Моя жизнь с Гертрудой Стайн

День Независимости.

Нанда, дорогая, Париж полон американцев — два миллиона — по меньшей мере — приходят ко мне — они надоедают и изматывают меня — хотя я принимаю только тех, кто был другом Гертруды и кого она хотела бы видеть, — они не должны бы мне наскучить — но несмотря на желание видеть их всех, некоторые наскучили бы и ей. Упоминала ли я когда-нибудь тебе — Гертруда собиралась дать объявление в «Нью-Йорк Геральд Трибюн»: Мисс Гертруда Стайн не желает видеть тех друзей, которых не видела более 15 лет.

Читала ли ты интервью с Хемингуэем в марте в «Нью Йоркер»? В нем содержатся странные откровения и разоблачения о себе и жене — частично объясненные мне Дженет Флэннер тем, что он смертельно болен. Новость эта почему-то расстроила меня. Не испытывая особой симпатии к нему, я болезненно воспринимаю сложившуюся ситуацию и тот ужас, которые достался на его долю. На земле и так чересчур много возмездия — куда приятнее чувствовать, если ни за что не надо расплачиваться.

Гертруде нравилось книга Sanctuary, но не понравились две последующие и она более не пыталась читать. Она не думала, что в Sanctuary заметно влияние ее творчества. Но я вижу ее заметное влияние (сознательно или несознательно) в Intruder (in the Dust) [140].

Торнтон собирается работать над американским романом (это секрет) о неосуществленной судьбе американской женщины.

Всегда с любовью к вам обоим,

День Независимости.

Умираю, как хочу видеть книгу Лео — письма — статьи — и т. д. Конечно, он упомянет Малышку на каждой странице, так же как она искренне отрицала в 1936 наличие другого, кроме Майка, брата в Калифорнии, когда некий человек позвонил ей и сообщил, что только что видел ее брата в Италии. Она выбросила из головы и его и доставленное им горе настолько решительно, что он и оно больше не существовали. Я не представляла себе этого, пока не произошел один инцидент. Мы увидели его в 1919-м или 1920-м на Сен-Жермен де Пре, и я спросила, кому она кланяется. Она ответила одним словом (и довольно дружески) «Лео» и больше не произнесла о нем ни звука. В тот вечер она написала такое прекрасное эссе «Как она поклонилась своему брату». В нем она исторгла его и все то несчастное время, доставленное им. Потому я должна увидеть эту книгу, чтобы тоже выбросить его из своих мыслей — он заставил меня страдать. Можешь ли послать ее мне. Я прочту и немедленно верну заказным письмом. Масса любви Фане и тебе,

Я получила письмо от Дж. М. Бринина с сообщением, что он пишет книгу о Г. С. — он предложил приехать в Париж в сентябре, чтобы встретиться со мной — спрашивает, готова ли я принять его. Помня его элегию на смерть Г. С., я спешно ответила, что не могу рекомендовать ему приезжать, если он рассчитывает на мою помощь — это вне моих возможностей, но если он приедет, я конечно же встречусь с ним — и отправила письмо. На следующее утро мне стало очевидно, что я не объяснила ему толком свою точку зрения, поэтому спешно написала ему опять. Маловероятно, что издатель даст совсем неизвестному критику аванс на критическую книгу о творчестве Г. С. — и если ему нужно то, чего от него хотят, он найдет всю необходимую информацию в Йельской библиотеке. Я написала ему и добавила, что если книга будет напоминать сборник отдельных эпизодов, я буду считать себя обязанной отказаться — я однажды так поступила и не повторю эксперимент. Для меня необходимо было знать, что из себя представляет его проект, книга не нуждается в моем одобрении, скорее разрешении Карла. Конечно, было бы лучше написать все соображения сразу, но все-таки второе письмо было послано всего лишь 24 часа спустя после первого.

