Шпион для Германии

На мои позывные через несколько минут пришел ответ. Я был снова совершенно спокоен, поскольку находился в родной стихии. Уложился в расчетное время и получил подтверждение, что мое сообщение дошло до адресата.

Первая часть задания была выполнена. Как в Берлине расценят мое сообщение? Не бросят ли его в корзину для мусора, как это не раз бывало с важными донесениями, которые мое начальство не осмеливалось докладывать Гитлеру? Или ему попросту не поверят? Или решат, что я проникся пацифистскими настроениями? А может, придут к заключению, что я передал какую-то чепуху, чтобы набить себе цену? Все это было бы в порядке вещей. И если бы случилось что-то подобное, я бы не удивился. Когда же война завершилась, я убедился, что был прав, строя пессимистические предположения.

Вторая часть моего задания заключалась в совершении диверсионных актов: я должен был создать боевую группу, которая с помощью взрывчатки вывела бы из строя наиболее важные производственные участки головного завода американской атомной промышленности. В Южной Америке в помощь мне были подготовлены люди. Имелись и деньги. Неизвестно было, однако, сколь надежны будущие мои соратники и многое ли могут сделать в сложившейся ситуации деньги. Я не исключал, что весь этот план был всего-навсего блефом.

К чему все это? — задавал я себе неоднократно вопрос. Что это даст? Действительно ли я обязан выполнять все, что предусмотрено планом операции? Почему бы не бросить ко всем чертям все дела, как уже сделали многие? И не только исполнители, но и руководители?

Согласно договоренности, на связь с доверенными лицами в Перу я должен был выйти, опубликовав объявление в одной из южноамериканских газет. Безобидный текст, содержания которого я уже не помню, стал бы для них приказом немедленно прибыть в Нью-Йорк.

И я опубликовал объявление.

В той же газете эти люди должны были поместить в свою очередь объявление, которое подтвердило бы, что все идет у них по плану. Чтобы не пропустить его, мне надо было ежедневно покупать эту газету. Продавалась же она лишь в нескольких крупных киосках города, где меня и поджидало злосчастье…

Последний день 1944 года начался для меня как обычно. В номере было жарко. Побрившись, я выпил в буфете чашечку кофе. Настроение было плохое, усугубившееся после того, как я покинул Джоан. У меня постоянно возникало желание вернуться к ней. Что она сейчас делает? Что она думает обо мне? Как перенесла то утро?

Я знал, где находится ее магазинчик мод, и несколько раз проходил мимо. Мне хотелось вновь встретиться с нею: ведь у меня не было даже ее фотокарточки. Я постоянно видел перед собой ее лицо, глаза и руки. От этого можно было сойти с ума.

В час дня я съел два бифштекса, поскольку вдруг почувствовал голод. Гарнир из жареной картошки был -великолепен. После этого купил несколько газет. Пропустив военные сообщения, стал читать речь Рузвельта. Мне он не нравился. Затем просмотрел криминальную хронику.

Неподалеку от ресторана, в котором пообедал, находился кинотеатр. Купив входной билет, стал смотреть кинофильм о Диком Западе. Он оказался длинным, неинтересным и скучным, так что через полчаса я покинул кинозал.

Я опять стал внимательно приглядываться к прохожим. И убедился, что за мной никто не следит. Нью-Йорк готовился к Новому году, который мне теперь придется отмечать в одиночку. Я не представлял еще где…

Шел я к площади Таймс, расположенной в самом сердце города. Погода была пасмурной.

На площади я застал несколько сот человек. Одни из них собирались повеселиться, другие просто слонялись, а третьи были заняты каким-либо делом. Справа от меня разместился газетный киоск, в котором продавалась требовавшаяся мне газета.

Сначала я прошел мимо киоска, что проделывал всякий раз, когда покупал там газеты. Около окошечка толпилось несколько покупателей — не менее четырех. Они клали по очереди свои центы на блюдце и брали что им нужно. Несколько человек, как и обычно, стояли возле стенда: всегда ведь находятся люди, с любопытством рассматривающие выставленные газеты и журналы.

