Между жизнью и смертью

Не знаю, что думает обо мне этот мальчик, но у меня к нему теперь появилось доброе чувство. Я знаю: его детскими глазами глядит само будущее Германии. А оно представляется мне счастливым и светлым.

Я верю, что Советская Армия разгромит фашизм до конца и маленький Карл вырастет настоящим сыном Германии. Возможно, он еще попадет и в Россию, но не с автоматом, а с проездным билетом, как гость...

Маленький Карл так и ушел, не сказав ни слова. Мне подумалось, что мать, верно, чем-то настроила его против меня. Впрочем, не все ли равно... Мне все еще не давали никакой работы, и я сидел себе в сарае, подремывая.

Во дворе внезапно послышался мычащий бас фельдфебеля. Он, верно, искал меня и шел прямо к сараю. Я вскочил, схватил колун и принялся рубить дрова.

У входа в сарай фельдфебель остановился и начал ругаться, грозя мне пальцем, - постой, дескать, я тебе еще задам перцу! Но подойти ко мне не решался, - видимо, его удерживал колун в моих руках.

На голос фельдфебеля вышла из дома фрау Якоб. Она была бледна, не причесана, глаза ввалились. Вероятно, она только что поднялась с постели.

Фельдфебель, быстро щелкнув каблуками, отдал ей честь.

- Гутен таг, фрау Якоб!

Фрау ответила вяло и тихо, будто лишилась голоса.

Я заметил, что сегодня она не улыбнулась фельдфебелю, как бывало. Мне показалось даже, что она смотрит на него с брезгливостью. Может быть, фрау Якоб наконец-то поняла, как безжалостно она обманута...

Но нет, она по-прежнему слепа. Задумчивость быстро сошла с ее лица. Фрау мотнула головой, как бы просыпаясь от тяжелого сна. Откинула волосы обеими руками назад. Глаза ее загорелись, на лице появилась улыбка.

Фрау Якоб и фельдфебель долго говорили о чем-то посреди двора, поглядывая на меня.

Я догадывался, что фрау Якоб обвиняет меня во всем происшедшем между нею и мужем. Она, видно, думала, что это от меня узнал Карл Якоб про ее отношения с фельдфебелем...

Фельдфебель удалился, фрау подошла ко мне. В руке у нее был маленький ломтик зачерствелого хлеба. Ни слова не говоря, она швырнула его в мою сторону. Ломтик упал возле моих башмаков. Я поднял его и, не задумываясь, запустил им обратно в хозяйку.

Фрау вздрогнула от неожиданности. Ошеломленно посмотрев на меня выпученными глазами, она угрожающе произнесла:

- Гут, гут! - и убежала в дом.

- Иди ты... - проговорил я ей вслед.

Было ясно, что означает многозначительное "гут, гут!"

Ожидать долго не пришлось. Маленький Карл побежал куда-то. Хозяйка крутилась во дворе, явно чего-то дожидаясь.

В воротах показались фельдфебель с солдатом Фрау Якоб встретила их и, размашисто жестикулируя, принялась рассказывать. Речь, конечно, шла обо мне.

Фельдфебель с солдатом решительно зашагали к сараю. Я вышел навстречу.

Солдат с ходу, без единого слова, ударил меня по скуле. Фельдфебель ткнул изо всех сил кулаком в грудь, и я ударился спиной о стену сарая.

- Комм!* - рявкнул солдат и, вскинув винтовку, повел меня в расположение. Дорогой, на улице, он несколько раз ударил меня прикладом в спину.

_______________

* "Пошли!"

- Шнель, шнель, - покрикивал он.

Вечером вернулись с работы товарищи. Я рассказал, что произошло со мной.

- Поторопился ты, браток, - заметил один из наших. - Они пока сильны. Еще ухлопают ни за что...

- Никуда уж, видно, не денешься, - сказал я.

В самом деле, поджечь бы хоть дом какого-нибудь немецкого богатея, не так обидно было бы погибать. Впрочем, я не жалел и о том, что сделано. Просить прощения я не собирался.

На другой день мои товарищи разошлись по работам. Я простился с ними. Может быть, нам не суждено больше увидеться...

Я остался один среди нар, и вдруг мне стало страшно. Что, если меня уже сегодня вздернут на пеньковой веревке? Взгляни на фашиста чуть искоса, и то на нем шерсть дыбом встает. А уж со мной они теперь могут делать все, что им взбредет в голову. Я приуныл не на шутку. И больше всего меня мучила мысль о том, что я не сумею оставить товарищам даже своего адреса.

Четко отбивая шаг по каменному полу, вошел фельдфебель с двумя солдатами. Один из них вывел меня на середину камеры, приказал поднять руки, обыскал карманы, ощупал подмышки и штанины. Фельдфебель тем временем перерыл постель.

Потом меня вывели во двор. Вручив ведро с водой и тряпки, вернули обратно в помещение и велели мыть полы.

До обеда я успел вымыть полы и ступеньки у входа.

Снова появился фельдфебель. Он вывел меня из помещения. Во дворе поджидал конвоир.

Растворились ворота. Солдат что-то крикнул тоном приказа, и мы пошли. Идя по улице, я все время смотрел по сторонам. Хотелось в последний раз увидеть кого-нибудь из товарищей. Но никто мне так и не встретился.

Мы пришли на железнодорожную станцию. Подошел поезд. Солдат приказал мне войти в вагон и сел рядом.

После двух-трех часов пути мы сошли. Станция была мне уже знакома. Здесь мы выгружались с поезда, в котором приехали на чужбину.

Солдат подвел меня к крытому грузовику. Из машины вышел ефрейтор. Мой конвоир передал ему какие-то бумаги. Ефрейтор просмотрел их одну за другой и понимающе кивнул головой. Потом он скользнул взглядом по мне, но ни слова не сказал.

Меня заперли в кузов, и машина тронулась. Из крытого кузова я не мог ничего видеть. "Куда они теперь повезут меня?" - подумал я.

Машина остановилась. Я слез и увидел вокруг знакомые места концлагерь. Те же ворота, тот же черноголовый ворон раскинул над ними крылья. Знакомым показался мне даже часовой у ворот.

"Приехали", - подумал я про себя и тотчас вспомнил Володю Жаркова. Я даже обрадовался в надежде на новую встречу с ним.

Меня привели в штаб лагеря. Эту комнатку я тоже помнил. Здесь нас фотографировали и брали отпечатки пальцев.

За столом сидел все тот же немец с короткими, толстыми пальцами.

Увидя меня, он откинулся всем корпусом на спинку стула и вскинул подбородок.

Солдат вытянулся перед ним, козырнул и выложил на стол сопроводительные бумаги.

Толстопалый немец несколько раз подряд пробежал глазами одну из бумаг. Я увидел, как он позеленел, глаза у него выкатились - вот-вот очки прошибут. Все ясно: в бумажке, конечно уж, постарались расписать мой поступок.