Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини

— Он подобен Богу.

Старасе на полном серьезе, без малейших колебаний заявил:

— А он и есть Бог.

Синьоре Джузеппине Петаччи казалось, что лестнице не будет конца. Но и она уже почувствовала ауру дворца Венеция, куда даже Папа и король посылали свои указы для согласования. Помпезность самого здания, стража с серебряными и красными нашивками усиливали впечатление величия. Сегодня, будучи вызвана на аудиенцию к человеку, только что объявившему о создании империи, она испытывала трепет.

Прошло три года с того времени, когда мать Кларетты впервые увидела Муссолини. Выйдя замуж в июне 1931 года, Кларетта около года не поддерживала никаких контактов с дуче. Времени было вполне достаточно, чтобы и она, и лейтенант Федеричи стали испытывать разочарование в семейной жизни. Между ними начались частые ссоры даже в общественных местах, за которыми следовали слезы и кратковременное примирение. Попытавшись наладить отношения, она даже поехала с Федеричи к месту его новой службы в Восточной Африке, но вскоре возвратилась в родительский дом, решившись на развод с мужем.

Приехав в Рим, она трижды побывала во дворце Венеция. Муссолини вел себя как прежде. И вот он вызвал ее мать к себе на прием.

Муссолини ожидал ее в черной форме главнокомандующего милицией, стоя неподвижно в своем кабинете. Но вдруг быстрыми шагами пошел ей навстречу, отчего сердце старой дамы забилось быстрее.

И тут она увидела, что лицо его было бледным. «Богоподобное» существо нервничало под стать молодому клерку, испрашивавшему разрешение своего босса на увеселительную поездку.

— Синьора, — сдерживая волнение, произнес дуче, — даете ли вы мне свое разрешение любить Клару?

Глава 5

«Я буду поддерживать его и в дождь, и в солнечную погоду»

Май 1936 года — июнь 1940 года

В этот теплый осенний день тридцатичетырехлетний дипломат, начальник протокольного отдела Альбрехт фон Кессель, стоя около трибуны на площади Кенигсплац в Мюнхене, не сводил глаз с Бенито Муссолини. На трибуне стояли нацистские боссы в коричневой, шитой золотом форме — фюрер Адольф Гитлер, заместитель фюрера Рудольф Гесс, министр труда Роберт Лей, министр пропаганды Йозеф Геббельс.

Пока фон Кессель был доволен развитием событий. В 3 часа пополудни 25 сентября 1937 года дуче нанес первый свой визит в Германию. С первой же минуты его прибытия все складывалось неважно, как Альбрехт и ожидал. Прокол шел за проколом, и их можно было сосчитать на пальцах. Церемониальный проезд от главного вокзала до пятикомнатных апартаментов Гитлера на площади Принца-регента прошел очень бледно. Ни одна душа не приветствовала человека, осмелившегося три года тому назад выдвинуть свои войска к австрийской границе. Часовая беседа двух диктаторов также была неуспешной. Дружба с Японией, пренебрежительное отношение к Великобритании и Франции были главными темами разговоров. Угрюмое молчание на улицах подействовало на Муссолини раздражающе. Как и в Венеции, он язвил, отбросив всякую учтивость.

На радость фон Кесселя и официальный обед прошел в том же духе. Будучи не в духе, Муссолини произнес всего несколько фраз. Гитлер, вместо овощей, грыз собственные ногти, нервно соединяя и разъединяя время от времени кисти рук. Не только фон Кессель, но и другие официальные лица в министерстве иностранных дел, включая самого министра, считали перспективу итало-германского союза после столетий неприязни и взаимного недоверия губительной для Германии. В ноябре 1936 года Муссолини, обозленный временными санкциями Лиги Наций в отношении Италии и ее неспособностью остановить Гитлера, впервые сказал о взаимоотношениях, «близких к оси», между Римом и Берлином. Фон Кессель надеялся, что эта «ось» останется фикцией.

И все же, как фон Кессель потом вспоминал, он оказался «свидетелем трагедии — рождения «оси». По площади шеренга за шеренгой прошли две тысячи штурмовиков в коричневых рубашках и эсэсовцев — в черных, печатая шаг и горланя песню «Германия превыше всего».

«Белокурые бестии выглядели как молодые бычки, от вида которых лицо Муссолини просияло», — добавил затем фон Кессель.