Я прошел мимо киоска еще раз. За мной шли два подростка, которые, громко смеясь, обменивались впечатлениями о танцевальном вечере. Впереди на костылях ковылял инвалид в военной форме. У людей, попадавшихся ему навстречу, заметно менялось выражение лиц. Посреди площади непрерывным потоком двигались машины. Какая-то женщина уронила свой пакет. Я поднял его и вручил ей. Она с улыбкой поблагодарила меня.

Подойдя к киоску, я взглянул направо, затем налево. Вроде бы ничего подозрительного. Людей, стоявших по двое, поблизости видно не было. Их-то я и опасался.

Несколько секунд мне пришлось подождать. Во время этой вынужденной паузы я сделал вид, что рассматриваю заголовки газет, будто бы еще не решив, что купить. Взяв две, я попросил и южноамериканскую газету.

— Минуточку, сэр, — произнес продавец и стал рыться под прилавком, пока, наконец, не нашел нужную. — Их спрашивают очень редко, — пояснил он мне. — Если она нужна вам постоянно, я буду откладывать ее специально для вас.

— Я не местный, — ответил я, — однако спасибо за предложение.

За газеты вручил ему доллар.

— А у вас нет мелочи?

— К сожалению, нет.

Продавец дал мне сдачу — двадцать пять центов, педантично отсчитав их. Я небрежно положил их в левый верхний нагрудный карманчик пиджака. За эту глупую привычку мать всегда ругала меня.

Газеты нарочно сунул в карман пальто, положив южноамериканскую между двумя другими, чтобы ее не было видно. И пошел дальше. Какой-то мужчина, мимо которого я проходил, закурил сигарету, внимательно глядя на зажженную спичку. Мимо нас, громко распевая что-то, прошествовала группа молодых солдат.

— Минуточку, сэр, — произнес мужчина с сигаретой.

В этот момент, как по волшебству, около нас оказался еще один человек.

— Вы не Эдвард Грин?

— Нет, — ответил я. — Меня зовут Джек Миллер.

— Называйте себя как хотите, — сказал второй, только что подошедший мужчина. — Вы арестованы.

Хорошо зная свое дело, они тотчас же заключили меня в середину, так что пытаться бежать было бессмысленно. Со стороны все выглядело вполне пристойно, и поэтому никто из нескольких сотен людей, находившихся на площади, не обратил на нас никакого внимания.

— Меня зовут Нельсон, — произнес один из мужчин, плотный и коренастый парень с круглой головой и живыми глазами, показывая свой жетон. И добавил: — Здесь не место для беседы. Пройдемте с нами!

За газетным киоском было небольшое помещение, использовавшееся иногда сотрудниками ФБР. Туда-то мы и направились.

— Хотел бы я, наконец, знать, чего вы от меня хотите, — начал было я.

— Это я вам сейчас объясню, — сказал Нельсон с улыбкой, закуривая новую сигарету и показывая на своего коллегу. — Разрешите представить вам мистера Джилля, господин Грин.

— Я не Грин, черт бы вас побрал!

— Покажите свои документы.

Я достал удостоверение личности на имя Джека Миллера.

— Хорошие документы изготавливают у вас в Германии! — с одобрением бросил он.

И мне окончательно стало ясно, что я угодил в западню. Удивляло только то, что агенты ФБР не посадили меня сразу же в машину и не повезли в следственную тюрьму.

— Итак, мистер Миллер, — произнес Нельсон, — где вы проживаете?

— Я приехал из Чикаго.

— А где вы там живете?

Я назвал адрес, который заучил наизусть. Он его записал в блокнот.

— Как долго вы находитесь в Нью-Йорке?

— Десять дней, — ответил я.

— А что вы здесь делаете?

— Я здесь по делам.

— Так-так, — произнес он. — Ну конечно! Должен передать вам привет!

— От кого же?

— От Уильяма Колпоу, которого называют также Билли. Он ждет вас уже четырнадцать дней.

— Я такого не знаю.

Джилль подошел к телефону и набрал номер. Было занято. Выругавшись, он набрал снова. На этот раз ему повезло.

— Он у нас, — произнес он в трубку. — Приезжайте… Нет, можете быть спокойны, всякое недоразумение исключено.