История жизни, история души. Том 2

Переписала для Вас письма моя приятельница, которой Вы не-ск<олько> лет тому назад помогли выдраться из чрева китова² и получить реабилитацию et tout се qui s’ensuit ⁴⁸. Сидим с ней обе в Вашем избирательном округе — т. е. в Латвии³, где погода переменная, осадки в виде того-сего и т. д. Городок Лиепая (б. Либава), утратив своё прежнее портовое и курортное значение, не стал от этого захолустным или провинциальным, нет — просто ушёл в себя; не дай Бог, однако, чтобы вышел из. Каждое утро, отворяя окно в окружающую строгость, стройность и отчуждённость, так и тянет задать захаянный современностью вопрос: «Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе»?⁴

Впрочем, окраины городка новёхонькие, в центре имеется также новёхонький разухабистый памятник, на котором, вернее, на постаменте которого железобетонные матрос, рабочий и женщина неопределённых занятий размахивают гранатами, напоминающими пивные бутылки. Так и хочется вызвать наряд милиции. Редкие прохожие стыдливо опускают глаза.

В магазинах дополна тканей, изделий из янтаря и гончарных, редиски, творога, а также дамской обуви местного производства — фасончики всё какие-то лоцманские, боцманские, шкиперские; цены -доступные.

В местном музее — великолепная выставка прикладного искусства, работы выпускников лиепайского худ<ожественного> техникума.

Море и ветер всё те же, о к<отор>ых Вы писали маме 40 лет назад.

Обнимаю Вас и Любовь Михайловну, А<да> А<лександровна> шлёт самый искренний привет. Будьте здоровы!

Ваша Аля

' О доме Лебедевых на ул. Данфер- Рошро см. в мемуарном очерке А.С. «Самофракийская победа» (наст. изд. Т. III).

² И.Г Эренбург помог А.А. Шкодиной добиться освобождения из ссылки.

³ И.Г. Эренбург был в это время депутатом Верховного Совета СССР от Луд-зенского округа Латвийской ССР.

Строки из стих. Б. Пастернака «Про эти стихи» (предположительно лето 1917), из кн. «Сестра моя - жизнь».

В.Н. Орлову

7 августа 1962

Милый Владимир Николаевич, простите за долгое молчание, столько всего навалилось, что никак не расхлебаю. Ещё когда была в Лиепае, начался, после короткой передышки, поток дел и делишек, завершившийся водопадом безумных телеграмм о мамином «самодеятельном» памятнике; тут окончательно захирел злосчастный и нелюбимый Скаррон, а об отдыхе, даже под проливным дождём, конечно, уж и речи не могло быть.

Господи! Господи! ещё раз убедилась в том, что рождена для звуков тихих и молитв ⁴⁹, но почему-то никто и ничто не принимает во внимание эту милую мою особенность.

Приехав в Москву, получила ордер на квартиру; поскольку это первый в моей жизни ордер не на арест, пришла в смятение; вот тебе квартира с недоделками по дефектной ведомости, с великолепным видом на соседний корпус, с масляными пятнами на обоях, со стенным шкафом, с 19 метрами «жилой» и 10 - «полезной» площади, и пр. и пр. В квартире, кармане и голове — одинаковая гулкая пустота; всё нуждается в меблировке; больше всего — голова, ибо без неё не наполнишь карман, а без него — не «обставишь» квартиру. Друзья, недруги, знакомые и чужие наперебой принимают во мне участие, каждый норовит утешить сироту колченогим стулом, ржавым кроватным остовом или прелестным бабушкиным, прилично сохранившимся, гардеробиком размером в небольшую синагогу. Отбрыкиваясь — рискую прослыть неблагодарным нищим, принимая дары (бойтесь данайцев!), рискую стать обладателем лавки весьма сомнительных древностей, к тому же разномастных, пегих и в яблоках до невозможности; словом, уже тошнит от радости, а как подумаю о частных и государственных (Литфонд ведь государство в государстве? а ссуда возвратная?!) — долгах в почти 2 новых тысячи, то и вовсе шарахаюсь от инфаркта к инсульту, не видя пока что иного выхода из «интересного положения». В Тарусе в это время <...> навалились и тревоги - непосредственные - о самодеятельном камне; о прочем уж и не упоминаю, хоть и его, прочего, предостаточно.

