Шаляпин в Петербурге-Петрограде

Империалистического характера начавшейся войны не понимали не только

обыватели. Многие политически незрелые представители интеллигенции также

поддавались воздействию официальной пропаганды, ее ура-патриотическим

призывам, надевали военную форму и отправлялись на фронт. Известную дань

этим заблуждениям отдал и Шаляпин. Еще из-за границы певец писал дочери:

«Я жалею очень, что я не в России, а то я пошел бы тоже на войну. . Жалею

только, что я не умею совсем обращаться с военными инструментами, например

с ружьем и с пушкой, но подучился бы».

Тяжкие страдания народа, брошенного в кровавую бойню, глубоко

волновали Шаляпина. Вернувшись на родину, артист сразу же дал несколько

концертов, сбор с которых был передан в фонд помощи раненым и их семьям.

Один из таких концертов в пользу раненых состоялся вскоре после приезда

Шаляпина в Петроград в Мариинском театре. Аккомпанировал певцу A. И.

Зилоти.

С началом империалистической войны заграничные гастроли Шаляпина

прекратились. Постоянным местом жительства Шаляпина стал Петроград. Он

поселился на Аптекарском острове, в доме №26 на Пермской улице (ныне улица

Графтио). Этот дом, трехэтажный особнячок с плоскими пилястрами,

украшенными затейливыми капителями, с наличниками над окнами, построен

по проекту известного архитектора B. А. Щуко (впоследствии надстроен двумя

этажами). Единственная парадная украшена навесом с узорчатыми чугунными

украшениями. Семья Шаляпина поселилась во втором этаже. В квартире был

сделан ремонт, несколько небольших комнат соединили — получился

репетиционный зал площадью около ста квадратных метров.

На третьем этаже дома жили знаменитый ученыйпутешественник, знаток

Средней Азии и Памира Г. Е. Грум-Гржимайло и известный эпидемиолог, в

будущем академик, Д. К. Заболотный. Шаляпин познакомился с жильцами дома

и частенько навещал Грум-Гржимайло — любил слушать его увлекательные

рассказы.

Дом находился совсем недалеко от Каменноостровского (ныне Кировский)

проспекта, который славился в конце XIX — начале XX века новыми зданиями,

построенными в стиле модерн. Многие из них украшены балконами и

лоджиями, внутренними дворами с садами и фонтанами. Облик проспекта как

бы сочетает в себе элементы разных архитектурных стилей — мавританского,

палладианского, стиля Возрождения, готического. Каменноостровский проспект

выходил к островам — району загородных дач, летних театров, разного рода

увеселительных заведений. На самой аристократической части проспекта жила

высшая чиновничья знать — министры, промышленники. Дальше от центра

селилась и петербургская художественная интеллигенция. В знаменитом «доме с

башнями» архитектора А. Е. Белогруда жил Л. Н. Андреев, в доме №1/3 с 1915

по 1930 год жил Ю. М. Юрьев.

Каменноостровский проспект пересекал Кронверкский проспект (ныне

проспект Максима Горького). Почти у пересечения этих улиц, в доме №23,

недалеко от Шаляпина, жил Горький. Район Шаляпину чрезвычайно нравился.

Шаляпин любил ночные прогулки по городу. «В Питере были чудные дни на

пасху, особенно прекрасна была пасхальная ночь — я был на берегу Невы,

любовался волшебной картиной очертаний Петропавловской крепости на ясном

и прозрачном небе и голубой, широкой и в эту ночь такой задумчивой рекой. В

12 часов палили пушки — народу было без числа...»

Эти строки письма к дочери говорят о том, как остро чувствовал Шаляпин

неповторимость города. Странствования по ночным улицам, катания на коньках

в Айс-Паласе или Скайтинг-ринге, который, кстати, тоже находился поблизости,

на Каменноостровском проспекте (теперь на этом месте стоит Дворец культуры

имени Ленсовета), прогулки пешком к Горькому заполняли свободное время

Шаляпина. Поэт Всеволод Александрович Рождественский — в ту пору

студентпервокурсник Петроградского университета и одновременно репетитор

сына писателя — вспоминал о своей первой встрече с Шаляпиным у Горького:

...Это было зимним и тусклым утром, когда еще за утренним чаем

чувствовались тяжело нависшие над городом сумерки. Проходя через

опустевшую столовую, Алексей Максимович сказал мне:

— Ну, я пошел работать. Не пускайте никого ко мне, юноша, разве только

если придет Федор Иванович.

