Дуче! Взлет и падение Бенито Муссолини

— Вы запрашиваете три дивизии к концу октября, — написал дуче генералу. — Я намерен послать вам десять.

Дуче собирался представить войну как волеизъявление народа, поэтому пять дивизий должны будут состоять из чернорубашечников, чтобы обеспечить триумф фашизма.

Не только де Боно, но и командующий объединенной группировкой войск генерал Родольфо Грациани убедили Муссолини начинать боевые действия без официального объявления войны. Приказом на наступление должна была послужить телеграмма от дуче со словами: «Ваш доклад получен».

29 сентября Муссолини назначил час икс на 3 октября.

Для военных корреспондентов, расположившихся на отрогах гор Коатит, все было непривычным. Истекали последние минуты до начала вторжения. В 4.55 они подготовили первый бюллетень, состоявший всего из шести слов: «В 5 часов утра итальянцы вторглись в Абиссинию».

Проснувшийся мир прочтет в газетах о начале еще одной войны. На вершинах гор засверкали гелиографы. Авиационные наводчики стали поспешно выкладывать красными и белыми полотнищами целеуказания для бомбардировщиков «капрони», готовившихся нанести удар по Адове. В движение пришли танки, колонны людей, мулов и автомашин двинулись вброд через реку Бе-леза. До наступления темноты войска должны были занять две тысячи квадратных миль абиссинской территории.

Де Боно и начальник его штаба стали медленно спускаться с плато, не говоря друг другу ни слова. В полевые бинокли им были видны серо-зеленые фигуры, преодолевавшие довольно широкую, но мелкую Белезу, держа винтовки высоко над головами. Постепенно стали слышны звуки песни, с которой ветераны совершали в свое время марш на Рим.

9 мая 1936 года Бенито Муссолини объявил о рождении второй Римской империи. За четыре дня до этого генерал Пьетро Бадолио, сменивший де Боно, вошел во главе двадцатитысячной армии в заросшую эвкалиптами столицу Абиссинии Аддис-Абебу. Император Хайле Селассие бежал, в стране царил хаос, соперничавшие вожди племен выясняли свои отношения друг с другом. Потеряв тысячу шестьсот человек убитыми, дуче войну окончил.

Вместе с сорока пятью миллионами итальянцев римляне ждали этого момента семь месяцев. Когда, наконец, поступило это известие, все высыпали на улицы, повсеместно стали раздаваться звон колоколов церквей, гудки сирен и клаксонов автомашин. Толпы людей направились к дворцу Венеция. Скоро огромная площадь перед дворцом стала переполненной, а люди все шли.

Муссолини знал, что они за него. С того дня, когда все пятьдесят стран, входящих в Лигу Наций, за исключением Австрии и Венгрии, проголосовали за бойкот войны и введение санкций против Италии, народ сплотил свои ряды. Итальянцы понимали, что им отказывалось в месте под африканским солнцем.

По всей стране прокатилась волна солидарности с Муссолини. Крестьяне шли за триста километров, чтобы подписать петиции. Политические ссыльные возвратились по домам и тоже стали поддерживать режим. Интеллектуалы, такие, как философ Бенедетто Кроче и бывший премьер Виктор Орландо, публично предложили «патриотическую поддержку» отечеству.

Подобное наблюдалось во всех слоях общества. Владельцы ресторанов ввели два дня в неделю без мяса и повытаскивали запылившиеся рецепты приготовления пищи времен Первой мировой войны или же придумывали новые, типа «супа санкций». Джазу, иностранным духам и даже словам был объявлен бойкот. Площадь Спагна была переименована в площадь генерала де Боно, а бар Идена закрыт. В магазинах игрушек появились фигурки итальянских и абиссинских солдат. Домохозяйки, следуя примеру королевы Елены, стали сдавать в партийные штабы золотые кольца и драгоценности на нужды отечества, что дало государству 16 миллионов фунтов стерлингов.

Сам Муссолини внес в казну более двух с половиной тысяч килограммов золота из числа преподнесенных ему в различное время даров. На время войны он даже отказался от женщин.

В 10.33 вечера инстинкт дуче подсказал ему, что надо выходить на люди, и он вышел на ставший уже знаменитым балкон. На площади послышались восторженные крики, которые слились с салютом двадцати одного орудия.

Усиленный микрофоном голос его прозвучал с пафосом:

— …Чернорубашечники революции, итальянские мужчины и женщины в стране и за рубежом, слушайте меня внимательно… Италия наконец-то стала империей… фашистской империей.

Далее он заявил, что титул императора Абиссинии отныне будет принадлежать королю Виктору-Эммануилу и перейдет к его наследникам. Эту империю итальянский народ создал своей кровью.

Не многие люди, кроме самого Муссолини и генералов, знали о тех тяготах, которые пришлось переносить войскам в этой войне. Продвигаясь на девяностокилометровом фронте, 35 000 саперов были вынуждены построить 13 мостов и уложить 600 километров новых дорог. В амуниции, весившей более 25 килограммов, они карабкались по скалам, подвергаясь атакам термитов, пехота помогала мулам при форсировании рек — при температуре выше 50 градусов по Цельсию. Труднее всего приходилось танкистам, когда броня нагревалась так, что невозможно было дотронуться до нее рукой. Войска шли по землям, где еще не ступала нога белого человека, получая в день не более одного литра воды. Однако благодаря принятым мерам профилактики только 600 человек пострадали от тропических болезней.

Против 400 итальянских самолетов Хайле Селассие мог выставить всего 13, из которых только восемь, да и то невооруженных, смогли подняться в воздух. Из его двухсотпятидесятитысячного войска только одна пятая часть была оснащена современным оружием. Действиям Бадолио, применившего на флангах даже иприт — так называемый «горчичный газ», от которого пострадали тысячи местных жителей, абиссинцы не могли противопоставить ничего.

В ночь на 9 мая Муссолини конечно же ничего об этом не говорил. В его словах звучал лишь триумф. Достигнув апогея своей речи, он выкрикнул слегка охрипшим голосом, ошеломившим всю Италию:

— Поднимите вверх знамена, вытяните вперед руки, проникнитесь пафосом момента и затяните песню в честь империи, вновь возрожденной через пятнадцать столетий на судьбоносных холмах Рима!

Затем в присущей ему манере он обратился к аудитории:

— Будете ли вы достойны этой империи?

Хор голосов подобно урагану пронесся над площадью:

— Да, да, да!

В этот момент город, казалось, сошел с ума. Тысячи людей принялись выкрикивать:

— Дуче, дуче, дуче!

Августейший правитель Рима, принц Пьер Колонна, присоединился к ликующей толпе. В автомашине, припаркованной в боковой улице, сидела Рашель, слушавшая выступление мужа по портативному радиоприемнику. В горле ее стоял комок: ее сыновья Витторио и Бруно, а также зять Джалеаццо Чиано были летчиками на этой войне. На вилле Ада, в четырех километрах от города, в своей личной резиденции, король почувствовал, как у него задрожали ноги, и был вынужден присесть. В этот момент, став императором, он простил Муссолини все мелкие нападки и проявленное неуважение.

Настоящим триумфатором был дуче. За истекшие девять месяцев он одержал победы над всеми своими противниками, в том числе и над Энтони Иденом, поставившим в Лиге Наций вопрос о применении санкций к Италии и прекращении поставок ей оружия и столь необходимой для ведения войны нефти, а также выделения денежных средств. Но Лига, опасаясь отхода Муссолини от женевских соглашений, воздержалась от этого. Он взял верх и над Адольфом Гитлером, чьи агенты тайно поставили абиссинцам 16 000 винтовок и 600 пулеметов в надежде, что слабая Италия не сможет в дальнейшем противодействовать ему в вопросе об Австрии. Как отметил Джон Гантер, он стал «гениальным человеком современности, головорезом, который смог преодолеть сложнейшие комбинации всех ренегатов».

С лицом не выражавшим никаких эмоций он смотрел на море лиц, опершись руками на каменную балюстраду балкона, освещенный яркими огнями. Время близилось к полуночи, но толпа не отпускала своего идола, сорок два раза вызывая его снова и снова на балкон.

За спиной Муссолини стоял сорокасемилетний Ачилл Старасе, бывший уже четыре года секретарем партии, человек с полным отсутствием юмора, говоривший только «да» и занимавшийся специальными упражнениями, чтобы усилить крепость рукопожатия. Рядом с ним находился еще один иерарх, произнесший в адрес дуче: