Ринго Старр

— Я чувствовал себя так, как будто попал в международную команду, — признавался О'Нилл. Еще одной уроженкой Лондона, «приехавшей» в Штаты, была Мэри Куант по прозвищу «Дягилев от кутюр», которая, после того как несколько человек попросили ее расписаться на своих творениях, «начала чувствовать себя битлом». Брайан решили съехать куда–нибудь подальше, где они не были бы на виду у почтенной публики.

Одна из ее стройных моделей, Патти Бойд, получила еще большую возможность почувствовать себя «одной из них». После того как Патти снялась в эпизодической роли в «A Hard Day's Night», ею увлекся Джордж Харрисон и отбил ее у тогдашнего бойфренда. К 1964 году они уже вместе проживали в бунгало Джорджа в заросшем лесом поместье Эшер. Харрисону не так уж плохо жилось в Уэддон–хаусе в компании Ринго; время от времени они даже вместе сочиняли песни, когда «…он играл на моей гитаре, а у меня был с собой магнитофон — ну, мы пытались что–нибудь замутить». Во время съемок «A Hard Day's Night» «пределом роскоши» для Виктора Спинетти (он исполнял роль невротического видеорежиссера) было завалиться в их квартиру «и, поедая бутерброды с маслом и жареную картошку, пялиться в ящик». Неряшливого вида девицы в драных колготках, которые круглосуточно дежурили снаружи, и даже молодые люди, пытавшиеся поцеловать битлов, которые входили и выходили из дома, сильно действовали на нервы Джорджу, но последней каплей стало ограбление, произошедшее 19 апреля во время съемок Jack Goog TV special, после которого Джордж, Ринго и Брайан решили съехать куда–нибудь подальше, где они не были бы на виду у почтенной публики.

Огни большого города все еще притягивали Ринго, который, в отличие от Патти и Джорджа, а также Леннонов, не переехал в Суррей. Вместо этого с помощью агентства недвижимости Brymon Estates он поселился на противоположной стороне Гайд–парка в съемной однокомнатной квартире на первом этаже Montagu Square, длинного многоквартирного дома в викторианском стиле рядом со швейцарским посольством. Он страдал от глупых смешков поклонников, которые по справочнику узнали его домашний телефон, но, к сожалению, эти и прочие другие неудобства были неотъемлемой частью его работы, у которой, кроме всего прочего, была и куча преимуществ. Наиболее ощутимым из них были легкие деньги, благодаря которым он вскоре прикупил новенький Facel Vegal, настолько навороченный, что «притягивал даже больше взглядов, чем я сам». Поскольку подобный экземпляр был у Джорджа, Старр приобрел серебристый шестидверный Mersedes 600 с контурными сиденьями, для которого он нанял шофера, потому что «если у тебя его нет, то можно припарковаться непонятно где или надраться так, что не сможешь сесть за руль». Однако он чувствовал себя спокойнее, если вел машину самостоятельно. «Если у меня хреновое настроение, я сажусь в машину и еду в ночь. Таким образом я ухожу от себя самого». Такие поездки стали особенно частыми, после того как Ринго 8 октября 1964 года тайно выскользнул из студии на Эбби–роуд и сдал экзамен на права.

Двигаясь по ночному шоссе или чередуя бурбон с шотландским виски в своем любимом Ad–Lib, Ринго часто предавался сентиментальным воспоминаниям. Его можно было сколько угодно угощать в отеле Ritz — Старр все равно бы стал вспоминать старые времена, когда он с «The Hurricanes» прямо на тротуаре поглощал завернутые в газету рыбу с картошкой. Для Ринго, который ругался с продавцом «Мерседеса» — «Да ты что, с ума сошел? Он же стоит всего одиннадцать тысяч!» — даже золотой «Кадиллак» не мог сравниться с его первой машиной времен Дингла: «…красно–белый «Vanguard», который я купил за семьдесят пять фунтов у одного парня с моей улицы. Вторая передача у этой тачки не работала, но я все равно ее безумно любил».