Теперь о камне: читайте внимательно и срочно высказывайте мнение. — В середине июля в Тарусу приехал некто Островский, студент-филолог Киевского ун<иверсите>та, по велению сердца решивший установить камень с надписью «Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева»² - на маленьком участке над Окой, где похоронен Борисов-Мусатов³. Островский получил разрешение исполкома, нашёл рабочих, высекших надпись и приваливших камень к месту; действовал он <...> без ведома кого бы то ни было из комиссии или хотя бы друзей мамы. Мои знакомые, увидавшие всю эту возню, дали мне телеграмму, я ответила телеграммой же, в к<ото-р>ой написала, что считаю установление памятника без участия родных, знакомых и в обход комиссии — недопустимым. Работы прервали, памятник не установили, Островский уехал, <...> камень постоял у ограды мусатовского участка и на днях исчез - как и куда неизвестно.

Напишите мне — как пред<седатель> комиссии — что Вы думаете по этому поводу? Т. е.: считаете ли Вы возможным поддержать инициативу Островского, считаете ли нужным установление камня-памятника в Тарусе (см. «Кирилловны») — конечно, соответствующим образом оформленного хорошим скульптором, с дополнительной надписью («М<арина> Ц<ветаева> - русский поэт - год рождения-смерти, жила в Тарусе с ... по ...» или что-то в этом роде). Если да, то м. б. приурочить к юбилейной дате — 70-летию в сент<ябре> этого года? (нач<але> окт<ября> по н/ст).

Считаете ли Вы своевременной такую идею, вернее, её осуществление? Не раздразнит ли это «гусей» и не повредит ли книге, вызвав ажиотаж («Тар<усские> стр<аницы>» и прочее...).

А. Саакянц против такой идеи, такого памятника (сейчас) и... против неведомого Островского, персонально воздвигающего памятники. М. Алигер - за памятник. Будет выяснять мнение Эр<енбур-га>, к<оторо>го сейчас нет в Москве. Паустовскому и Макарову напишу, выяснив, где они. Как действовать дальше, ежели комиссия будет за ? Надо ли утверждение Секретариата (к<отор>ый будет против и замолчал ходатайство о памятной доске на доме, где жила мама) или можно обойтись без? (Думаю — нельзя.) Ответьте хоть в двух словах по адр. Москва Г-270 Комсомольский просп. 49 кв. 23 А. Шкоди-ной для меня. Через два дня еду в Тарусу, в нач<але> след<ующей> недели буду в Москве на неск<олько> дней (прописка-выписка и т. д.). Как только «утрясу» квартиру, поеду в Тарусу, буду работать, как каторжная, - время уходит отчаянно и без толку. Всего Вам и Елене Владимировне доброго.

Ваша АЭ

0 книжных делах — немного погодя, как только утрясутся эти. ⁴⁹

в Песочное, а мы к ним в Тарусу, поставили, с тарусской каменоломни, камень: Здесь хотела бы лежать МАРИНА ЦВЕТАЕВА». (V, 97)

³ Виктор Эльпидифорович Борисов-Мусатов (1870-1905) - художник. Лето и осень 1905 г. прожил на даче И.В. Цветаева.

В. Н. Орлову

15 августа 1962

Милый Владимир Николаевич, мнение Ваше насчёт памятного камня получила, оно, конечно, вполне соответствует моему. Эренбург, как мне сообщила Алигер, по моей просьбе говорившая с ним по этому поводу, тоже против данной идеи (сейчас) и данного воплощения оной. Посоветовавшись с Казакевичем — первейшим из первых за-чинателейтой, первой, гослитовскойкнижки, ктемжевыводам пришла и сама Алигер. Паустовскому я не писала, чтобы не беспокоить его в его послеинфарктном состоянии; остаётся один Макаров - не трудно себе представить, что и он не окажется на стороне Островского (воздвигателя!). — Я только что из Тарусы, провела там три дня, узнала историю во всех подробностях. Конечно и несомненно — Островский чудесный мальчик, вполне, весь, с головы до ног входящий в цветаевскую формулу «любовь есть действие», мне думается, что, когда соберём мнения всех членов комиссии по поводу его великолепной романтической затеи, надо будет написать ему от имени комиссии премудрое письмо, т. е. суметь и осудить необдуманность затеи, и... поблагодарить его за неё. Мальчишка совершенно нищий, в обтрёпанных штанцах, всё сделал сам, голыми руками, — на стипендию — да тут не в деньгах дело! Сумел убедить исполком, сумел от директора каменоломни получить глыбу и транспорт, нашёл каменотесов — всё это в течение недели, под проливным дождём, движимый единственным стремлением выполнить волю... И мне, мне, дочери, пришлось бороться с ним и побороть его. Всё это ужасно. Трудно рассудку перебарывать душу, в этом всегда есть какая-то кривда. В данном случае — кривда вполне определённая. Что делать! Что поделаешь! <...>