Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы)

- Как старшина роты! - раздался озорной голос.

- Во-во! - согласился Нонин, который сознательно уснащал свой рассказ словечками военного быта, хорошо знакомого его слушателям. - Так вот, когда этот Пий помер, кардиналы решили: "Баста! Довольно с нас дисциплинки! Изберем теперь в папы самого из нас тихого и добренького". Такой среди них как раз имелся. Некий Сикст. Спокойный кардинал. Мухи кадилом не зашибет, слова поперек никому не скажет... Собрались кардиналы после поминок по Пию на свой конклав...

- На шо? - спросил Охрименко.

- На закрытое собрание. Конклав называется. Запирали их нижестоящие попы снаружи в отдельном доме, чтобы они во время выборов ни с кем не имели никакого общения.

- А при чем тут замполит Шнитов? - спросил ближайший сосед Нонина.

- А вот при чем. Не успели кардиналов запереть, как они сразу же тихоню Сикста и выбрали. Все, как один, проголосовали. Только этот кардинал Сикст стал папой римским - как он вскочит на стол. Как затопает по столу ногами, как заорет на своих бывших товарищей: "Ах вы такие-сякие, немазаные! Вы что же это, мать вашу богородицу, легкой жизни захотели?! Дисциплина вам не по нутру? Да я вас всех в отца и сына и святого духа, в бараний рог!.."

- По три обедни вне очереди, - хихикнул сосед Нонина.

- И без увольнения до хороду Рыму, - пробасил Охрименко.

- Вот-вот, - продолжал рассказчик. - Поняли кардиналы, какого папаню себе на шею посадили. Только поздно было. Стал этот Сикст - номера тоже не помню - самым зверским римским папой из всех возможных.

- Теперь понятно, к чему этот рассказ, - сказал кто-то и зевнул.

- То-то, - ответил Нонин. - История, она учит...

* * *

Пересуды о новом замполите прекратились довольно быстро. Стало очевидно, что он именно таков, каким и показался с первого взгляда: открытый и по-настоящему добрый человек, далекий от всякой позы, а тем более от какого-то иезуитства и притворства. Трудно сказать, кто первым произнес в роте прозвище Папа Шнитов. Факт тот, что буквально все: и бойцы, и командиры - немедленно и прочно его усвоили. Солдаты, конечно, так к нему не обращались. Устав удерживал их от этого. Кое-кто иногда проговаривался, и обращение по прозвищу нет-нет да и срывалось с языка. А известный снайпер, казах Бозарбаев, обращался к замполиту только так: "Товарищ Папа Шнитов".

"Кто сказал - так нельзя? Почему нельзя?! - искренне недоумевал он, когда товарищи делали ему замечание. - Плохой человек так говорить нельзя. Хороший человек обозвать "отец" - очень даже пожалуйста".

В расположении роты нередко можно было слышать громкий возглас связиста: "Папу Шнитова вызывает "Янтарь"! Разыщите Папу Шнитова "Третий" на проводе!" Капитан Зуев, довольно скоро потеплевший к новому замполиту, сказал как-то раз перед строем роты: "С такими вопросами обращайтесь к Папе Шнитову". Сам начальник политотдела, полковник Хворостин, направляя инструктора в энский полк, говорил: "Обязательно побывайте у Папы Шнитова".

С приходом нового замполита "неблагополучную" роту словно подменили. Не стало ЧП. Трудно сказать, было ли это его заслугой, или просто закончилась "полоса невезения", но факт остается фактом.

Сначала изредка, а потом все чаще и чаще роту стали похваливать. В "дивизионке" появилось сообщение об успешных боевых действиях подразделения капитана Зуева. Потом в армейской газете напечатали групповой снимок. Улыбающийся Папа Шнитов был изображен в окружении улыбающихся бойцов. Подпись гласила: "Политбеседы в подразделении, где замполитом старший лейтенант Шнитов, проходят интересно и живо". В донесениях представителей штаба дивизии и армейских служб замелькали оценки: "хорошая боевая подготовка", "примерная дисциплина", "образцовое санитарное состояние"... Словом, для роты наступила новая, вполне благополучная полоса.

Папу Шнитова то и дело спрашивали: "Как вам удалось добиться таких результатов?" В ответ Папа Шнитов широко улыбался и говорил: "Секрет политшинели".

Генезис, как сказали бы ученые-лингвисты, а попросту говоря, происхождение этого забавного выражения было таково. В госпитале в одной палате с Папой Шнитовым лежал начальник разведки дивизии Николай Максимилианович Гамильтон. На Ленинградском фронте, в составе которого служило немало ученых, писателей, деятелей искусства, удивить образованностью было трудно. Но Гамильтон удивлял. Знаток отечественной и всеобщей литературы, владеющий несколькими языками, экономист по образованию, Николай Максимилианович даже на людей искушенных в гуманитарных науках производил впечатление человека, который знает вообще все. Папа Шнитов на людей знающих смотрел с величайшим уважением. Он жадно вслушивался в рассказы Гамильтона о великих писателях и их героях, о полководцах и ученых прежних веков, об экономических пружинах движения истории...

Когда койка возле Николая Максимилиановича освободилась, Папа Шнитов перебрался к нему. Простецкое добродушие Папы Шнитова и прикрытая грустной иронией мягкость Николая Максимилиановича имели одну основу: и тот и другой с искренней доброжелательностью относились к людям. Позднее, когда раны у обоих стали заживать и на горизонте замаячила разлука, Гамильтон посоветовал Папе Шнитову, которому предстояло попасть в политрезерв фронта, попроситься оттуда в дивизию, где он, Гамильтон, служил. Папа Шнитов так и поступил.

Как-то раз, во время разговора в госпитальной палате, Николай Максимилианович употребил выражение "секрет Полишинеля". Папа Шнитов именно так эти слова и расслышал. Но решил, что Гамильтон произнес их неточно. Ему давно казалось, что его новый приятель говорит по-русски не совсем правильно, на иностранный манер. Не "дисклокация", как привык говорить Папа Шнитов, а "дислокация", не "прецендент", а "прецедент", не "шофера", а "шофёры", не "алло", а как-то совсем чудно: "альоу"... Ему, разумеется, не приходило в голову поправлять Николая Максимилиановича. Но себя он не давал соблазнить "заграничным" произношением и продолжал произносить подобные "спорные" слова и выражения по-своему.

При правильном, с его точки зрения, произношении в словах "секрет политшинели" имелся смысл, а при гамильтоновском - они для него смысл теряли. "Секрет политшинели", по убеждению Папы Шнитова, - это то, что положено знать только посвященному в данное дело политработнику и не положено знать никому другому. Гамильтон, допускал Папа Шнитов, как беспартийный, мог и не разбираться в столь профессиональном выражении, а потому и произносил его неточно. Так и не узнал тогда Папа Шнитов, что Полишинель - это имя популярного в Италии и в Англии в эпоху Возрождения веселого героя народного представления - родного брата русского Петрушки, обличавшего сильных мира сего - правителей и богатеев, но по секрету от них. "По секрету всему свету", то есть на весь зрительный зал или на весь столпившийся на площади народ. Отсюда оно и пошло, это выражение - "секрет Полишинеля", то есть секрет, известный всем.