Жизнь такая, как надо: Повесть об Аркадии Гайдаре

Словоохотливые соседи уже поведали старшим Голиковым о том, что два года тому назад Арзамас облетела удивительная весть, будто бы в доме Рейста на освещенной стене будут бегать люди, лошади и даже поезда.

Они тогда пошли к дому Рейста — крупного домовладельца. Там уже собралась толпа в несколько сот человек, жаждущая посмотреть невиданное в Арзамасе чудо — кинематограф.

Из дома Рейста доносились глухое жужжанье, смех и звуки пианино, еще больше разжигавшие любопытство собравшихся.

А народ все прибывал и прибывал и уже окружил весь дом.

Вдруг из толпы раздался громкий крик:

— Чего же они дразнят нас своим волшебством? Пойдем поглядим и мы!

Толпа хлынула к дверям и занавешенным окнам. Зазвенели битые стекла. Поднялась паника. Из помещения выбегали первые зрители — «избранная публика»: купцы и члены их семейств. Срочно вызванный Рейстом отряд конной полиции плетками избивал любопытных, а кое-кого для порядка арестовали…

Да, много странного в Арзамасе!

В городе есть общественный клуб, но в нем пусто. Он открывается в определенный час, швейцар ждет в прихожей посетителей до одиннадцати часов вечера, но никто не появляется, и клуб снова закрывают на замок. Извозчики уже наперед знают: здесь не заработаешь и, не останавливаясь, проезжают дальше.

Город купцов, крупных и мелких торговцев, кустарей, работающих на скупщика-меховщика, город церквей и монастырей жил своей извечной жизнью.

Сейчас начали строить еще одну железнодорожную линию — на Шихраны. Она соединит кратчайшим путем Арзамас с Казанью.

«Быть может, тогда в город приедут люди, которые разбудят арзамасцев и научат их спать только в определенное время суток?..» — думали Голиковы.

Впрочем, скоро Наталья Аркадьевна и Петр Исидорович убедились, что в Арзамасе живут и хорошие люди. Одним из них неожиданно оказался священник Владимирский, или отец Федор, как его звали в городе.

Странный это человек. Все дети у священника — об этом говорили шепотом — революционеры. У священника — и вдруг революционеры! И еще рассказывали, что отец Федор дружил в Арзамасе со ссыльным писателем Максимом Горьким. И до сих пор письма ему от «бунтаря» поступают.

А сейчас отец Федор весь ушел в заботы по строительству водопровода, и занимается он этим делом, говорят, лет двадцать.

В Арзамасе с водой трудно. Большинство жителей пили рыжую жижицу из оврага Сороки, а те, что побогаче, возили воду из лесных озер бочками. А Владимирский обнаружил в четырех верстах от города, в Мокром овраге, прекрасную ключевую воду и принялся собственными силами строить водопровод.

Отцы города и священнослужители смотрели на «забавы» отца Федора косо: не приличествует уподобляться простолюдину, да еще с богохульником Максимом Горьким в дружбе состоять и принимать деньги от бунтаря, коего сочинения подрывают устои власти самодержавной.

А Максим Горький и в самом деле в один из наиболее затруднительных моментов строительства пожертвовал на водопровод тысячу рублей.

«Странный город, странные люди, — думал Петр Исидорович. — Одни отдают все, что у них есть, безвозмездно на благо людей, другие за копейку удавятся. Да и как иначе, если здесь поговорка, говорят, родилась: «Деньги не бог, а полбога будет».

Петр Исидорович был человеком добродушным, однако умел едко посмеяться. И соседи уже окрестили его «иронистом». А ведь он сказал об Арзамасе то, что есть.

Арзамасцев так и тянуло на огонек в дом №25 по Новоплотинной улице. Приезжие оказались на редкость интересными людьми: книжные новинки у них появляются раньше, чем у других, хозяйка дома Наталья Аркадьевна — женщина остроумная, приветливая, жизнерадостная.

Голиковы — хорошие люди. Голиковы — хорошие собеседники. У Голиковых интересно. Такая молва полетела по Арзамасу.

Но у каждого свои заботы и радости. У взрослых свои дела, у Аркадия с сестренками — свои.

