Дорога на Стрельну (Повесть и рассказы)

- Свободу!

- Советскую власть!

Полковник Хворостин все эти ответы записал для отчета политотделу армии о посещении им политзанятия в подразделении на передовой.

- Все верно, товарищи, - сказал Папа Шнитов. - Только еще не все вы сказали. Поэтому позвольте дополнить.

При этих словах он откинул крышку лежавшего перед ним блокнота и бросил взгляд на страницу, усеянную чернильными синяками. Папа Шнитов знал, что ничего там не вычитает. Но знал и то, что политзанятия полагается вести по подготовленному материалу. Впрочем, он и сам не сомневался в том, что речь, произносимая "без бумажки", не вызывает у слушателей такого доверия, как та, которая опирается на заранее подготовленный текст. Теперь, после того как его взгляд побывал на странице блокнота, Папа Шнитов произнес уверенно и весомо:

- Каждый из нас обязан защитить, уберечь в себе человека!

Такой поворот был для слушателей неожиданным, и внимание их окрепло. Любопытство отразилось и на лице полковника.

- Что это значит, товарищи мои дорогие? На войне человек убивает. Сам в каждый момент может ждать смерти. Живет человек на войне в условиях порой нестерпимо нечеловеческих. Лишения переносит неимоверные. Во всей этой обстановке человек не стойкий, не закаленный именно в своей человеческой сути может облик человеческий потерять. Может озвереть. Разве не это самое произошло с гитлеровскими вояками? Повторяться про их зверства я не буду. Про это вы знаете и из печати, а кое-что и по письмам от своих родичей с освобожденных от фашистов территорий. Но интересно ответить на вопрос - почему это с немецко-фашистскими солдатами происходит? И почему, наоборот, наш советский воин не теряет на войне своего человеческого облика и достоинства? Может быть, кто-нибудь из вас подскажет, товарищи? - Папа Шнитов испытующе оглядел своих слушателей.

- Воспитания различная, - сказал боец Пантюхов. Все дружно расхохотались.

- А что, неплохо сказано, - улыбнулся полковник Хворостин.

- У нас в роте народ грамотный, товарищ полковник, - поспешил заметить Папа Шнитов. - Так вот, товарищи. В этом вся и суть. Фашиста с детства воспитывают в презрении и ненависти к другим народам. Он, мол, сам, немец, - цветок, а мы все, в том числе и англичане, и французы, и все прочие, всего-навсего для этого цветка удобрение! При таком воспитании все человеконенавистнические и зверские инстинкты на войне развязываются окончательно. Другое дело - наш человек. Он с детства воспитывается в уважении и дружбе к другим народам.

Папа Шнитов снова заглянул в блокнот и для убедительности слов, которые собирался произнести, упер палец в середину страницы.

- Каждый человек, - продолжал он, - с древних времен имеет свое особое звание: русский, итальянец, казах, англичанин, украинец, немец, грузин, француз, узбек, поляк и так далее. Это звание указывает, к какому именно он принадлежит народу. И каждый своим народом гордится. Да и как же иначе?! Народ дал ему все: и язык, и хлеб, и песни, и обычаи, и свою красивую народную одежду... Таких, которые свой народ не любят, вроде бы и не бывает... Или, быть может, я ошибаюсь? Может быть, среди нас есть такие?

- Нету таких! - прокричали несколько голосов.

- Такых дурных нема ниде! - убежденно пробасил Охрименко.

- Таких дурных я и не встречал, - подтвердил Папа Шнитов. - Но ты, Охрименко, ответь мне все-таки на такой вопрос... Только прямо, по-честному, не стесняясь полковника...

- Да, да. Попрошу непринужденно, - сказал полковник Хворостин.

- Скажи по-честному: а не означает ли твоя любовь к своему народу того, что другие народы, например русские, поляки и прочие, для тебя люди сортом пониже, которых можно обзывать всякими словечками, вроде "кацап", "лях" или тому подобными?

- Хиба ж я Петлюра или Бандера який-нибудь? - надулся Охрименко.

- Так и знал! - радостно откликнулся Папа Шнитов. - И могу, Охрименко, сказать, кто ты при таких взглядах будешь. Украинский интернационалист! Честь тебе и слава за это, сержант Охрименко!

Папа Шнитов сделал паузу, оглядел бойцов и сказал:

- Это и ко всем относится. У нас тут, я полагаю, других людей и быть не может. Хочу, как старший по возрасту, с вами поделиться...

Папа Шнитов закрыл крышку блокнота и отодвинул его от себя. Это означало, что он переходил от материалов к личным воспоминаниям.

- Я, товарищи, не меньше любого другого люблю наш народ. Особенно за его русский революционный размах... Но когда революция распахнула нам ворота в широкий интернациональный мир, когда рядом со мной в бою за свободу моего народа увидал я и латышей, и венгерцев, и украинцев, и туркестанцев, и кавказцев, и монголов, и многих других, тогда расширилась моя грудь таким глубоким и чистым вздохом, каким раньше никогда не дышала. Поняли мы все уже тогда и умом, и сердцем, и печенкой, что мы теперь не только русские, венгерцы, украинцы, кавказцы и прочие, и прочие, а что все мы теперь еще и люди! Люди! И выходило так: все то, что было на земле до этого, то есть до революции тысяча девятьсот семнадцатого года, - это была еще не сама человеческая история, а еще только предлюдия.

- Предыстория! - выкрикнул ефрейтор Нонин.

Полковник Хворостин поднял на него глаза и неодобрительно покачал головой.

- Можно и так, - мирно согласился Папа Шнитов. - Будем закругляться. Так вот... Фашисты чего в первую очередь хотят? Они хотят нас расчеловечить. Разогнать обратно по своим национальным огородам. Сидите, мол, варитесь в собственном соку. Нам вас тогда легче будет сожрать поодиночке. Только, как правильно сказал сержант Охрименко, нема дурных!

Полковник Хворостин одобрительно покачал головой. Это придало Папе Шнитову дополнительную уверенность и помогло закончить речь на высокой ноте.

- Так давайте же, товарищи мои дорогие, будем насчет изложенного чрезвычайно бдительными. Если кто-нибудь и когда-нибудь при вас начнет проводить агитацию, чтобы нас поссорить, друг на друга натравить, то есть загнать нас назад в предлюдию, то будем знать: это фашист! В каком бы обличье он ни вылез на свет божий: в бухарском халате, в украинской рубашечке, в еврейском лапсердаке или в русской поддевке! Фашист, и все тут!.. А как надо разговаривать с фашистами - это вы, товарищи, хорошо знаете!