Я сидел один в полутемной комнате, погруженный в какую-то книгу, и не

слышал звонка в передней. И вдруг, подняв глаза, увидел на пороге

громаднейшую фигуру в распахнутой шубе и высокой бобровой шапке. Это был

Шаляпин. Я видел его лицо до сих пор только на страницах иллюстрированных

журналов. Он заполнял собой все пространство распахнутых дверей, а за ним

где-то в полумраке белела пелеринка смущенной горничной.

— Алексей дома? — прогудел его хрипловатый с мороза голос.

Не ожидая ответа, он подошел ко мне, бесцеремонно заглянул в лежавшую

передо мной книгу. Рассеянный взгляд его скользнул по светлым пуговицам

моей студенческой тужурки.

— Филолог? Энтузиаст? По вихрам вижу!

Я не нашелся, что сказать, да и он не стал бы меня слушать.

Величественным медленным шагом Шаляпин направился через всю обширную

комнату к двери библиотеки. Так ходят по сцене знатные бояре...»

Шаляпин часто бывал и на Большой Монетной улице (ныне улица

Скороходова), где в семиэтажном доме №18 помещались редакция журнала

«Летопись» и издательство «Парус».

Редакция «Летописи» находилась на третьем этаже. В приемной рядом с

кабинетом Горького собирались писатели, публицисты, художники, которые

группировались вокруг журнала, — опытные писатели А. П. Чапыгин, В. Я.

Шишков, В. Я. Брюсов, М. М. Пришвин, А. Н. Толстой и молодые, среди

которых были Владимир Маяковский, Лариса Рейснер, Виктор Шкловский,

Сергей Есенин и другие. «Заходить в редакцию «Летописи» было просто и

приятно, — вспоминал впоследствии литератор П. Сурожский. — Здесь было

как-то особенно тепло и уютно. Шли сюда не только по делу, но и затем, чтобы

провести часок-другой среди товарищей, повидать, хотя мельком, Алексея

Максимовича, обменяться с ним хотя парой слов... Для многих «Летопись» была

первой литературной купелью и вместе с тем прекрасной школой. При редакции

образовалось нечто вроде литературной студии. Собирались по вечерам,

устраивали диспуты по вопросам искусства».

Горький в эти годы отдавал издательской работе много сил и времени,

каждый его день был расписан по часам: «У меня журнал, кроме журнала —

книгоиздательство, а кроме этого, я, точно деревенский колдун, должен принять

ежедневно не менее десятка разных людей, вчера же принял семерых дома, 16 в

редакции, в 7 часов заседал с Шаляпиным в одном из «лучших домов» за

роскошным обедом — невозможно отказаться, деловой обед! — в 9 — на другом

конце города в художественной комиссии». В письме II. А. Бунину Горький

восклицал: «Так хочется создать хороший литературный орган, так нужен он в

эти черные дни».

«Летопись» освещала самые насущные общественные проблемы времени.

Многие журналы и газеты в ту пору помещали на своих страницах

псевдопатриотические статьи, поддерживая всякого рода шовинистические

настроения. Журнал А. М. Горького был едва ли не единственным в стране

антимилитаристским органом. Горький писал К. А. Тимирязеву, что ему хочется,

чтобы журнал внес «нотку разума в кровавый ужас наших дней». Насколько это

было возможно в условиях цензуры, журнал разъяснял разбойничий,

грабительский характер империалистической войны и за это подвергался

нападкам буржуазной прессы. В невероятно сложные условия работы ставила

журнал и цензура. Военная цензура тех лет свирепствовала так, что, как писал