Море житейское

ИЛИ НЕ ГИБЛИ империи, или не уходили в песок дожди и цивилизации? На что надеяться? Небеса совьются как свиток, железо сгорит как бумага, чего ждать? Наша борьба за Россию не просто мала, она ничтожна.

Нет, неправильно я написал, за других нельзя говорить, ты за себя отвечай, с себя спрашивай, так и говори: моя борьба за Россию не просто мала, она ничтожна.

А то есть критик: выходит на трибуну, задыхается, впадает в исступление: «Мы изолгались! Мы потеряли...». Так если ты изолгался, так и говори: «Я изолгался».

НЕДАВНО Я ДВАЖДЫ попал в неловкое положение. В дальней поездке меня разместили в двухместном номере, сказав, что второй может быть священником. В номере я не стал занимать никакую кровать, может священнику понравится не та, а эта.

Вскоре в дверь деликатно постучали. Мужчина в годах, с бородкой, но в штатском. Я не знал, руку ему протянуть для знакомства или под благословение подойти? Спросил: «Вы священник?» - «Да, - ответил он, - сейчас принесут».

Что принесут? Я не понял. Но он же сказал: да. Сложил руки: «Благословите пойти осмотреть местность».

Он растерялся: «Нет, нет, я не священник. Вы спросили, с вещами ли я. Я ответил: “Сейчас принесут”».

И в самом деле в дверь стукнулся служитель отеля, притащивший изрядный чемодан соседа.

В этом случае не поняли меня. А в другом я не понял. В автобусе мужчина спросил: «У вас есть брат Виталий?» - «Нет». - «А если подумать?» - «И думать нечего. У меня два брата, оба в России» - «А двоюродный?» - «Двоюродный? Ну, может, в смысле дружбы народов. Я бывал там, конечно, и застолья бывали, и братались». - «Бывали где?» -«В Италии. Вы спросили у меня, есть ли у меня брат в Италии?» - «Да, я спросил о Виталии».

Тут ему надо было выходить. Он встал: «А все-таки у вас есть брат Виталий, есть. Нехорошо отказываться от родни».

Когда автобус потащил меня дальше, я сообразил, что речь шла не о стране Италии, а о человеке Виталии. Ну да, есть у меня двоюродный брат Виталий. Я от него не отказываюсь. Только он не в Италии живет.

ЖЕРТВЕННАЯ КОРОВА капитала - это демократия. Любишь не любишь, ругать не смей. Эта корова давно топчется в России и по России. Вытоптала медицину, топчет школу, пыталась топтать оборону. А уж как культуру-то топчет. Пасется на русских землях, превращая их в пустыри, затаптывает целые поселения. Когда все вытопчет, уйдет, оставив на память о себе нашлепанные вонючие лепешки. Тогда и ругать ее разрешат.

Чем же страшна? Она все меряет на деньги, на недвижимость. Она создает такие миражи: ты будешь жить в достатке, если употребишь свои знания не для карьерного роста и своего благополучия. А конкуренция -это не сживание конкурентов со свету, а прогресс. А если они слабее, значит, мешают прогрессу. И должны осознавать.

Уйдет корова капитала, новое животное придет. Новый троянский конь. Введется в Россию в дымовой завесе критики демократии. Она была не та, не так понята, а сейчас будет все тип-топ.

То есть всегда болтовня о какой-то бы якобы заботе о народе, о сча-стьи на земле. То есть постоянное забвение Бога. Разве Он не говорил, что земная жизнь - это прохождение долины скорби? Что войти в Царство небесное можно только узкими вратами? Что нищий Лазарь всегда будет счастливее богатого благополучного богача?

И это дано понять всем. Но не все хотят это понять. Кто-то не может, а кто-то и не хочет. А не хотят, так что же и убеждать, время тратить.

РАДОСТИ, ПРЕПОДНОСИМЫЕ плотью, иногда могут и радовать душу, но в итоге все равно тащат ее в бездну. Только душевные радости: родные люди, работа, лес да небеса, да полевые цветы, да хорошие книги и, конечно, Божий храм - вот спасение.

Целый день стояла пасмурность, тряслись по грязной дороге, щетки на стеклах возили туда-сюда мутные потоки дождя, еле протащились по чернозему, около пруда остановились. «Тут он играл в индейцев, - сказал молодой строитель о прежнем хозяине этого места, который умер не в России. - Строить будем заново, на речном песке».