Даже теперь, когда Ринго стал мировой знаменитостью, он никогда не расставался со своим прошлым, особенно когда у двери своей артистической уборной встречал родственников и друзей семьи, о существовании которых даже не догадывался, а охранникам, которым платили за то, чтобы они не впускали всякий сброд, можно было дать взятку и спокойно пройти. Три девочки–подростка, «кузины Ринго» из Новой Зеландии, по словам старшей из них, эмигрировали из Ливерпуля в 1963 году. Ринго не мог проследить родственных связей с этими школьницами, но, подумав, решил, что, подобно полководцу, которого развлекали шуты на средневековых пирах, он оставит этих малолеток, чтобы они его повеселили, — они навешали на уши Ринго ту же лапшу, что обеспечила им доступ в его гримерную, которая, по идее, охранялась так же строго, как и пентхаус Говарда Хьюза в Лас–Вегасе.

Старр и Харрисон находились в офисе NEMS в тот момент, когда внезапно заявился Альфред Леннон, который семнадцать лет назад ушел из семьи; он «…вернулся, чтобы поговорить с Джоном». Когда подобное воссоединение произошло у Старки–отца и Старки–сына, ни один из них не был так ошеломлен, увидев другого — скорее они чувствовали себя «несколько неудобно», но, по крайней мере, уважающий себя отец Ринго отнюдь не преследовал цели получать щедрые подачки от своего прославленного сынка. Возможно, это было связано и с тем, что во время своего визита к сыну в 1965 году (кстати, после этого они больше никогда не виделись) родной отец Старра, который приехал со своей второй женой, «почувствовал, что мы ему не нужны. Он даже не оплатил нам билет на поезд».

Старки–младший старался не общаться с бывшим мужем Элси, чтобы не травмировать мать, особенно теперь, когда она была в восторге от осознания того, что ее сын — звезда. Из Cavern она присоединилась к другим родственникам «The Beatles», которые давали дорогостоящее телефонное интервью флоридскому Radio WORD; эти интервью на следующий день транслировались на всю Америку.

«Я бы с удовольствием поехала в Америку. Я уверена, что это прекрасное место», — восторгалась Элси, как будто речь шла, скажем, об острове Уайт.

Заявление Элси о том, что у Ринго нет постоянной девушки, вряд ли было сенсационным. Если верить Confidential, самой пошлой из американских бульварных газетенок, которая в основном занималась светской хроникой, у Ринго было полно «непостоянных» подруг, от Марлен Клэр — главной танцовщицы из нью–йоркского клуба Peppermint Lounge — до актрисы Энн Маргрет. Он якобы «так сладко ворковал и так нежно шептал в ее розовые ушки непонятные словечки из жаргона тедди, что маленькая Энни просто таяла». Всему этому бреду, который в изобилии печатался на страницах органа желтой прессы, уверявшего читателей, будто бы застенчивую Синтию Леннон «The Beatles» когда–то хотели взять к себе солисткой, давно уже никто не верил, как не верили и тому, что за невинной шуткой Ринго скрывался недвусмысленный намек. Когда одна миловидная журналистка спросила Ринго «О чем бы вы не хотели говорить?», тот раздраженно ответил, окинув ее похотливым взглядом: «О вашем муже». Как бы то ни было, за ребятами увивались тысячи девиц, которые готовы были биться в оргазме от одного взгляда на них, так что члены дорожной команды «The Beatles» не удивлялись, когда то один, то другой битл просил привести к себе в номер «какую–нибудь из них, желательно пообщителънее». Однажды в фойе Deauville Theater в Майами Старр решил обойтись без посредников и, отбросив всякие церемонии, взял под руку одну из девушек и повел к ближайшему лифту, чтобы наверху «попить чайку с бисквитами».

Если у Ринго было более «общительное» настроение, его часто можно было увидеть в барах недалеко от Southern Comfort с наступлением сумерек. Он, очевидно, жил этими мимолетными удовольствиями, находясь в Штатах. Когда «The Beatles» были в Австралии, организатор одного из концертов был свидетелем того, как на вечеринке по случаю двадцатидвухлетия Пола «Ринго напился в дым. Около трех часов ночи он, видимо, лишился чувств и медленно осел на пол».