Маргарет Тэтчер. Женщина у власти

«По-моему, большой ошибкой последних нескольких лет являлось стремление правительства взять на себя или законодательно отрегулировать почти все и вся, — сказала она, формулируя первый принцип будущего «тэтчеризма». — Теперь нам нужны гораздо большая степень личной ответственности и самостоятельности решений, гораздо большая независимость от правительства и сокращение — сравнительно с нынешней — роли правительства». Чрезмерная опора на правительство сдерживает личную инициативу — таков был второй тезис «тэтчеризма». Консерваторы добивались снижения налогов по причине своего «искреннего убеждения в том, что вмешательство и контроль правительства приводят к умалению роли и значения человеческой личности, ослабляют желательность того, чтобы человек прежде всего сам заботился о своем будущем» {18}.

Выступив против политики, проводимой Гарольдом Вильсоном в области доходов и заработной платы, она выразила свою уверенность в том, что правительство не имеет ни малейшего права решать, какие виды зарплаты должны повышаться, а какие оставаться неизменными. «Нет ничего зазорного в том, что люди желают увеличить свои доходы, — утверждала она. — Когда мужчины и женщины стремятся повысить жизненный уровень своих семей и дать своим детям больше возможностей в жизни, чем имели они сами, они, надо полагать, преследуют достойную цель. Хорошо бы, чтобы к этому стремилось больше людей. Тогда оставалось бы меньше таких, что твердят: "Об этом должно позаботиться государство"».

Тэтчер понимала, что ее обвинят в приверженности доктрине алчного корыстолюбия, — обвинение это станет преследовать ее, как преследовало оно едва ли не всех политических сторонников свободы предпринимательства, включая Рональда Рейгана и Джорджа Буша. Она отметала подобную критику. «Дело в том, что даже добрый самаритянин должен был иметь деньги, чтобы помочь ближнему, — иначе ему тоже пришлось бы пройти мимо» {19}. Она защищала рынок как естественный форум для конкуренции и с энтузиазмом объявила себя сторонницей монетаризма, выступив за то, чтобы правительство контролировало не величину доходов, а количество денег в обращении. Монетаристские воззрения она переняла у Алфа Робертса, но Дэнис способствовал их упрочению. По вечерам он частенько рассказывал ей о борьбе компаний за долю на рынке и о вреде, причиняемом чрезмерным вмешательством со стороны государства. Тэтчер была убеждена, что ее монетаристский подход абсолютно разумен, но проповедовать его в 60-е годы было все равно что проповедовать революцию, становиться в полную оппозицию к послевоенной правительственной политике как социалистической лейбористской, так и патерналистской консервативной партии. Целое десятилетие пройдет, прежде чем она сможет всерьез штурмовать социалистические твердыни; для этого прежде всего надо было, чтобы консерваторы вернулись к власти.

Шансы на это улучшались. К 1967 году Вильсон, заявивший некогда, что «в политике неделя — это долгий срок», попал в трудное положение. Из-за растущих государственных расходов и вялой торговли, этих двух зол послевоенного периода, экономическая ситуация продолжала ухудшаться. Вильсон пытался сократить расходы и заморозить на полгода заработную плату и цены — именно этого он обещал избирателям не делать. На него напустились со всех сторон: тори критиковали его, потому что его позиция выглядела уязвимой для критики, а левые из его собственной партии — потому что не могли простить ему замораживания заработной платы. Вильсон предостерегал левых, чтобы они не слишком увлекались в своем бунте: «Если собака укусит один раз, ее простят, если же она кусает снова и снова, к ней отнесутся по-другому» {20}. Гигантский профцентр Британский конгресс тред-юнионов английский эквивалент американского профсоюзного объединения АФТ — КПП и крупнейший совокупный избиратель, голосующий за лейбористскую партию, — присоединился к нападкам на свое правительство.

