Против черного барона

Я нахожусь гораздо выше противника. Чтобы удар был внезапным, решаю атаковать сверху сзади. Делаю разворот, отдаю ручку вперед, пикирую. Только ветер свистит в расчалках.

Все ближе «хэвиленды». Все отчетливее видны фигурки врагов в круглых вырезах кабин. Вижу: летнаб ведущего самолета перегнулся через борт, смотрит на землю, наверное, прицеливается… Я не могу сдержаться и открываю огонь. Летнаб быстро выпрямляется и припадает к турельному пулемету.

Ведущий «хэвиленд» скользит вниз. Его ведомый испуганно кидается влево. Да, погорячился я, не попал! Но бомбу все-таки не дал ему сбросить…

На развороте оглядываю небо. Над Бериславом сверкают разрывы снарядов — это ведут заградительный огонь наши артиллеристы. Вражеские самолеты кружатся восточнее Днепра. С одним «хэвилендом» ведет бой Вася Вишняков. А где же Васильченко?

Внезапно рядом с «ньюпором» проносится Огненная трасса. Бросаю машину вниз. Вот он, противник! Хочу атаковать его, но с ужасом замечаю: звено вражеских самолетов подходит к понтонному мосту. Они далеко отсюда, и я, пожалуй, не успею помешать им сбросить бомбы. А если белым удастся взорвать мост, наши бойцы под Каховкой останутся отрезанными… Вдруг вижу: три краснозвездных «ньюпора» дружно врезаются в звено врангелевцев. Молодчина, Скаубит, успел! Из Писаревских хуторов пришел он с Захаровым и Рыковым…

Теперь обстановка меняется. Нас уже шестеро. Маленькие верткие «ньюпоры» непрерывно атакуют врангелевцев. Те поспешно сбрасывают бомбы, разворачиваются и, отстреливаясь, начинают уходить.

Первый налет белогвардейской авиации отбит. Вишняков, Васильченко и я возвращаемся на аэродром: надо пополнить баки бензином, подвесить бомбы, зарядить пулеметы. А звено Скаубита остается штурмовать позиции врангелевцев…

Весь день наши «ньюпоры» висели над полем боя. Эйдеману и его начальнику штаба мы непрерывно сообщали свежие данные о противнике. Кроме того, бомбили и обстреливали скопления войск и артиллерийские позиции белых. А главное: наши летчики-истребители парализовали действия белогвардейской авиации. Вражеским самолетам так и не удалось пробиться к Каховке и Бериславу. 7 августа, в самый разгар боев, они не сбросили ни одной бомбы на переправу и наступающие красные части. А ведь у Врангеля в этот день летали лучшие авиаотряды: 1-й имени генерала Алексеева, 3, 4, 5 и 8-й.

Воздушные схватки над каховским плацдармом были самыми жаркими за весь период боевых действий Красной Армии против черного барона. Один из белогвардейских офицеров позже вспоминал: «Красные летчики помешали бомбометанию у Каховки. В дальнейшем даже на разведку этого района самолеты шли только парами».

Генерал Ткачев, пытаясь как-то оправдать поражение своих асов, писал о «фанатизме красных летчиков». Ему вторил генерал Слащев, заявив, что идти в бой, имея позади Днепр, могли только «люди, потерявшие голову».

Что ж, у них свое понимание явлений и фактов. А мы гордимся этим «фанатизмом», или, точнее сказать, беспредельной преданностью наших бойцов делу революции, их готовностью не щадить собственной жизни ради победы над врагом.

Отступающие врангелевцы оказывали упорное сопротивление. Генерал Слащев, оттянув крупные силы вниз по Днепру, навис над правым флангом наших войск, продвигающихся восточнее Каховки. 8 августа белогвардейцы сильным контрударом около Корсунского монастыря отбросили к берегу Днепра две бригады нашей 15-й стрелковой дивизии. Донесение об этом Эйдеман получил лишь под вечер и не знал, чем закончился бой, удерживают ли наши плацдарм на правом берегу…

Последние наши самолеты только что возвратились с боевого задания.

— Иван Константинович! Если бы я верил в бога, перекрестился бы обеими руками, — сказал Савин. — Такой был тяжелый день, а все кончилось благополучно. Вовремя наши вернулись домой. Вы только посмотрите! — И он показал на небо.

