Огрызки жизни или Дневники (СИ)

- Приехать?.. Приехать - это значит согласиться...

- Да ты не бойся - дело не связано с моей конторой...

- Не связано или наверняка не связано?

- Наверняка не связано.

- Нет Паш, мы уж лучше дома посидим. Уж лучше голодным сидеть, чем с твоей братвой дело иметь. Коготок увязнет и все - конец мне с Машей.

- Да я к вам и обращаюсь, потому что не хочу, чтобы братва хоть что-нибудь узнала. Скажу честно - это я постарался, чтобы к вам никто не обращался по детективным делам - берег для себя, чувствовал нутром, что понадобитесь. А если справитесь с моим делом, слово даю, что каждую неделю у вас будет по одному чистенькому клиенту. Я буду их интернировать, раздевать и грабить и к вам потом направлять. Представляешь, какая золотая жила для вас откроется?

- Да уж, - усмехнулся Евгений Александрович, представив, как низовой сотрудник Паши, набив в темном переулке морду очередной жертве, сует ей в нагрудный кармашек визитку с адресом и телефонами частного детективного агентства "Дважды Два". - А что у тебя за дело? Ну, хоть намекни.

- Да что тут намекать... Грабанули меня по-черному. На полтора лимона зелеными. Братва узнает - засмеют...

- А кое-кто не замедлит использовать этот факт в карьеристских целях? В ваших кругах ведь тоже делают карьеру?

- Это точно... - голос Паши был гробовым. - Что, еще что-нибудь исчезло? - Да. Хорошо известные тебе конторские книги.

Евгений Александрович вспомнил две конторские книги, когда-то хранившиеся в однокомнатной квартире, смежной с квартирой Марьи Ивановны. В одной из них Паша Центнер в табличной форме вел список убиенных им лиц, в другой – велся учет денежных сумм, выводимых Пашей из поля зрения коллег по теневому бизнесу. Если бы первая попала в руки милиционеров, а последняя - в руки коллег, то бандитскому авторитету грозило бы либо пожизненное заключение, либо мучительная смерть.

- Послушай, я же был у тебя? - помолчав, начал Смирнов попытки выползти из сложившейся ситуации. - Охрана кругом, приборы.

 - В том то и дело. Все по последнему слову техники, комар не проскочит, а книжки унесли.

- И давно это случилось?

 - Ровно две недели назад...

- Забудь тогда. Если за две недели ничего не случилось, то по теории вероятности теперь, скорее всего, и не случится.

- Слушай, Смирнов, - подрагивая голосом, сказал Паша. - По-моему ты ничего не понимаешь. А что касается теории вероятности, то я вам даю на все про все две недели. И рассыплю вас на молекулы, если…

 Ближе к концу  Паша грозит смертью. Днем лунатик застенчив и робок. Маша читает книги и находит строки о лунатике. Они идут в психдиспансер. Роман о лунатике. Он совершает преступления во сне. Потом понимает, что придумывает их будучи в полном сознании. И продолжает совершать. Лунатик -  это одно действие, у него нет страха, это биологтческая машина. Любовь во сне. Настраивает себя. Ночью? Ему приходится спать днем.  Сотрудница убила сотрудника. Вместе с другими сотрудниками она завернула труп в рулонную бумагу, обмотала пленкой и сунула в шкаф. Все пошло по-старому. Лишь иногда уборщица жаловалась: "У вас из шкафа течет". А начальник, появившись, говорил: У вас сильно пахнет, откройте форточку".

 - Ты знаешь, чем я занималась? – спросила Вера.

- Чем? - Я была сутенером. Мамкой, короче...

- Вот как? Очень интересно. Расскажи, - признание любовницы Чернова ничуть не покоробило. Он успел примириться со своим временем.

 - Приехав в Москву, я занялась торговлей. Продавала бытовую химию. В месяц в среднем выходило тысячи две-три... Через полгода познакомилась с Митей. Ему столько же, сколько тебе. Стала с ним жить. Он не работал, бомбил.

 - Бомбил?

 - Ну, занимался извозом. У него машина...

 - И как же ты стала сутенером?

 - Денег ни на что не хватало. А мне хотелось купить квартиру, привезти сына. И однажды я встретила землячку. Она сказала, что я дурью маюсь, что научит, что надо делать. И рассказала, как организовать дело. У Мити было три тысячи долларов. Он долго не соглашался. Но я его уломала. Сняла квартиру, купила мобильник, дала объявления в газеты, договорилась с участковым, съездила домой, привезла девочек. И пошло, поехало. Даже не знаю, как у меня все получилось. Я стала совсем другим человеком. Раньше боялась милиции, а сейчас я их знаю, и они меня знают, узнают и уважают. Они по глазам моим видят, что я их знаю...  Ты меня презираешь?