Я прочла книгу Лео Стайна — кое-что в ней неприятно потревожило меня, но зато окончательно исторгло его из моей системы. Несколько бросающихся в глаза неточностей — не говоря уже о подсознательно неправильной интерпретации — но что можно ожидать от человека, чья первоначальная оценка людей столь резко отличается от поздней, в зависимости от того, кто и как льстил ему. И конечно предисловие Мейбл Уикс, переполнено ядом. Она хотела встретиться с Гертрудой в Нью-Йорке — более того, просила меня устроить ей встречу с Гертрудой — на что я ответила, что это вряд ли возможно. Когда я упомянула об этом Гертруде, та ответила просто: jamais de la vie [141]. Фотография, показывающая картины Матисса на Флерюс 27 — ошибка — они никогда там не были, а принадлежали Майку Стайну на улице Мадам, 58. Жаль, в книге нет фотографии Лео в ранние годы, когда у него была золотисто-рыжая борода, закрывавшая рот и подбородок, благодаря чему выделялась красивая верхняя часть его головы. Он принадлежал большинству — обычному большинству, с каким соотносила его Гертруда — печальному и ошибающемуся.

Моя бесконечная благодарность — признательность и любовь.

Десять дней тому назад друзья по дороге в Зальцбург на концерт привезли меня сюда в своей машине и подберут меня через 4 недели на обратном пути в Париж. Этим избегаешь путешествия поездом и стояния в открытых проходах. Меня чересчур утомляют поездки по железной дороге — в самом деле, никогда больше не поеду. Два года назад с пуделем на коленях — он весит как шестилетний ребенок — я пыталась удержать равновесие с моими узлами в коридоре во время 5-часового возвращения в Париж. Поэтому путешествие в машине было дивным, место — просто чудо. Я договорилась с мадам Дебар, что остановлюсь у нее с оплатой — имея лишь рекомендацию от ее друга! Дом и обширное имение очаровательны. Мне выделена огромная кровать, гостиная с 6-ю окнами и дверь, выходящая в сад. Все владение окружено стеной, и я и Баскет можем бродить, не используя для него привязь. Очень хорошая еда, приготовленная моей весьма способной, умной и тактичной хозяйкой полностью дополняет комфорт, очарование и доброжелательность Реджи.

Перед отъездом из Парижа позвонила Рубина и сообщила, что ее с судебное дело против Аллана близится к успешному завершению, но, к моему удивлению и шоку, сказала, что она больше не ищет развода, а только юридически оформленного разъединения — что дает Аллану права на совместное воспитание детей. Она не объяснила, чем вызвано изменение ее позиции.

Любопытная история о Матиссе. Еженедельники регулярно извещали о фресках, которые Матисс разрабатывал на бумаге для монастыря около Ванса, на юге Франции. Отец Кутюрье, толковый доминиканский монах — должен был уговорить le cher maître предпринять этот проект ради Церкви. В течение многих лет Матисс не практиковал католицизм. Когда все привыкли к его появлению в церкви, распространился слух, что он стал коммунистом. Поскольку обе эти вещи не совместимы, многие были шокированы и удивлены — хотел ли он этим сказать, что отдаст свою, возможно последнюю работу Церкви, не веря в оную? Всем прожужжали уши, пока с юга не вернулась Ольга Пикассо, где она повстречалась с мадам Матисс, и та рассказала ей, что это она была мэром-коммунистом в небольшой деревушке, где жила, а не ее муж. Матиссы жили раздельно уже многие годы — у него русская женщина — секретарь — модель — домохозяйка — сиделка. Ты помнишь, что он дружил с русскими, начиная с Ольги Мерсон.

Знаешь ли ты, что любимый кузен Гертруды Джулиан Стайн из Балтимора женился на Роуз Эллен Хехт из Сан-Франциско — когда она осталась вдовой с двумя дочерями. Позднее она родила ему сына и через какое-то время овдовела опять. Сын — Джулиан-младший в Париже, занят в плане Маршалла со своей юной красивой интеллигентной (сверх модная ныне идея образовывать правительственных служащих, и т. д.) женой-южанкой. Она охвачена такими передовыми идеями, что лишена расовых предрассудков — хотя до сих пор в их очаровательном доме в Виль д’Авре я не встречала негров.

Возможно, Джуди этого не одобрила бы.

Всегда с любовью,