Большая Медведица

— Примерно догадываюсь, кто мог это сделать — замолк Кот. Что-то мешало ему продолжать.

— Не стесняйся, рожай, ткнул его локтем в бок Святой — дело житейское, с любым может произойти. Ну, давай, выкладывай.

— Женька Бурдинский, выше тебя на два дома живет. Высокий такой, худощавый. На левой руке трех пальцев нет.

— Погоняло есть?

— Беспалым кличут, знаешь такого?

— Нет.

— Он судимый, весь в наколках. Я думал, ты с ним где-нибудь вместе в тюрьме сидел.

— Нет, Костя, не встречал, — вспоминая, тер лоб Олег.

— А чем он сейчас занимается?

— Воду мутит. Не работает, каждый день пьяный. Сгуртовал вокруг себя малолеток и с ними, как мне кажется, по хатам лазит. Помоги ружье найти, до гробовой доски благодарить буду.

Квартиру Кота, в натуре, как потом выяснится, взял Беспалый, но очень чисто и менты его ни сейчас, ни потом не потревожат. Найдет винт Святой.

— Ничего конкретного, Костя, пообещать тебе, к сожалению не могу. Подкатывай завтра вечером часикам к десяти сюда же, что-нибудь попробуем решить.

Олег вывалил в баки мусор, вернулся домой и, умывшись, брякнул Ветерку.

— Чем занимаешься?

— На дачу собираюсь.

— Не очень торопишься?

— Да нет, а что?

— Выходи к детскому садику. Потолкуем. Я переоденусь и минут через пять подгребу.

У решетчатого разноцветного забора, на низенькой лавочке, ковырялся сухой прошлогодней травинкой в рандолевых коронках, Леха. Сплюнув сукровицу под замшевый кроссовок, он пододвинулся на скамье, освобождая место для подельника.

— Срочное что-нибудь?

— Как посмотреть. Кот от меня только что умотал. У него вчера хату вымолотили.

— А ты тут причем? — искренне удивился Ветерок.

— Нужно бы ему помочь. Мы ведь маломальские, но приятели. Да и вообще вчера его обокрали, а завтра тебя наладят или меня. Никто от этого не застрахован.

— Так-то правильно базаришь, шустрили бы где-нибудь на стороне. Из-за них и нас легавые на мушку возьмут. Давай найдем, кто этим промышляет, — оживился он. Но как?

Святой подробно передал приятелю, какой разговор состоялся у него с Костей. Тот внимательно, не перебивая, выслушал.

— Что предлагаешь?

— Завтра к десяти до меня греби, Кот тоже подойдет. Потолкуем с ним, а там видно будет.

С «лягушатника» прибежал старший сын и, жадно выцедив кружку холодного молока, растянулся на ковровой дорожке в спальне.

— Максим, подъем. Выбирай, что делать будешь, пылесосить или полы шкварить?

— Неохота, батя. Почему только мы с тобой генералим? Пусть мать занимается.

— Мать варит на нас и стирает, а наше дело квартиру в чистоте содержать. Еще я тебе советую свои трусы и носки самому стирать.

— Ничего себе заявочка!

— Ты сам, что ли себе белье стираешь?

— Трусы с носками — да.

— А почему?

— Потому, что я взрослый. Уважаю себя и мать свою. Пылесосить будешь или второе?

— Хочу жениться.

— Ясно море, на «лягушатнике» приятней.

На следующий день, как и договорились, троица скучковалась у пятиэтажки Олега в песочнице.

— Пацаны, примите меня к себе в банду.

— Ты словно в комсомол просишься, — ухмыльнулся Леха — ну поливай дальше?

— Устал я вхолостую работать. Вы вот тоже пока пахали, без штанов ходили, а сейчас на вас любо-дорого смотреть. Прикидываетесь шикарно и в печатках рыжих щеголяете. 0 т Беспалого круто отличаетесь. Он синяк натуральный, а на вас и не подумаешь, что судимые.

Святой с Ветерком переглянулись, и Кот понял, что они обдумывают его просьбу.

— Я соображаю, что с ментами плотно завязан и, наверное именно поэтому у вас имеются основания мне не верить, но чтобы доказать вам свою преданность, я готов вообще на все.

— На все, говоришь?

— На все, Олега. Давай, я убью кого-нибудь, чтобы ты увидел, что обратного хода у меня нет. У Бурдинского правой рукой Жук. Помогите мне его в карьер увезти, там я его насчет того, кто мою хату выставил, покачаю и потом застрелю. Годяво?

— Насчет убийства не газуй, Костя. По-моему не так просто человека жизни лишить.