Вильсон в ответ разработал антипрофсоюзный законопроект, что почиталось поступком предосудительным, если не прямо предательским, для члена партии, созданной как политическое оружие профсоюзного движения. Левые лейбористы объявили, что будут голосовать против. Они не стремились свалить правительство, но хотели запротоколировать свое недовольство. В разгар открытой борьбы в собственном правительстве униженный Вильсон пошел на попятную и снял свои предложения. Эта битва послужила предзнаменованием титанических схваток с профсоюзами, лидеры которых считались самыми могущественными людьми в стране.

В 1968 и 1969 году Вильсон удерживался у власти, преодолевая трудности и борясь с забастовками и последствиями девальвации фунта стерлингов. Одним из последствий «отощания» фунта стал вывод на родину британских войск из районов «к востоку от Суэца» Англии стало не по средствам содержать войска за морем. К 1970 году подешевевший фунт стимулировал рост английской торговли, и, по данным опросов общественного мнения, лейбористам удалось сократить свое отставание от тори с 19 до 4 процентов. Вдохновленный кажущимся улучшением экономического климата и возобновившейся поддержкой со стороны его партии, после того как он повысил заработную плату государственным служащим, Вильсон почувствовал себя достаточно уверенно, чтобы назначить выборы, уже свои третьи выборы, на июнь 1970 года.

Выборы прошли в духе старой басни о зайце и черепахе. Вильсон, самоуверенный заяц, вырвался вперед и, решив, что обеспечил себе прочное лидерство, свернул свою избирательную кампанию. Хит был весьма невыигрышной фигурой для предвыборной борьбы. Он не обладал лукавым обаянием Вильсона. Человек, державшийся холодно и отчужденно даже со своими коллегами, он производил впечатление еще большей холодности и отчужденности на избирателей. Он казался каким-то ненастоящим. Вызывала недоумение сексуальная сторона его личности. Британцы спрашивали себя: не «голубой» ли он, ведет ли он вообще какую-то сексуальную жизнь? Похоже, в обоих случаях ответом было «нет». Консультанты по проведению кампании, стремясь смягчить имидж Хита, подавали его как меломана — ценителя классической музыки, подчеркивали его любовь к морю. Хита, интересовавшегося парусным спортом, но особых способностей в нем не проявившего, изображали этаким суровым морским волком, настоящим мужчиной.

Исход выборов оставался сомнительным до самого последнего момента, когда выяснилось, что большинство англичан озабочено не столько личностью своего будущего лидера, сколько экономическим положением страны и влиянием профсоюзов. Хит победил Вильсона, набрав 46 процентов голосов против 43, и въехал, вместе с роялем, в дом на Даунинг-стрит. А в палате общин, находившейся в двух кварталах от его резиденции, новоиспеченный премьер-министр получил приличное, хотя и не абсолютно надежное большинство в тридцать мест. Тэтчер из оратора оппозиции по вопросам образования превратилась в министра образования. Она стала не просто членом правительства, но и вошла в кабинет министров. Но что самое лучшее, после одиннадцати лет в парламенте у нее наконец-то был собственный кабинет — просторное угловое помещение на Керзон-стрит неподалеку от живописной площади Баркли в самом центре фешенебельного района Мейфэр. Был у нее теперь и автомобиль с шофером, в котором она разъезжала туда и сюда по делам службы. Но вместо того, чтобы облегчить Тэтчер работу, все эти организационные удобства вдохновили ее на еще более упорный и напряженный труд.

«В течение первых десяти минут по прибытии она продемонстрировала нам две вещи: во-первых, свою инстинктивную недоверчивость по отношению к государственной гражданской службе, вполне возможно, даже подозрительность, а во-вторых, листок из тетради с перечислением восемнадцати дел, которые она хотела видеть сделанными в тот же день», — рассказывал сэр Уильям Пайл, постоянный заместитель министра образования и, следовательно, ее главный гражданский служащий. «Надо сказать, что ничем подобным ее предшественники нас не озадачивали. Потом-то мы поймем, что это было только начало постижения характера, к которому нам предстояло привыкать и который нам был в новинку» {21}.