Я помню детсво, России край заснеженный (СИ)

А вот новый предмет – черчение – требовал пространства, и чертила я за круглым столом в большой комнате. Чтобы изобразить что-нибудь линиями на плоскости нужно было много терпения, точного расчета, сноровки. Карандашом чертить было не сложно, главные мучения начались, когда мы стали работать тушью. Этой черной краской мы наполняли рейсфедер – специальный чертежный инструмент для проведения линий тушью. И тут уж было не до шуток. Только и смотри, как бы не нажать сильней, не посадить кляксу, которая испортит весь чертеж. Тогда все приходилось переделывать заново, иногда и по несколько раз. Старательно и кропотливо. Освоив изображение предметов на плоскости, мы перешли к изображению объемному, в трех измерениях. Если, к тому же, нужно было начертить данную фигуру в разрезе, появлялся азарт, как при решении сложной задачи из геометрии. Мне нравились такие работы. Сложные чертежи стали получаться, и я выполняла их все лучше. В аттестате по черчению у меня стоит пять.

Вот и снова зимушка-зима. Первый снег – рыхлый, рассыпчатый, пушистый радовал и звал на улицу. Как ни загружены мы были уроками, а лишить себя удовольствия прокатиться на санках с горы по свежему снегу, было просто грешно. Лед на замерзшем озере – Шалохманке – старались вовремя очищать от снега. И в этом детям стали помогать солдаты военизированной пожарной части, которая, как я уже говорила, располагалась тут же, рядом с Красным домом. Солдатам ведь тоже хотелось покататься на коньках. Более того, пожарники стали заливать водой нашу Шалохманку. Получался гладкий, ровный лед, огражденный невысоким снежным бортом, и наше скромное озерко превращалось в настоящий Ледовый стадион под открытым небом, на котором неизменно царило оживление.

Наконец и у меня появились коньки, прикреп-ленные к ботинкам. Они были большеваты, и для плотности я надевала несколько пар носков. Каталась чаще вечером, другого времени просто не было. Катание на коньках было делом для меня новым, и я старалась хотя бы просто научиться ездить по льду. Ярко сияла луна, освещая заснеженные склоны, и лед на озере сверкал отблесками лунного света и света уличных фонарей у дороги. И, если никого не было, скользя по лунным дорожкам, я напевала в полголоса какие-то мелодии.

Приближался Новый 1960-й год. На централь-ной площади города устанавливали большую красивую елку. В конце каждой четверти в Детской музыкаль-ной школе – ДМШ – проходил Академический кон-церт – концерт без зрителей, лишь в присутствии пре-подавательской комиссии. Нужно было исполнить этюд – музыкальное произведение виртуозного характера, то есть технически сложного, и пьесу, которая могла быть и лирической, и виртуозной. Комиссия оценивала исполнителей. Мои дела шли хорошо, занималась музыкой я с удовольствием и на концерте сыграла отлично.

И опять в предпраздничные дни наша школа приходила в невероятное волнение. В классе готовился выпуск новогодней стенгазеты, которую наши художники старались украсить блестками от елочных игрушек, изображением еловой ветки, Деда Мороза и другими. Готовились небольшие новогодние сценки, конкурсы, игры. Например, с завязанными глазами и с ножницами в руках нужно было сделать несколько шагов и срезать подвешенный на ниточке небольшой приз. Обладателей лучших карнавальных костюмов тоже ожидали призы. На Новогодний вечер я решила нарядиться цыганкой, несмотря на то, что в жизни я цыган побаивалась. А после вступления в комсомол дала себе слово не играть в карты, даже чисто по детски, в шутку. Просто в тот момент для этого костюма были подручные предметы, и я рискнула. К своему цветастому летнему платью с широкой оборкой внизу я пришила еще одну оборку из блестящего набивного шелка, и платье получилось почти до пола. Главным же было скрыть лицо под маской с вырезами для глаз. Помню, на вечере учительница по истории, к которой мы подошли с одноклассницей, улыбаясь, спросила: «А как же зовут-то эту цыганку?» Имя я себе заранее не придумала. Ответила первое, что пришло в голову, из поэмы А.С. Пушкина «Цыганы». – Земфира. Меня, конечно, узнали, скорее всего, по манере держаться. Цыгане такими скованными не бывают, а актерскими данными я не обладала.

