Шаляпин в Петербурге-Петрограде

В передней висит плакат: «Прием посторонних от 3-х до 5-ти часов. Обед в

6 часов. К обеду остаются исключительно личные знакомые. От 5.30 до 7.30 дом

запирается, и всякий прием на это время прекращается».

Здесь же висит гонг «там-там» и рядом подпись: «Самопомощь. Сами

снимайте пальто, галоши. Сами открывайте двери в столовую. Сами! Бейте

веселей, крепче в «там-там»!! Сами!!»

В первом этаже несколько комнат, из них столовая и кабинетная более

близки по своей обстановке и расположению вещей к домашнему быту

художника... В углу, на возвышении, небольшая трибуна. Отсюда

проштрафившийся гость, нарушивший «правила самопомощи», обязан был

произнести речь...»

В 10 часов утра в большой мастерской Репина начинались сеансы. Репин

задумал изобразить фигуру певца в натуральную величину на огромном

горизонтальном холсте. Шаляпин помногу позировал художнику. В просторном

спортивном костюме певец свободно полулежал на широком диване (этот диван

впоследствии получил название шаляпинского), небрежно лаская свою

любимую собаку — бульдога Бульку. Справа у мольберта стоял Репин с кистью

и палитрой.

— Барином хочу я вас написать, — говорил художник.

— Зачем? — удивленно спрашивал Шаляпин.

— Иначе не могу себе вас представить, — смеялся Репин. — Вот вы лежите

на софе в халате. Жалко, что нет старинной трубки. Не курят их теперь.

Зимой в Куоккале не было дачников. Весь поселок утопал в снегу. «После

шумного, почти всегда пасмурного и задымленного зимнего Петербурга вдруг

белый снег, чистота воздуха прямо опьяняющая, когда снег пахнет то цветами,

то арбузами. На незапачканном фабричным дымом небе яркое зимнее солнце,

красное и золотое», — вспоминала о Куоккале Т. Л. Щепкина-Куперник, чей

портрет Репин написал годом позже.

Вместе с Репиным Шаляпин днем расчищал от снега дорожки в саду, и это

занятие после долгого позирования казалось певцу особенно приятным. Он

катался на лыжах, финских санях. Иногда, взяв коньки, отправлялся к взморью,

откуда вдалеке был виден Кронштадт.

За время, проведенное у Репина, Шаляпин превосходно отдохнул. Певец

сохранил в памяти эту неделю, надолго запомнил беседы с Репиным. «Об

искусстве Репин говорил так просто и интересно, что, не будучи живописцем, я

все-таки каждый раз узнавал от него что-нибудь полезное, что давало мне

возможность сообразить и отличить дурное от хорошего, прекрасное от

красивого, высокое от пошлого», — писал Шаляпин.

Портрет Шаляпина вскоре был закончен. В 1914 году его видел И. Э.

Грабарь, картина показалась ему несколько вычурной. Репин показал картину на

34-й передвижной выставке, но публика не проявила к ней интереса.

Расстроенный художник попытался доработать картину. Когда через несколько

лет К. И. Чуковский спросил Репина о ней, художник с горечью ответил: «Мой

портрет Шаляпина уже давно погублен. Я не мог удовлетвориться моим

неудавшимся портретом. Писал, писал так долго и без натуры по памяти, что

наконец совсем записал, уничтожил: остался только его Булька. Так и пропал

большой труд».

Хотя Финляндия в ту пору территориально входила в Российскую империю,

здесь меньше чувствовался полицейский гнет, не так свирепствовала царская

охранка. Поэтому в начале XX века сюда стремились люди русского искусства.

Да и сама природа Карельского перешейка — сосновые леса, залив, чистый

воздух — располагала к творческой работе, раздумьям.

31 декабря 1913 года в Россию из Италии приехал Горький. М. Ф. Андрееву

осаждали назойливые репортеры, домогались узнать местонахождение писателя.

Андреева была лаконична и непроницаема. Однако вряд ли Шаляпину было

неизвестно, что, пробыв в Петербурге несколько часов, Горький уехал на

станцию Мустамяки (ныне станция Горьковская в Выборгском районе

Ленинградской области).