Я уже сам поглядывал вверх с опаской. В небе громоздились темные облака. На горизонте поблескивали молнии.

— Не хотел бы я в полете встретиться с такой грозой, — заметил стоявший рядом Николай Васильченко. — Говорят, самолет, как спичку, переламывает…

В это время позади раздались прерывистые гудки. Оглянувшись, я увидел легковую автомашину.

— Из штаба группы войск мчится, — сказал комиссар. — С каким-нибудь важным приказом.

Автомобиль подкатил прямо к нам. Из него выскочил порученец командующего.

— Вы начавиагруппы? — спросил он, обращаясь ко мне. — Вам пакет от Эйдемана…

Я вскрыл конверт. Командующий приказывал немедленно послать на разведку самолет и выяснить обстановку в районе Корсунского монастыря: в чьих руках он находится, где противник…

Сунув конверт в карман, я снова посмотрел на небо.

— Разрешите мне слетать, товарищ командир, — прервал мои мысли Васильченко.

— Не уеду до вашего возвращения! — поспешно отозвался командир, прибывший с пакетом.

Мне стало неудобно. Я только что собирался поехать к командующему и лично доложить о невозможности вылета. Теперь этого нельзя было делать: Эйдеман не поверил бы моим доводам.

— Хорошо! — согласился я. — Вылет разрешаю. Если на маршруте встретится гроза, немедленно возвращайтесь назад.

— Ясно! — ответил Васильченко.

— Дайте карту. — Ориентировочно определив границы грозовой облачности, я указал маршрут: Корсунский монастырь — Большие Маячки — Черненька — Берислав…

Едва самолет Скрылся за облаками, пошел дождь. Ветер усилился, небо еще больше помрачнело.

— Третий раз пошел сегодня… — усталым голосом сказал моторист Федя Святкин.

— Только бы вернулся… — отозвался порученец командующего.

Потянулись томительные минуты ожидания. Чего только не передумал я за это время. Но вот наконец «ньюпор» появился. Ветер бросал его из стороны в сторону, и он никак не мог зайти на посадку.

Фельдшер Пшенин стоял бледный и машинально то открывал, то снова закрывал свою сумку. Заметно нервничал и Савин. Мне тоже стало не по себе, когда самолет, раскачиваясь, пошел вниз. Казалось, бросит его ветер на землю и останутся от него только обломки. Но нет, обошлось. Все, кто были на аэродроме, бросились к приземлившемуся «ньюпору». Одни хватали машину за крылья, другие за хвост, чтобы ее не опрокинуло ветром. Удержали. Из кабины вылез сконфуженный Васильченко: самолет сделал несколько «козлов» и получил небольшие повреждения. А мне хотелось расцеловать этого замечательного смелого летчика.

Через пятнадцать минут после возвращения Васильченко я доложил командующему, что его приказ выполнен. И тут же вручил ему донесение, написанное самим летчиком. Вот выдержка из этого документа:

«Группа противника, стоящая против Корсунского монастыря, стреляет по нему, и цепь пехоты подходит к монастырю. Батарея противника находится в шести верстах восточнее хутора Рыбалово… Сбросил по ней две десятифунтовые бомбы и обстрелял из пулемета. Также проследил переправу наших войск на правый берег Днепра. Ввиду заставшего меня в воздухе сильного дождя и бури наблюдение пришлось приостановить и лететь домой. На обратном пути провел наблюдение над Черненькой и опять попал в дождь. Посадку производил в сильную бурю…»

Вечером 7 августа Эйдеман приказал мне перебросить в Берислав всю авиагруппу. Раньше там находились только дежурные истребители. Я поднял людей по тревоге. За ночь мы перевезли на новое место горючее, боеприпасы, техническое имущество, а на следующее утро перегнали туда самолеты.

Аэродром располагался у северной окраины Берислава. Отсюда, с высокой кручи, хорошо просматривались и противоположный берег, и Каховка, и расстилающаяся за ней степь. Теперь даже мотористы со стоянок могли наблюдать за боями, которые шли у хутора Терны и деревни Любимовки.

Мы, летчики, непрерывно вели разведку, следили не только за противником, но и за ходом фортификационных работ, проводимых нашими войсками. Восточнее Каховки появлялись все новые линии окопов и ряды проволочных заграждений. Они опоясывали городок полукругом, упираясь флангами в берег Днепра.