Накануне Международного Женского дня тоже поднимался ажиотаж: как лучше поздравить, что подарить учителям, мамам. Классом собирали деньги, кому-то давали поручение и 8-го Марта торжественно вручали подарок классному руководителю. Дома нашей маме мы с братом обычно дарили какие-то самоделки. Володя, освоивший к тому времени выпиливание и выжигание, и на этот раз решил порадовать маму симпатичными поделками из дерева. Мне же уже хотелось купить маме в подарок какую-нибудь вещицу. На сэкономленные небольшие деньги, из тех, что родители давали на школьные завтраки и на автобус, я покупала и дарила чаще всего что-нибудь из посуды. Папа, ласкательно называвший маму «Валёк», тоже в этот день старался сделать для мамы что-то особенное. Некоторые папины сослужив-цы говорили своим женам-домохозяйкам по поводу подарков: «Пусть Мамонтов своей жене дарит подарки, она у него работает!» Да, конечно, подарки маме дарились, к тому же не простые. Примерно в это время маме были куплены прелестные золотые дамские часы и очень нарядная шерстяная китайская кофта синего цвета, которая так шла к голубым маминым глазам. На кофте мелким крестом был вышит узор, и спереди, чуть ниже талии, свисали два клинышка, обрамленных кистями. Такие подарки любимой жене папа мог позволить потому, что, будучи передовиком производства, часто дополни-тельно к зарплате получал премиальные деньги. Кроме того, он был неутомимым рационализатором производственных процессов, а каждое внедренное рационализаторское предложение оплачивалось.

К школьному смотру художественной самодеятельности нам помогла подготовиться Вера Николаевна – мама Киры. До смотра оставались считанные дни. Появление Веры Николаевны с аккордеоном на школьной сцене нас окрылило. Казалось, мы воспарили в небеса, и хоровое пение в ее сопровождении звучало легко и радостно. – Вот, если бы вы мне раньше попались, – сказала она. Да, тогда, наверное, мы бы и по голосам спели. Но и так было здорово. Вспоминаю, как наши девочки танцевали испанский танец под мелодию «О, Маританна, моя Маританна, я никогда не забуду тебя…», которую так страстно и переливчато играла им настоящая эстрадная артистка. Причем, играла Вера Николаевна обычно стоя, и я на будущее переняла эту манеру выступления на сцене, хотя в музыкальной школе мы выступали сидя. – Это было правильно, такое положение дает бóльшую уверенность в игре, чем положение стоя, где скорее можно переутомить левую руку. Ну а как же наш классный ансамбль баянов, аккордеонов? – Он пополнился еще одним человеком, к нам присоединилась Кира.

Кира в то время, напару с Галей Александровой, увлеклась занимательной химией под руководством нашей учительницы Нонны Викторовны. Шла подготовка к химическому вечеру. На вечере рассказывалось о таинственных превращениях веществ, а также были показаны интересные похожие на фокусы опыты. Вечер всем понравился, девочки хорошо выступили, соответственно нарядно одевшись. Поверх школьных форм Кира и Галя надели одинаковые расшитые национальным орнаментом коричневые шерстяные жилетки, привезенные мамой Киры из Латвии.

В этот год моей новой подругой стала еще и Элла Ибрагимова, жившая в нашем же доме, через стену. Когда я приходила к ним, всегда просила сыграть на пианино что-либо. Чаще всего это был Полонез М. Огинского, который Элла хорошо исполняла. Мне она помогала, наигрывая с листа, разбирать новые пьесы, которые я раньше не слышала. Однако их бабушка, которая обычно была дома, не очень-то приветствовала такую помощь, давая мне понять, что надо всего добиваться самой. В их большой квартире особого порядка не было, и, когда Элла с сестрами заходила к нам домой, они ахали от восхищения – настолько разительно отличалось убранство нашей квартиры от их.