В театре и кино

Попов – М. Жаров, Смирнова – О. Андровская

…Но вот картина закончена. Я впервые сижу в большом просмотровом зале Комитета по кинематографии в обществе двух пожилых женщин и, пока идет фильм, слышу их искренний смех.

Зажигается свет, и на глазах первых своих зрительниц я вижу слезы…

– Если б Антон Павлович был жив… – говорит одна. – А откуда вы узнали о романсе? – спрашивает меня другая. Речь шла о романсе, который исполняла по ходу фильма Андровская. Это была «Ночь» А. Рубинштейна на слова Пушкина.

– Мне показалось, что он здесь кстати, – ответил я.

– Это был любимый романс Антона Павловича!.. – говорит одна из моих собеседниц – Ольга Леонардовна Книппер-Чехова, вдова писателя. Другой зрительницей первого просмотра была его сестра Мария Павловна Чехова.

Еще одна встреча с людьми, близко знавшими Чехова, навсегда запомнилась мне. На один из первых просмотров фильма в Ленинградский Дом кино я пригласил всю труппу МХАТ, прибывшую в Ленинград на гастроли. Пришли корифеи-мхатовцы – В. И. Немирович-Данченко, В. И. Качалов, И. М. Москвин, М. М. Тарханов; пришли их молодые коллеги – А. Тарасова, К. Еланская, А. Степанова, Н. Хмелев, Б. Ливанов, Б. Добронравов и другие. С замиранием сердца сел я за микшер (регулятор звука) в конце зала, предчувствуя, что мне предстоит самый строгий экзамен… И когда после окончания фильма все поднялись и стоя аплодировали, мы с Андровской, взволнованные и смущенные, быстро промчались по узкому проходу зала и выбежали прямо на улицу. Обычная жизнь Невского проспекта несколько охладила нашу радость и волнение.

Фильм «Медведь» с успехом прошел по экранам нашей страны и многих зарубежных стран. Вслед за О. Л. Книппер-Чеховой, которая в своем выступлении по радио отметила, что старый заигранный водевиль «вновь зазвучал на экране свежо и убедительно», рецензенты писали, что найдено кинематографическое решение пьесы, а один из зарубежных рецензентов утверждал: «Не надо знать русского языка, чтобы понять игру Жарова и Андровской».

Уже после того, как я получил рецензии из многих стран мира, из ВГИКа пришло долгожданное известие – коротенькая открытка, в которой сообщалось, что кафедра режиссуры принимает картину как мою дипломную работу. На этом закончилась моя непосредственная связь со школой. Начиналась школа жизни.

Из первого боевого крещения в кино я вынес твердое убеждение, что основой успеха явился полнокровный драматургический материал, а также удачный выбор актеров, их искренняя увлеченность работой и единый творческий порыв всего съемочного коллектива. Таким благотворным порывом была охвачена вся съемочная группа «Медведя»: оператор Евгений Шапиро, художник Людмила Путиевская, композитор Валерий Желобинский и все другие участники этой работы, вплоть до тех, кто любовно обставлял декорацию реквизитом, внося туда такие точно отобранные детали, как, например, будуарный столик с целующимися амурами. Эти амуры стали символическим образом в общем решении картины.

Не случайно поэтому вторую свою картину – «Человек в футляре» – я снимал с тем же коллективом моих единомышленников-друзей.

Человек в футляре

Этот фильм памятен мне по многим причинам. В работе над ним я впервые столкнулся с большой группой крупных актеров из разных театров, немало поработавших в кино. Это были люди самых различных творческих школ. Серьезно, ответственно отнеслись они к работе над фильмом, доверчиво, внимательно и чутко отнеслись к молодому режиссеру, взявшему на себя смелость составить из них единый ансамбль.

Мне посчастливилось снять в этом фильме в главной роли Николая Павловича Хмелева. Образ Беликова – самая большая работа Николая Павловича в кино.

В работе над сценарием «Человек в футляре» передо мной встали новые, особые трудности. Если в водевиле «Медведь», написанном для сцены, мне приходилось разряжать чрезмерную концентрацию действия, преодолевать театральное единство места и времени, то, перенося на экран небольшой, всего на 9 – 10 страницах, чеховский рассказ с его свободной повествовательной манерой, я должен был, напротив, конденсировать действие в ряде сцен.

