Против черного барона

Он явился на аэродром в простой сатиновой рубахе, босиком. Ему сначала не поверили, что он летчик. Я тоже сделал вид, что не знаю его, но украдкой кивнул на свой самолет. Вася моментально вскочил в кабину «ньюпора» и взлетел.

Выполнив в воздухе несколько фигур, в том числе «мертвую петлю», он сел. И так красиво, что все залюбовались его посадкой.

С этого дня Василий Федорович Вишняков стал летать в нашем 5-м авиаотряде. Воевал он храбро, атакуя, никогда не уходил в сторону, какой бы сильный огонь ни встречал. Исключительно метко стрелял.

В боях под Каховкой я с радостью узнал, что и бывший офицер Земитан — мой уважаемый инструктор — тоже честно служит народу. Все настоящие патриоты встали на сторону революции…

Белые решили отомстить за поражение семи своих самолетов в воздушном бою с Николаем Васильченко. 13 августа стало для нашей группы самым черным днем.

Все исправные самолеты улетели. На аэродроме остались лишь механики и мотористы, занятые ремонтом машин. Свободные от заданий летчики пошли обедать. Только сели мы за стол, послышался негромкий гул «хэвиленда».

— Вроде международная контра зудит, — сказал Савин и выбежал из столовой. За ним поспешили остальные.

Комиссар быстро подготовил для стрельбы пулемет «льюис», но стрелять из него было бесполезно. «Хэвиленд» шел на большой высоте.

Послышался свист бомб, затем аэродром потонул в грохоте взрывов. Горячая волна свалила меня на землю. Когда очнулся, увидел рядом Савина. Он лежал в обнимку с «ЛЬЮИСОМ».

— Фельдшера! — крикнул я. А он был уже рядом. Расстегнул трясущимися руками гимнастерку комиссара, приложил ухо к его груди, послушал и сдавленным голосом сказал:

— Все, товарищ командир…

Эх, Иван Дмитриевич, дорогой ты мой человек, чистая душа… Я бережно поднял его на руки и понес в дом. Там уже лежали тела еще двух убитых.

Много людей тогда пострадало. Тяжелые ранения получили летнабы Халилецкий, Воронцов, Иван Трофимович Дацко.

Вечером врангелевцы решили еще раз навестить наш аэродром. Маскируясь облачностью, они подошли к самому Бериславу. Но здесь их заметил Яков Гуляев, возвращавшийся с боевого задания. Внезапной атакой он сбил одного беляка, а другого обратил в бегство. Правда, и сам он был ранен в руку.

Некоторые моменты боя мы увидели с земли. Более подробно рассказал о нем сам Гуляев в курилке. Неожиданно для всех он заявил:

— Я действовал так, как советовал товарищ Ленин.

— Как именно? — удивленно спросил Васильченко.

— Если пошел в наступление, — спокойно ответил Гуляев, — то не останавливайся, иди вперед, на трудности не смотри.

— Ты, Яков Яковлевич, говоришь так, будто сам видел и слышал Ильича, — заметил кто-то из летчиков.

— Да, было дело, — сказал Яша. — Хоть раз, но посчастливилось мне слышать товарища Ленина.

Раньше Як Якыч никогда об этом не говорил… А ведь он уже около года находится в нашем отряде.

— Расскажите подробней, — попросил я его.

Гуляев помолчал немного и начал:

— Случилось это незадолго до расстрела июльской демонстрации в Петрограде. Я тогда работал механиком в Гатчинской школе авиации. Однажды пришли к нам матросы и говорят:

— Мы — делегаты от балтийцев. К Ильичу идем. Вторые сутки не ели, покормите, братцы…

Я даже рот открыл от удивления:

— К Ильичу?

— Точно, к товарищу Ленину.

— Возьмите кого-нибудь и от нас.

— Пожалуйста, иди, если тебя направит комитет.

И меня действительно направил комитет. Приехали мы в Питер и пошли прямо во дворец Кшесинской, к большевикам…

Наш старший показал часовому мандат, и нас пропустили. В огромной комнате с зелеными стенами было уже полно народу. Большинство — военные моряки.

Неожиданно из боковой двери вышел Ильич. Улыбнулся приветливо и сказал:

— Здравствуйте, товарищи революционные матросы! Давненько вас жду.