— Охотник я, понимаешь? Кровушки в лесах нахлебался досыта. Я эту мразь хлопну, рука не дрогнет. Тем более он — синюшная морда, от него все равно никому никакой пользы нет.

— Одно дело — коз шмалять, другое — людей. Или для тебя разницы нет?

— Есть, конечно, но этого гавнюка не жалко.

— Дельно базарит, встрял Ветерок. У Рыжего тачку возьмешь, — он как раз на ней стекла затонировал, а самого его привлекать не стоит. Братану позвони, пусть приезжает, здоровый парняга, сгодиться. Утрясли вроде все, по домам?

— Пора действительно, — встал первым Святой. Вали, Кот, до хаты и если в натуре решился на мокруху, паси Жука.

Наломав еще не распустившейся черемухи. Костя, задумавшись, пропал в темнеющей улице. Распластавшись на теплом песке и закинув за голову руки, гонял масло, высматривая Большую Медведицу на звездном небе, Олег.

— Леха, может, зря мы Кота через кровь тянем?

— Легавый он. Пусть запачкается, тогда ему железно можно будет доверять.

— Ладно, пускай все катится, как катится. От судьбы не сквозанешь. С Хадичей у вас как?

— Не пойму. Сына увидел своего и ее, и представляешь — чуть не остался в Кутулике. Хорошо, что Эдька рядом был.

— Любишь ее?

— Люблю и ее, и Настю, одинаково.

— Громадное у тебя сердце.

— Не балдей, волк, а то на эту тему я с тобой больше базарить не буду.

— Извини, Ветерок. Любовь — чувство конечно сильное, но я тебе не завидую. Если не секрет, проболтайся, как она сына окрестила?

— Лехой.

— В честь вашего величества, надеюсь?

— По-другому и быть не могло.

— Похож хоть на тебя?

— В том-то и дело, что похож, подлец.

— Что ворчишь? Тогда радоваться нужно.

Отдавая долг родине в воинской части, расположенной на территории Первомайска, Жуков подженился на приглянувшейся ему толстушке — мастерице с жилищно-коммунального хозяйства и, дембельнувшись, на далекую свою родину возвращаться не спешил. Поселок Жуку нравился, заработки сожительницы устраивали, а, связавшись с Беспалым по воровской стезе, жизнь вообще заскользила, словно сыр по маслу. Только всегда хотелось спать и на кражах, и в свободное время. Вот и сегодня, разлепив тяжелые веки, он поковырялся указательным пальцем в глазницах, удаляя засохшие сгустки слез и с хрустом потянувшись, глянул на будильник. Стрелки не шевелились.

— Танька?

«Где она интересно, на работе, наверное. Да не должна, сегодня восьмое мая. Выходной».

— Татьяна?!

«Может, в магазин утопала?» — упал он снова смуглым лицом в пуховую подушку, но захрапеть ему помещал без стука отворивший входную дверь Бурдинский.

— Здорово, Руслан, когда ты, дружок, выспишься? Натягивай штаны, в кабак пойдем.

— Я бы с превеликим удовольствием, но филок нет.

— Есть, — похлопал по нагрудному карману Женька.

— Я вчера с последней делюги набор посуды загнал в Шилке. Одевайся.

Пили подельники много, но дешево, деньги приходилось считать, в отличие от Эдьки, жировавшим за соседним столиком.

— Кто это, не в курсе? — понюхал после очередной стопки кусочек черного хлеба Жуков.

— Младший брат Святого, Эдька Иконников. Крадут пацаны и видимо по крупному, хрустами машет, не жалеет. Феди Хасанова они зимой склад подрезали.

— Почем знаешь?

— Рыжий — болтун. Святой с Ветерком — матерые, а этот — капуста, жало до колен висит. Примазался в кодлу путную и ноги от счастья трясутся. Наливай, Руслан, по последней.

Жук насыпал и махонькими глоточками выпил последнюю в своей жизни рюмку водки.

— Я отчаливаю, Женька, поздно уже. Татьяне хлестанулся завтра картошку ее матери высадить.

— Завтра же девятое.

— До обеда управлюсь. У нее огород, что этот зал.

С початой бутылкой «Пшеничной» в оттопыренном кармане ветровки, Жуков вышел с «Березовой рощи» и, покачиваясь на нетвердых ногах, направился к дому. Пройти сто пятьдесят метров ему было не суждено — в неосвещенном, возле крадуна бесшумно тормознулись белые, с затемненными тонировкой стеклами Жигули, и не успевшего сообразить, что случилось Руслана, Леха и Эдик втолкнули на заднее сиденье. Олег вылез из-за руля и подняв дверцу багажника, нырнул в него. Потом захлопнул ее и, оказавшись сзади Жука, накинул ему на шею удавку, сделанную из кожаного ремешка от бинокля.