Стали служить молебен на закладку дома на прежнем основании. Молодой батюшка развел кадило и так сладко, так отрадно, так древне-вечно запахло ладаном, что ветер усмирился и солнышко вышло.

Что еще? Господи, слава Тебе!

ЭТО ВЧЕРА БЫЛО. Устал сильно. А позавчера еще страшней: безко-нечная дорога, давящие безполезные, обезсиливающие разговоры. Боюсь, и завтра не легче. Но сейчас Никольское, изба прогрелась, чай дымится, по радио Первая симфония Василия Калинникова. Скажут: чай и температура в избе - дела телесные. Не только: за окном воробьи отклевывают крошки от моего куска хлеба, ветер треплет целлофан на теплице и щелкает им. Выйду - крест на церкви летит сквозь облака, голове легко, сердце теплеет, можно жить. Можно. Значит, и нужно.

Бог пока смерти не дает, разрешает мучиться за грехи, искупать их исповедью и покаянием, и неповторением. Мучиться и за себя, и за отца, и за дедов, за Россию и радоваться. Самое трудное - радоваться мучениям, идущим от родных: жены и детей. Федор Абрамов спросил: «Ты знал, что будешь писателем?» - «Да, с раннего, можно сказать, детства». - «А зачем тогда женился? А если женился, зачем дети?» Хоть стой, хоть падай. Да как же мужчине не испытать всего, что выпадает человеку? И не перечувствовать все радости и муки людские.

И снова солнце. Уже ближе к закату. Плачет умирающий день. Я слышал, есть племя дикарей, которые считают, что каждый день солнце уходит навсегда. А ведь так оно и есть. Ночь. До восхода - вечность.

СТО БЕД - ОДИН ОТВЕТ

Кто развращал советских женщин? Ответ: советские начальники. Объясню. Во все времена Россия была первой прежде всего в нравственности, от которой и сила увеличивалась. И это всегда вызывало лютую злобу и зависть. Ненавистью к России двигалась мировая цивилизация.

Но теперь-то до чего мы дожили? Девицы курят, пьют, матерятся. И не видят в этом ничего особенного. Кто заразил Россию микробами разврата, кто подточил вековые устои целомудрия? Увы, советские женщины. Далеко не все. Вначале жены советских начальников. Тех, кто имел доступ к выездам за границу, к спецраспределителям. Для женщин вопрос моды - вопрос первейший.

Подумать только - Россия вышла в космос, имела ведущую в мире техническую мысль, лучшую литературу, спорт, балет, живопись и не могла наделать какой-то дряни: джинсов, колготок, цветных телевизоров, всякой упаковки, разных приспособлений для быта и кухни... всего-то! И безо всего этого можно было жить (большинство и жило), но змий зависти работал без устали. Начальники ездили в загранку, волокли оттуда барахло для жен, любовниц, дочерей, сапоги там всякие, лосины, туфли, все в ярких коробках, пакетах. Жены наряжались, выхвалялись перед подругами, сотрудницами, и тем что-то доставалось. «Красиво жить не запретишь». Мода расходилась кругами. Потом эти парики пошли. Начались по телевизору всякие конкурсы красоты, аэробики («Эта аэробика доведет до гробика» - очень точно предсказывали старухи), и что? И много-мало лет за двадцать обработали дамочек так, что им не стыдно стало держать в зубах сигарету, отращивать когти, заводить бой-френдов (модно же), не хотеть детей (по ночам плачут), сдавать родителей в дома престарелых и, наконец, считать, что Россия -отсталая страна. Еще добавить сюда закрытые просмотры зарубежных фильмов, всякой порнухи на дачах, опять же вначале начальства. В основном не сами начальники смотрели, их дети. И, изображая себя передовыми, убеждали и других, а потом и сами всерьез верили в то, что всякие битлы - это что-то очень-очень клевое. Это оттого, что восприятие мелодии и смысла было насильственно атрофировано и заменено децибелами и ритмом. Какая там «Ой да ты калинушка», когда уже браво пели даже в армии: «Как важно быть ни в чем не виноватым солдатом, солдатом. Иду себе, играю автоматом».

Противостоять всему этому могло единственное - женственность. А она не в косметике, не в фитнесе, не в диете, она в состоянии души. А состояние души - дело духовное. А духовность - это жертвенность.