Как известно, Чехов в этом рассказе скуп на характеристики действующих лиц. Кроме Беликова, более или менее подробно охарактеризованы только Варенька и ее брат. Пришлось поэтому решать сложную задачу создания целой галереи персонажей, окружавших «человека в футляре» и наглядно характеризующих то общество и то время, которые его породили.

Я тщательно изучил все чеховские рассказы, где так или иначе изображалась учительская и чиновничья среда, гимназическая жизнь.

Создать на этой основе живые человеческие образы мне помогли прежде всего замечательные актеры – яркие творческие индивидуальности.

На репетициях я добивался импровизаций. Актерскую инициативу все время поверял духом и стилем чеховского рассказа.

Многие старые актеры, занятые в фильме, создавая образы преподавателей – коллег Беликова, обращались к своим воспоминаниям о дореволюционной гимназии.

Помогли и мои детские воспоминания – ведь в гимназии я успел доучиться до четвертого класса. Навсегда запомнился мне бесконечно длинный коридор, в котором выстраивались классы на торжественный, ежедневно повторявшийся и потому всем приевшийся ритуал молитвы.

Явственно запечатлелись в памяти и все учителя. Я подбирал актеров по этим воспоминаниям.

Особенно хорошо я помнил директора гимназии – благообразного сановника с аристократическими манерами. Его роль я сначала предложил Василию Ивановичу Качалову. Он сказал мне: «В звуковом кино я еще не снимался, поэтому подумайте сами, стоит ли мне дебютировать в этой роли?» Я не рискнул взять на себя такую ответственность.

Роль директора гимназии сыграл старейший киноактер и режиссер Владимир Гардин.

Вновь пригласил я Андровскую и Жарова. Искренне и свежо сыграли они положительные роли в этом фильме – роль учителя географии Коваленко и его сестры Вареньки. Жарову удалось, сохранив свойственный ему непосредственный юмор, создать редкий в его палитре романтический образ бунтаря.

Роль Вареньки я писал, учитывая уже знакомую мне актерскую индивидуальность Андровской. В моем сценарии Варенька говорит Беликову: «Я предпочитаю быть исключением из правила, так сказать, неправильным глаголом». Эта реплика стала зерном характера…

Радостная, полная энтузиазма атмосфера царила у нас на съемках. Замечательные артисты – Ф. Раневская, А. Грибов, О. Абдулов, А. Лариков, К. Адашевский, В. Воронов, А. Бонди и другие внесли множество ярких жизненных штрихов и точных деталей в созданные ими портреты. Фраза, которую придумала Раневская, исполнявшая роль жены инспектора: «Я никогда не была красива, но всегда была чертовски мила», – вошла в фильм.

Лаконичный текст позволял нам строить многие сцены на подробно разработанной партитуре физического действия. Самой показательной в этом смысле была сцена прихода Беликова в дом к Вареньке. Хмелев, Жаров и Андровская сыграли ее без единого слова. Тем не менее им удалось раскрыть взаимоотношения своих героев предельно четко и ясно.

Николаю Павловичу Хмелеву, когда он снимался в фильме «Человек в футляре», было всего 35 лет, но слава его уже гремела. Он был народным артистом СССР и создал во МХАТе свои самые знаменитые роли: Алексея Турбина в спектакле «Дни Турбиных» по пьесе М. Булгакова, Николая Скороботова во «Врагах» М. Горького, Каренина в инсценировке романа Л. Толстого «Анна Каренина». И по экрану Хмелев был уже широко известен: принц в фильме Г. Рошаля «Саламандра»; роль Ф. М. Достоевского в фильме «Мертвый дом» (реж. В. Федоров), меньшевик Светлов в фильме В. Строевой «Поколение победителей».

Это был великий труженик в искусстве, исключительно скромный, необыкновенно требовательный к себе – я до сих пор вспоминаю его с любовью и признательностью. На просмотрах отснятого материала больше всех других был недоволен своей работой именно он.