- Совсем нет... Я знаю, что такое быть нищим, я знаю, как хочется иметь свой дом - свою крепость... И что на зарплату его не купишь. Ну а как дело развалилось?

- Митя брал все себе. Говорил: я вложил деньги, я и хозяин. А сам почти ничего не делал. А я крутилась. Три месяца назад наехали менты из префектуры, пришлось идти на Петровку. А там сказали: "Пятьсот". Пошла в свое УВД. Сказала, что пятьсот не потяну. Мне сказали: "А на сто меньше потянешь?" Пришлось согласиться, оставили в покое, но доходов почти не стало. И Митя меня прогнал. Избил, я вся в крови, босиком по снегу к участковому шла... Завела дело, но он на коленях ползал, умолял написать заявление. Я написала, что претензий не имею. Он, довольный, предложил половину доходов, но я взяла, все, что у него было, и ушла... Теперь ты все обо мне знаешь. Почти все.

Чернов смотрел на Свету. Ему нравилось, что она есть. Мир казался прекрасным и удивительным.

До сих пор помню свою первую отметку. Это была четверка. Моя четверка. Это была не оценка, это было первое, что я заработал. Она была неотъемлемой моей частью. А отчим, которого я боготворил, сказал, что он учился на одни пятерки. И я понял, что я плохой. Стать лучше себя мне не хотелось, и я вырос плохим. Меня не воспитывали, и я стал частью природы. Единственное, что мне до сих пор хочется - это валяться на морском берегу под ярким солнцем, хочется, чтобы у меня была чистенькая хижина, любимая женщина и много-много детей. Ради этого я готов работать в каменоломне под палящим солнцем. Тем более, что я всю жизнь работал в "каменоломнях" разного профиля. И все напрасно. Только ломать научился, будь здоров. Вырос я в семье бабушки. Мамуля, необузданная Дева, зачала меня в семнадцать лет от геолога, вихрастого кубанского казака. Знаю я о нем немного - звали его Евгением Егоровым и был он сыном какого-то расстеленного в 39-м военного и правнуком офицера, воевавшего на Кавказе под командованием Ермолова. Бабушка не позволила моей матери выйти замуж за русского, и я чуть было не отправился в белую эмалированную ванночку, в которую выбрасывали выскребленных зародышей. Но все образовалось, я родился и стал жить у бабушки, называя ее мамой. А моя сестра, то есть настоящая мамочка, вышла замуж за однокурсника, который меня усыновил и фамилию которого я ношу. Почему я об этом рассказываю? Да потому, что националистические настроения моей бабушки, точнее, их последствия, коренным образом повлияли на всю мою жизнь. Все точно по Фрейду. Меня сформировали детские переживания. Однажды я пил с опустившимся психоаналитиком. Человек он был умный, все схватывал на лету, даже после второй бутылки. После третьей, когда я выплакался в его манишку, он все мне объяснил про мою поганую жизнь, то есть, почему в ней так много поворотов и жен. - Когда в шестилетнем возрасте ты узнал, что твоя мама - не твоя мама, а бабушка, а твоя двадцати трехлетняя сестра - не твоя сестра, а мама, а ее муж Олег, не просто молчаливый мужик, а твой папа, ты засомневался в родных и, прежде всего в матери... И в себе... - Да... - пролились у меня пьяные слезы. - Я засомневался, все вокруг меня стало тревожным и неустойчивым... - А потом, в восьмилетнем возрасте мамочка после ссоры с мужем в запале бросила, что он вовсе не твой родной отец, а отчим, ты что подумал? - Я подумал, что если мой отец - не мой отец, то, значит, моя мама - не моя мама и начал отнимать свой возраст от ее возраста. И у меня получилось семнадцать... А в семнадцать в те годы рожали редко. - И ты стал недоверчивым и в каждой очередной своей женщине искал мать... - Да... И Свету, мать дочери моей Полины, я называю мамочкой, мамкой, а она такая же, как и все... Чужая и только о себе думает... - И ты в ней разочаровался и смотришь по сторонам в поисках женщины, которая тебя приголубит, как мать? Я пожал плечами.  Да, я разочаровался в Свете. Хоть и люблю ее по-прежнему. Она живет сама по себе. Ей в принципе никто не нужен, кроме матери. Матери, с которой можно посоветоваться на самые щепетильные темы, матери, которая готовит, убирает и смотрит за ребенком. Света слабая, она не может вырасти, не может сама никуда забраться, для этого ей нужна служба. Служба со ступеньками, ведущими вверх.