Находясь под усиленным надзором полиции, писатель редко выезжал в

Петербург. Он был здесь 18 января 1914 года проездом в Москву, а потом

несколько дней в конце февраля и в начале марта. 23 марта Горький и Шаляпин

смотрели в цирке Чинизелли (ныне Ленинградский госцирк) состязания борцов.

30 марта Алексей Максимович приехал к певцу на Никольскую площадь, и

целый день они были вместе. Спустя две недели, 15 апреля, Горький

присутствовал на спектакле Мариинского театра «Дон-Кихот», в котором

Шаляпин пел заглавную партию.

В конце апреля Шаляпин пять дней жил у Горького в Мустамяках в

небольшой деревянной даче. «Много гуляли, катались верхом, а главное играли

в городки, — вспоминал Шаляпин. — Во время моего пребывания у Горького

приезжал мужской вокальный квартет, с которым мы спели целый ряд русских

песен. Горькому особенно понравилась „Илья Муромец”».

* * *

Начало первой мировой войны застало Шаляпина на маленьком полустанке

под Парижем. Поезда не шли. С немалыми трудностями — пешком, на

попутных повозках — певец добрался до французской столицы, а оттуда — в

Англию.

«Где Шаляпин?» — мелькает в заголовках петербургских газет. Дирекция

императорских театров обратилась к иностранным посольствам, взявшим на

себя защиту русских подданных, с просьбой выяснить местонахождение певца.

На этот раз путь Шаляпина в Петербург был особенно долгим. Пароход, на

котором Шаляпин плыл из Англии, двигался с потушенными огнями и едва не

подорвался на немецких минах.

Последнее впечатление Шаляпина о загранице — маленький городок Торнео

в Швеции. «В Торнео меня поразила веселая девушка-финка, — вспоминал

Шаляпин, — она подавала чай в трактире, все время мило улыбаясь и тихонько

напевая песенку, в которой часто встречалось слово «ауринка». Я спросил, что

такое «ауринка».

— Солнце, — сказали мне.

День был тусклый, небо плотно обложено тучами, а девушка поет о солнце.

Это понравилось мне, и с этим впечатлением я доехал до Петербурга, который

был уже переименован в Петроград».

7 сентября 1914 года родственники, друзья, поклонники Шаляпина

встречали его на Финляндском вокзале. На следующий день репортер

«Биржевых ведомостей» писал: «Сегодня на квартире Ф. И. Шаляпина (на

Никольской площади. — Авт. ) состоится заседание для обсуждения вопроса

помощи раненым. Предполагается учредить два лазарета имени Ф. И. Шаляпина

в Петрограде и Москве. Каждый лазарет будет рассчитан на 25 кроватей. С этой

целью Шаляпиным будет устроен ряд концертов и спектаклей, в которых он

лично будет участвовать и, кроме того, привлечет также и другие артистические

силы. Первый концерт для этой цели будет дан в Петроградском Народном

доме».

В связи с войной немецкие названия повсеместно заменялись русскими.

Петербургская сторона стала называться Петроградской. Из театрального

репертуара изымались произведения немецких композиторов и драматургов.

Такими способами официальная пропаганда разжигала шовинистические

страсти. Обывательские круги населения Петрограда поддавались пропаганде.

Дело дошло до того, что протестующая толпа пыталась учинить погром здания

германского посольства на Исаакиевской площади. Со здания была сброшена на

мостовую тяжеловесная конная скульптура.

Поднимая «боевой дух» народа, официозная пресса не брезговала прямыми

фальшивками и провокациями. Так, в утреннем выпуске «Биржевых

ведомостей» от 14 сентября появилось открытое письмо Горького к Шаляпину, в

котором писатель приветствовал начавшуюся войну. На самом деле никакого

письма написано не было. Горький немедленно потребовал от газеты

объяснения, но гнусное дело было сделано — фальшивку о Горьком-«патриоте»

уже подхватила молва.