Дуче, сам большой мастер блефа, отреагировал на этот марш, как и рассчитывал Гитлер. Будучи всю свою жизнь довольно слабым человеком, поклонявшимся силе, он увидел в Гитлере лицо, персонифицирующее мускулы и мощь, личность, которая может заставить трепетать весь мир, как об этом когда-то мечтал одиннадцатилетний Бенито Муссолини.

Со времени той апокалипсической ночи на балконе дворца Венеция Муссолини был внутренне подготовлен к такому развитию событий. Речи его день ото дня становились все воинственнее. А во время своей очередной поездки в Болонью он заявил:

— Оливковая роща мира проросла в лесу из восьми миллионов штыков.

Диктатор декретировал военную подготовку итальянских мальчишек начиная с шести лет и нелюбезно воспринял отказ пацифистски настроенного австрийского канцлера Курта фон Шушинга присутствовать на его военных маневрах. В интервью Джону Уайтекеру, представлявшему «Нью-Йорк геральд трибюн», Муссолини истолковал это следующим образом:

— В ближайшее время я предложу Гитлеру… сделать Австрию частью Германии. В 1934 году я мог разгромить его армию… сейчас уже нет.

— Каким вы видите будущее Италии в 1940 году, когда никакое объединение мировых держав не сможет противостоять Германии? — спросил журналист.

— К тому времени, — воскликнул Муссолини, ударив кулаком по крышке стола, — Италия станет союзницей Германии.

Когда Гитлер пригласил его посетить официально Третий рейх, это подняло у Муссолини дух собственного достоинства.

— Мы должны выглядеть в большей степени пруссаками, чем они сами, — возбужденно произнес он и тут же предложил троим портным разработать дизайн новой формы специально для приемов — мундир с высоким воротом, украшенный золотыми пуговицами. Беспристрастные наблюдатели отмечали, что дуче в последнее время чуть ли не по пять раз на дню менял свои шляпы и одежду, украшая ее одиннадцатью орденскими лентами.

За все четыре дня его пребывания в Германии Муссолини демонстрировалась голая сила. В Мекленбурге он присутствовал на осенних маневрах с участием легких танков, имевших на вооружении только пулеметы, затем наблюдал за действиями «Люфтваффе» — вновь созданных военно-воздушных сил, использовавших в качестве бомбардировщиков транспортные самолеты «Юнкерc-52». В Свинемюнде он восхищался учебной атакой кораблей германского военно-морского флота, после чего побывал на сталелитейном заводе Круппа в Эссене.

Когда десятивагонный бронированный поезд Муссолини приближался к берлинской станции Шпандау-За-падная, откуда ни возьмись появился поезд Гитлера, шедший по параллельному пути. В течение пятнадцати минут поезда двигались бок о бок, но вдруг немцы сделали рывок, и их поезд пришел к намеченной платформе на несколько секунд раньше итальянского. Гитлер обменялся там с Муссолини крепким пожатием рук.

Будучи простаком в области статистики, дуче принимал на веру каждую публикацию нацистов. По заявлению Йозефа Геббельса, Германия на случай войны зарезервировала более шестидесяти миллионов банок консервированной говядины. Эксперт министерства иностранных дел граф Леонардо Витетти терпеливо растолковал ему, что, исходя из численности населения Германии, это составит всего по одной банке на каждого жителя.

Гитлер цинично решал все свои вопросы. Так, поставляя оружие Абиссинии, он в то же время поддерживал в своей прессе военные действия Муссолини. 3 марта 1936 года гитлеровские войска, нарушив Версальский договор, вступили в демилитаризованную Рейнскую область. Затем он стал поставлять ежегодно шесть миллионов тонн каменного угля на международный рынок в противовес девяти тысячам тонн британского угля. В глубине души Гитлер не доверял Италии, сказав как-то:

— В этом нереальном мире есть лишь одна реальная вещь — ненадежность Италии и Муссолини.

Его военный министр и главнокомандующий германскими вооруженными силами фельдмаршал Вернер фон Бломберг был даже более откровенным. Находясь в качестве гостя на летних маневрах итальянских войск в 1937 году, он наблюдал оборону дотов, что явилось, как ему объяснили, следствием сокращения численности обученного контингента. Когда немецкие журналисты стали у него допытываться, кто же будет победителем в будущей войне, Бломберг пробурчал: