Знаменитый универсант Виктор Николаевич Сорока-Росинский. Страницы жизни

Владимир Николаевич Константинов - ученик В. Н. Сорока-Росинского в 1939-1941 годах.

Владимир Николаевич - добрый семьянин, вырастил дочь и двоих сыновей, имеет внуков и правнуков.

Уверена, что, будь наш учитель жив, он гордился бы таким своим учеником. Не о таких ли людях, на чьих биографиях надо воспитывать дух патриотизма и дух героизма школьников, писал в своих статьях Виктор Николаевич Сорока-Росинский?

МАРГАРИТА ТИМОФЕЕВА

Очень хорошо помню: как только заходил разговор о школе, все гда с гордостью говорила: «Мы учились у Виктора Николаевича Сорока-Росинского». Если собеседнику это имя ничего не говорило, то спрашивала: «Читали "Республику ШКИД"? Это написано о нем».

Появление нового учителя всегда вызывает интерес у ребят. В класс вошел довольно высокий, подтянутый пожилой человек в пенсне, с небольшими усами щеточкой. Я сейчас говорю «пожи лой», но тогда он скорее показался старым (конечно, по нашим тогдашним представлениям о возрасте). Одет он был в черный китель из грубого сукна, через плечо висела сумка, похожая на полевую, она была не кожаная, а из какого-то очень жесткого материала, может, из кирзы. Потом мы подарили ему портфель, и я хорошо помню, как Виктор Николаевич был растроган, а мы - не меньше его... С этим удивительным человеком мы проучились три года, он был нашим классным руководителем, преподавал нам русский язык и литературу, и мне кажется, что Виктору Николаевичу подошло бы старое определение преподавателя «учитель русской словесности». Язык мне давался легко, нам было очень занятно и весело запоминать многие графические таблицы по грамматике и фонетике, шутливые запоминалки, например: МиНеРаЛ (сонорные согласные).

Конечно, Виктор Николаевич очень любил поэзию, приобщал к ней нас. Он с наслаждением слушал искреннее и непосредственное исполнение, при этом он часто сдержанно улыбался, покручивая свои щеточки-усы.

Были прогулки по городу. Наша 233-я школа Октябрьского района находилась в переулке Антоненко, у самого Мариинского дворца, вокруг нас была вся красота, правда, еще послевоенная - на Исаакиевском соборе были следы от осколков. Запомнилась прогулка по Дворцовой площади, когда Виктор Николаевич рассказывал о дворце Растрелли и ансамбле Росси, подчеркивая гармоничность окружающей архитектуры.

В шестом-седьмом классах Виктор Николаевич был нашим классным руководителем, знакомился с семьями каждого ученика, посещая их дома. Подробности такого визита не помню, но десертная ложка, подаренная им в это посещение, оставила добрую память и хранится у меня до сих пор.

Когда я была старостой, Виктор Николаевич поручал мне помогать ему и проставлять отметки в журнал (наверное, это было нарушением школьных инструкций). По невнимательности я напутала с оценками, Виктор Николаевич, обнаружив это, очень рассердился и сделал вывод, что я это сделала умышленно, стараясь завоевать «авторитет» у своих соучениц. Этому поступку Виктор Николаевич придал почти криминальное звучание, долго был хо лоден со мной и долго не разговаривал. Я внутренне не считала свой поступок столь позорным, так как он не имел приписываемой ему подоплеки, но реакция учителя была такова, что я считала себя виноватой.

В те времена люди жили трудно, наша семья - тем более, потому что папа, попав в начале войны в окружение и плен, не мог вернуться к семье до 1948 года, жил на периферии без паспорта, а мама работала санитаркой в больнице. Двое детей. Удивляюсь заботе и такту нашего учителя. Как-то невзначай попросил меня помочь по русскому языку слабой ученице младшего класса. Так я стала репетитором и получила скромные деньги. Помню, на первый заработок я купила коньки.

По окончании семилетней школы несколько человек по приглашению приходили в гости к Виктору Николаевичу. В то время он с большими трудностями получил крохотную комнатку в коммунальной квартире на Садовой улице. Посещения эти были праздником для нас, с нашим старым другом мы делились мыслями о литературе, о будущей профессии, с интересом выслушивали его мнение о нас, наших личностях. Это было так важно для нас - знать о себе, о жизни от опытного, знающего и умного учителя.

В 1960 году я узнала о смерти Виктора Николаевича. Недавно была на Серафимовском кладбище, где он похоронен. Как будто пришла повидаться. Сожалею о том, что в молодости мы проходили мимо его нездоровья, неблагоприятного быта. Ему надо было помогать, но водоворот жизни захватил... Что было после школы? Окончила Ленинградский педагогический институт им. Герцена, факультет биологии и химии. Кстати, Виктор Николаевич говорил, что из меня получится неплохой учитель, но я проработала три года в исторической местности - Ропше, в средней школе, затем работала инженером-исследователем в НИИ, а после - в Горном институте в лаборатории гидрогеологии.

Помню, еще в характеристике Виктор Николаевич писал: «Способности хорошие, но не отличные...». Пожалуй, так.

Что дал мне учитель? Не берусь утверждать категорически, но любовь к литературе и тот внутренний стержень, который увидел и отметил во мне Виктор Николаевич, - это всегда со мной. Сейчас живу с дорогими мне родными - дочерью и внуком.

Горжусь, что в моей жизни была встреча с выдающимся педаго гом, незабываемым человеком.

ГАЛИНА УМБДЕНШТОК

У нас была женская школа. Время послевоенное. И как-то стало привычным, что все учителя - женщины, начиная с первого класса. И вот однажды, придя в школу осенью, мы узнали, что в нашем пятом классе вести уроки русского языка и литературы будет преподаватель-мужчина. Это был Виктор Николаевич, человек со странной двойной фамилией Сорока-Росинский. В моих глазах все это делало его авторитетным, уважаемым и в чем-то загадочным. Но те три года, которые он посвятил работе с нашим классом, заставили его помнить и вспоминать всю мою оставшуюся жизнь.

Русский язык - предмет непростой и не очень интересный, так как огромное количество правил и исключений из них запоминать непросто даже в очень юном возрасте. Мне помогало то, что я много читала и, поглощая книгу за книгой, автоматически усваивала русскую грамматику и синтаксис. Но все равно правила надо было знать и уметь рассказать даже, если тебя разбудят среди ночи и потребуют ответ.

Виктор Николаевич, разработав свою систему изучения русского языка, сделал нашу учебу не только интересной, но и легкой. На многие правила у него были придуманы такие запоминалки, которые мне не забыть до сих пор. Как, например, слова, в которых после «ц» пишется «ы»: «Больной цынгою цыган-цырюльник, ступая на цыпочках с цыгаркою в зубах по цыновке, цыкает на курицына цыпленка».

Авторитет Виктора Николаевича в глазах его подопечных рос день ото дня, и, когда он входил в класс со своим большим кожаным портфелем, поправлял очки и начинал урок, я ждала очередного открытия.

Однажды Виктор Николаевич сказал, что почерк является характеристикой человека (хотя у самого Виктора Николаевича почерк был своеобразный и вовсе не красивый, но на это повлияло его военное прошлое), и, посмотрев на свои каракули, я начала учиться писать заново, взяв за образец почерк нашей отличницы. Буквы приходилось вырисовывать, подражая ей, скорость письма резко упала, и это создавало дополнительные трудности во время диктовок и при записях на уроках. Но стремление стать лучше через почерк победило.

А когда позже я узнала, что Викниксор, описанный Пантелеевым в его книге «Республика ШКИД», и есть наш учитель, то уважение к нему возросло еще больше. Сам он никогда не говорил на эту тему и ничего не рассказывал о себе. А я ходила в школу, училась и не знала долгое время, что почти каждый день встречаюсь с легендой, и что это - недолговечно, как все в этом мире.

Но вспоминать Виктора Николаевича мне суждено всю жизнь и чем дальше, тем чаще. Однажды он нам рассказал о словах-паразитах, тех словах, которые не несут смысловой нагрузки, но которые мы бездумно используем в своей речи больше или меньше. Слова «да», «ну», «как бы» и другие сопровождают речь почти каждого. Виктор Николаевич заставил меня прислушаться к тому, что и как говорю я и окружающие меня люди, и заставил постараться избавиться от этих слов, контролировать свою речь. Сейчас я с прискорбием наблюдаю засилье слов-паразитов на самом высоком уровне. Я их слышу в речи тех людей, которые должны нести культуру другим по определению: сами учителя, работники радио и телевидения, артисты, общественные деятели и политики.