— Здравствуйте, товарищ Ленин! — хором ответили мы.

Ленин прошел к трибуне и выступил перед нами с небольшой речью. Всю ее не помню, но некоторые слова крепко застряли в голове.

— Злобные у нас враги, — говорил Ильич. — И было бы неверно считать, что с захватом пролетариатом власти борьба окончилась. Она будет продолжаться, и биться надо до конца. Лозунг «Вся власть Советам!» победит.

В заключение Ильич подчеркнул:

— Если пошел в наступление на врага, не останавливайся, иди вперед, на трудности не смотри…

— Никогда не забуду этих слов, — сказал Гуляев. — В сегодняшнем воздушном бою они будто сил мне придавали.

— Ну, а какой он, товарищ Ленин? — спросил Николай Васильченко.

Гуляев подумал немного и ответил:

— Ильич-то? Простой, человечный, одним словом, наш.

Середина августа 1920 года. Бои за Каховку разгорелись с новой силой. Врангель бросил сюда почти всю свою конницу и большую часть авиации. Расчет у него прост: лавина кавалерии отшвырнет наши разрозненные части к Днепру, авиация уничтожит переправы и добьет отрезанные войска…

Однако все попытки белых разбомбить переправу с треском провалились. Недаром летчики Правобережной авиагруппы провели за это время около тридцати воздушных боев. Досталось от нас и коннице генерала Барбовича.

В бой за Каховку вступили и летчики Центральной авиагруппы. С 14 по 20 августа они ежедневно наносили бомбовые удары по белогвардейской коннице. Каждый раз в воздух поднималось по десять — пятнадцать самолетов.

Одно удивляло меня: почему Иван Ульянович решил перелететь в Ново-Каменские хутора, а не к нам в Берислав. Ведь жизненно важная каховская переправа находилась рядом с нами. Штаб командующего Правобережной группой войск, которому подчинялась Центральная авиагруппа, тоже располагался в пятнадцати минутах ходьбы. Наш эшелон стоял на станции Снегиревка, и мы регулярно получали все необходимое. У нас даже накопились небольшие запасы бензина, масла и боеприпасов, которые можно было передать Центральной авиагруппе.

Мы располагали всего шестью исправными «ньюпорами», а у Павлова было около двадцати самолетов. Ясно, что наши совместные действия принесли бы больший эффект.

Но, несмотря на большую удаленность от основного района боев (около сорока километров), Центральная авиагруппа сыграла, можно сказать, выдающуюся роль в отражении натиска кавалерии Барбовича.

Каждый день она производила по два-три групповых вылета, а 17 августа всеми имеющимися самолетами нанесла удар по скоплению белогвардейской конницы возле хутора Горностаевского.

Мы в это время главное внимание уделяли разведке. Кавалерийские части генерала Барбовича то и дело маневрировали, стараясь пробить брешь на каком-нибудь участке. Надо было пристально следить за переброской войск противника.

С прибытием группы Павлова обстановка в воздухе резко изменилась. Теперь вражеские летчики даже не пытались прорваться к плацдарму и переправе. Поэтому я оставлял на аэродроме лишь один дежурный истребитель, а остальные посылал на разведку, бомбометание и штурмовку. Нанося удары по вражеской кавалерии и пехоте, наши летчики ежедневно совершали около пятнадцати вылетов. Все они показывали замечательные образцы мужества и мастерства.

Иван Дацко, схватившись в воздухе с двумя «хэвилендами», обратил их в бегство. Он спас жизнь Коле Васильченко, у которого во время боя отказал пулемет.

Ганя Киш мастерски громил белогвардейскую конницу с бреющего полета. Вася Вишняков установил рекорд бомбовой нагрузки. Летчики, летающие на «ньюпоре», обычно брали с собой две бомбы. Да и их было трудно выбросить из узкой кабины Приходилось зажимать ручку управления между колен, чтобы вынуть предохранительную чеку и расконтрить ветрянку. А Вася Вишняков взял в полет шесть бомб! Четыре подвесил на борт кабины, а две положил на колени. Взлетел, вышел на цель и метко сбросил их в гущу вражеской концицы.

У нас был двухместный самолет «анасаль». Летнабы Петр Добров и Георгий Халилецкий поочередно летали на нем с Кишем. Они вели разведку тылов противника.