«Не поймешь этих взрослых! — думал Аркаша. — Только приехали в новый город, и опять папе что-то не нравится, «сон-город», говорит. Конечно, в Арзамасе заводов нет и не так дымят фабрики. Но ведь чистый воздух куда лучше… А сколько садов здесь! Вот только речка — Тешей называется — куда ей до Волги! Пароходы не ходят, и рыба в ней, говорят, вся давно подохла. Да это не беда…»

Талочке новый город тоже понравился, ну а что касается маленьких сестер Катюшки и Олечки, то им ведь все равно, что в Нижнем, что в другом месте: глупые они еще совсем. Во всяком случае, сам Аркадий новым местом остался доволен. Конечно, это еще не те дальние страны, о которых рассказывала мама, но до них отсюда, наверное, гораздо ближе, чем от Нижнего.

Около дома Голиковых стало шумно и весело.

А уж двор здесь — огромный-преогромный — не то что в Нижнем, на Варварке, где, кроме как на пекарню, и смотреть-то совсем было не на что.

Правда, сад у Терентьевых много больше, а этот — маленький, узкий и яблонь куда меньше и, главное, боже упаси их трясти — влетит. Зато растут два больших вяза, где можно прятаться от надоедливых сестренок. А в самом конце двора — очень длинный навес с остроконечной крышей, а позади пристрой с пологой крышей, куда можно свободно лазить — даже маленькие сестренки запросто забираются.

А на крыше и загорать, и играть можно — длинная она предлинная, внизу — хозяйские сараи, курятники, коровники, каретник.

Крыша выходила на огород Подсосовых — там, в сером доме, говорят, жил писатель Максим Горький. В ссылке.

И ребят в новом дворе человек двенадцать. Весело! С одним — Колькой — он даже поссорился.

Прибегает Колька во двор и кричит:

— Ух, где мы были!

— Где? — удивился Аркадий.

— Гостиницу Стрегулина знаешь?

— Ну бывал, — схитрил Аркадий, чтобы не ударить перед товарищами лицом в грязь — уж больно Колька всегда задается.

— Так за гостиницей болото, значит, за болотом Теша, потом мост, за мостом — Выездная слобода. Ну знаешь, где этот еще фискал Петька живет, помнишь, ты ему третьего дня леща хорошего дал?

— Так ему и надо — не дразнись!

— Ну вот там, недалеко от дороги, на большущей поляне, есть каменный столб, — Колька таинственно подмигнул собравшимся вокруг него ребятам. — И знаете, кто тут похоронен?

— Кто же? — равнодушно спросил Аркадий, сделав вид, что его вовсе это и не интересует.

— Разинцы! Вот кто! — торжествующе выпалил Колька.

Соседская девчонка Шурка, вытаращив на Кольку глаза и глядя ему прямо в рот, спросила:

— А кто такие разинцы?

— Ну вот еще! — с досадой отмахнулся Колька. — И какой вы, девчонки, глупый народ!

— А ты зачем ругаешься? Мама говорит, нехорошо ругаться, — робко возразила Шурка.

— «Мама, мама!». Все-то у вас, девчонок, «мама»! — уже спокойно продолжал Колька. — Про Разина еще песня есть: «Выплывают расписные Стеньки Разина челны…» — И, перейдя на шепот, продолжал: — Разинцы — это те, кто против царя шел, а потом их усмиряли. Поняла?

Шурка ничего не поняла. Кто шел против кого и зачем шел. И потому Колька обернулся к Аркадию.

— Ну вот, где этот самый каменный столб, тогда виселицы стояли, и на каждой висело человек пятьдесят.

— Ну уж сказал! Пятьдесят! — не поверил Аркадий.

Колька перекрестился.

— Ей-богу, не вру! Кругом, значит, виселицы, на земле — отрубленные головы, а на кольях торчат эти самые мятежники…

— Ну, ты совсем заврался, Колька!

— Заврался, заврался. А ты поди спроси у учителя. Он тебе скажет!

Колька обиделся. Как-никак он уже во второй класс реального ходит, а Аркаша еще ни в какой.

Колька презрительно посмотрел на приятеля и решил дать отпор:

— Подумаешь, из Нижнего приехал. Только и знаешь: «Покровка, Откос, кремль да «финляндчики»… Подумаешь — Нижний. А наш Арзамас — тоже город! — наступал Колька. — Да знаешь ли, какие здесь чудеса были! Знаешь ли, кто в Арзамасе был?

— Ну кто? — с вызовом спросил Аркадий.

— Слон! Вот кто! — торжествующе крикнул Колька. — Ей-богу, живой слон. Только это давно, когда его через Арзамас проводили. А знаешь, где он жил? У Скоблиных. В ба-а-льшом сарае. И все смотрели на него и кормили пряниками.