось сохранять веру в людей, однако нынешняя степень моей озлобленности и ожесточения начала всерьез тревожить меня. Я стала подумывать о том, чтобы уволиться! Безусловно, мысль об этом уже не единожды возникала в моей голове, но я обещала проработать в семье два года, и это меня обязывало держать слово. Теперь же, видя, какой злопамятной я становлюсь, я поняла, что мне необходимо пересмотреть свое решение.

На следующее утро, улучив момент, я позвонила в агентство по трудоустройству — просто разузнать обстановку. Новости существенно подняли мое настроение. Женщина в агентстве в ответ на мой вопрос тут же затараторила:

— Есть вакансия у Сибилл Шепард; кошмарная работа, должна сказать. Она только что уволила всю прислугу. Есть также Цукерман, это продюсер… И только что мы получили звонок от Шелли Лонг. Вы могли бы подойти в любом случае.

Женщина поинтересовалась, когда бы я могла пройти собеседование. Я ответила, что могу только по выходным, и попыталась объяснить, почему это невозможно среди недели. Она довольно беспечно отмахнулась:

— О, ради Бога! Да скажите вы своей хозяйке, что у вас женские проблемы и вам надо к доктору!

— Нет. Вы не понимаете. — Я улыбнулась ее наивности. — Об этом не может быть и речи. Если она когда-либо об этом узнает, я буду выпотрошена и четвертована на виду у всего Брентвуда, а если даже и переживу это, то могу не рассчитывать на приличные рекомендации. Они будут в такой ярости, что не дадут их мне ни за что.

— Уверена, вы преувеличиваете, — сказала женщина беззаботно. — Овитц. Я никогда и не слышала об этом парне, и если он действительно такой влиятельный, как вы говорите, то наверняка он будет слишком занят, чтобы тратить время на то, чтобы сочинять о вас дурные отзывы. Что он может вам сделать? — Она засмеялась.