Петербург в 1903-1910 годах

Хитрово, имеющая свой дом на Песочной ул., переехала теперь на Сергиевскую — излюбленную улицу нашего «большого» света. Причина — боязнь близости фабрик и заводов.

На дверях почтамта вывешено объявление, что в услугах посторонних лиц почтамт более не нуждается. Это не значит, что почтовые чиновники вернулись к своим занятиям, а только то, что добровольцев и числившихся «кандидатами» на должности вполне достаточно.

Не вовремя забастовала почта! Примкни она ко всеобщей, прежней — получила бы все. Теперь же еще большой вопрос…

Удивительная разрозненность действий: забастовки, бунты — все это вспыхивает то здесь, то там, или преждевременно, или очень поздно и дает бить себя по частям. Нет Наполеона у нашей революции!

24 ноября. Видел А. И. Воскресенского. Спрашивал его, как обстоят дела у них в Царском Селе и в их гусарском полку. Вытаращил на меня глаза и сказал, что гусары спокойнее, чем кто-либо, и ровно никаких брожений у них не происходило.

И врут же у нас в Питере, могу сказать!

26 ноября. Несмотря на резолюцию почтовой сходки, напечатанной во всех газетах, о продолжении забастовки, она сорвана. Очень многие вернулись на работы, и почта действует.

На помощь бастующим двинулись рабочие и сегодня была на Почтамтской ул. перестрелка: рабочие не пускали ходивших на работу почтальонов; говорят, были убитые.

27 ноября. Пасмурно; такие же и толки кругом.

Газеты сообщают об аресте Совета рабочих депутатов. Сделали это совсем легко и просто… оказалось, что для этого требовалось только немного решительности, которую и проявил Дурново.

Общее недоумение и раздражение вызывает высочайшая благодарность, объявленная казачьим полкам за их верную службу против «внутренних» врагов. Это вызов; очевидно, близок последний бой с самодержавием. Впрочем, со дня смерти Александра III нет самодержца на Руси, а есть только самодержавные министры.

На сегодня всюду назначены собрания и совещания.

28 ноября. Нечто об о. Гапоне. С. П. Хитрово, попечительница какого-то приюта, рассказала мне следующее. Г. Гапон получил место в их приюте, причем ни нравственностью, ни воспитанностью не отличался. Любил покутить и несколько раз каким-то образом ухитрился попадать в спальню к девушкам. Однажды встретил на улице какую-то из них (воспитанницу приюта) и отправился с ней в меблированные комнаты. Об этом узнали и предложили ему оставить приют.

Г. Гапон, кончив служить свою последнюю обедню в нем, вышел с крестом на амвон и произнес очень резкую речь, в которой предлагал девушкам не слушаться начальства, не желающего им добра и т. д. Закончил речь еще более странным возгласом: «А кто любит меня, иди за мной!»

В тот же вечер девушка, бывшая с ним в меблированных комнатах, пропала. Впоследствии она приходила в приют в весьма жалком виде, беременная и брошенная Гапоном [187].

Дальше: С. П. Хитрово уверяла, будто 9 января Гапон в толпе рабочих не был — были переодетые в рясы студенты — а сидел он в Вольно-экономическом обществе, ожидая прихода депутаций, с тем, чтобы идти во дворец «за министерским креслом».

С. П. Хитрово — дама, во многом очень осведомленная и наблюдательная — высказывала предположение, что Гапон, по всей вероятности, незаконный сын митрополита Антония; он выделывал такие штуки, какие другому не сошли бы с рук. Между прочим, Гапон за нетрезво-развратное поведение отсиживал в черной келье — заменяющей тюрьму у духовенства, но выпущен был очень скоро, далеко не отсидев присужденного срока.

Газеты сегодня вышли только частью. У газетчиков есть лишь «Новое время», «Слово» и «П.<етербургский> листок».

29 ноября. Слышал от офицера военного телеграфа, как произошла в действительности история в электротехнической роте, перевранная газетами.

Электротехники поставлены так, как не снилось солдатам даже гвардейских полков, и потому петиция, поданная ими командиру об улучшении пищи и т. п., являлась простым результатом пропаганды.

1) Солдаты-электротехники свободны после служебных часов, и им не препятствовали заниматься частными работами, что давало им солидный заработок.

2) За работы во время забастовок солдаты получали по 2 руб. в день (по освещению города), унтера от 4 до 6, а офицеры по 14 руб.

3) Деньги эти, якобы задержанные их командиром (по словам их петиции), в действительности не были еще даже получены им от градоначальника.

4) Солдаты являются в этой роте, в сущности говоря, бесплатными учениками, по выходе из которой сейчас же получают прекрасные места по 60–100 и более рублей.

Вот такие-то молодцы (220 из 270) подали командиру, под влиянием агитатора-механика, заявление, в котором требовали исполнения в определенный срок всех пунктов (точно их не помню).

Командир обещал ответить, ушел и дал знать по начальству и градоначальнику.

В 5 ч. вечера (а не ночью), когда было уже темно, во двор бесшумно вошел батальон Павловского полка; с ним явился и сам командир полка несколько в нетрезвом виде и приказал командиру бунтовщиков «обезоружить» их.

Тот приказал вызвать к себе роту наверх, якобы для ответа, и когда те явились — нижние помещения, где стояли ружья, были заперты дневальными, поставленными из числа верных людей.

Наверху он заявил, что переговорит с ними на более просторном месте — во дворе. Ничего не подозревавшие бунтовщики стали сбегать с лестницы и попадали прямо в объятия павловцев.

Когда вся рота была окружена и арестована, ей выкинули матрасы и шинели и повели в Петропавловскую крепость, где и разместили в маленьком манеже.

С почтовой забастовкой неразбериха: газеты твердят, что она продолжается, между тем письма весь Петербург получает исправно.

30 ноября. От П. М. Кошкина, члена совета министра внутренних дел, слышал подтверждение разсказа Хитрово о Гапоне.

Гапон, как и Зубатов [188], оказывается, тоже получал содержание из Министерства внутренних дел и является никем иным, как провокатором.

1 декабря. Государь, здоров и весел. «Цветет», по выражению видевших его лиц. Толки о стрельбе в него и ране, тем не менее, держатся.

2 декабря. После полудня сегодня у газетчиков конфисковано 7 газет: в них помещен «Манифест» Совета рабочих депутатов, социал-демократов и т. д. Манифест предписывает бойкот государственных бумаг, бумажных денег, обратное истребование вкладов и т. п.

На Невском проспекте буквально нет прохода от всякого возраста субъектов, выкрикивающих и предлагающих каждый день все новые и новые юмористические журналы и газеты. Плодятся, как грибы, теперь!

Обложка петербургского сатирического журнала «Ворон» (1906)

4 декабря. Левых газет в продаже нет до сих пор. Вчера в редакции «Руси» мне сказали, что она выйдет на днях под другим именем; так же поступят и остальные 6 газет.

В ночь на сегодня произведено много арестов.

У газетчиков полиция отбирала разные юмористические журналы.

5 декабря. На улицах расклеены правительственные афиши, предупреждающие, что лиц, подстрекающих к забастовке, будут штрафовать на 500 р., или сажать в тюрьму на 3 месяца.

Газета «Русь» вышла под именем «Молвы»: прочел в ней правительственное сообщение, взваливающее вину за все происходящее только на крайние партии.

Цель этих сообщений — еще более разъединить общество, и в этом отношении Дурново ведет политику умело!