Я помню детсво, России край заснеженный (СИ)

Зимой снежное покрывало становилось очень толстым и плотным, и мы с Володей, имея свободное время в первой половине дня, устраивали лыжные вылазки. Лыжи были большеваты. Я надевала папины, брат – те, что поменьше. Стояли январские морозы, было ветрено, но мы бесстрашно заходили по снежным заносам в тот дальний овраг, куда в летнее время из-за стоячей воды ходу не было. Шли все дальше и дальше, и видел нас только, наверное, часовой, стоявший в теплом меховом тулупе на вышке и охранявший огороженную территорию. Такой маршрут нелегко нам было пройти туда и обратно, но возвращались вовремя и быстро собирались в школу. В 13.15, как всегда, приходили на обед родители. Нужно было успеть разогреть еду, пообедать и к двум часам быть в школе.

51. Секреты, сердечные тайны

В субботние или предпраздничные дни мама часто пекла что-нибудь вкусное. Жарко топилась печь, и духовка хорошо пекла. Я помню те пироги и ватрушки с повидлом, румяные, ароматные. К ним прилагался компот из тех самых сухофруктов, которые привез из Ташкента папа. И так было всегда – аппетитные пироги и к ним обязательно компот.

Сухофрукты – чернослив и изюм – родители использовали также для приготовления браги – домашнего слабоалкогольного напитка. Приурочива-лось это обычно к какому-нибудь празднику. В высокую десятилитровую бутыль с узким горлышком засыпались промытые сухофрукты, добавлялись сахар, дрожжи и вода. Бутыль ставили в теплый обогреватель – кирпичную нишу, через которую тепло от печи попадало в большую комнату. Через некоторое время мутноватый желтого цвета напиток был готов, и родители сами употребляли его понемногу в нужный момент. Когда брага заканчивалась, размягченные сладкие фрукты с остатками жидкости выливали из бутыли через дуршлаг, и мне случалось их пробовать. Они были вкусные.

Однажды, когда в очередной раз готовился напиток, ко мне пришла Валя Шмудзе, и я решила угостить ее винными ягодами. В тот момент почти полная бутыль стояла в обогревателе. Но как извлечь со дна главное лакомство? Вдвоем с Валей мы осторожно спустили бутыль на пол, слегка наклонили ее и каким-то приспособлением, наподобие ручки шумовки, к концу которой мы приделали чайное ситечко, стали вылавливать понемногу изюм и чернослив. Набрали, съели, захотелось еще. Закинули «удочку» еще раз и тут… слабо прикрепленное ситечко отвалилось от «удилища» и погрузилось на дно. Что делать? Оставить такую улику на дне бутыли – это значит выдать себя с головой. Стыдно-то как. И начали мы доставать ситечко со дна. Кто-то один держал бутыль наклонно, другой пытался достать. Чем только ни пробовали мы через узкое горлышко бутыли вызволить злополучный предмет. Поймали все-таки! – Ух! Пронесло! Больше подобными экспериментами мы не занимались.

Третья четверть была, как обычно, самой долгой и самой трудной. Время от времени кто-нибудь из учителей отсутствовал по болезни. Тогда урок проводился сразу с двумя классами в одной классной комнате, и ученики рассаживались по трое за партой. Мальчишки бесновались, в классе царило общее оживление. И хотя учителя и стремились дать нам какие-то знания даже в такой экстремальной обстановке, урок часто получался скомканным.

Была у нас одна неискоренимая школьная страсть – записочки писать. В них в очень завуалиро-ванной форме присутствовала одна мысль – о том, что кто-то кому-то нравится. Подобные секреты от детей трудно было утаить, и, когда тайное становилось явным, пылкий влюбленный превращался в мишень для насмешек. Наверное, чтобы избежать этого, наш ученик – Саша Б. однажды, желая поговорить со мной, даже попросил учительницу перед уроком вызвать меня из класса. Ничего не подозревая, я вышла в уже опустевший после звонка на урок коридор. У большого напольного фикуса стоял Саша и ждал меня. Он передал мне записку, но о дружбе с мальчиком в то время для меня не могло быть и речи.

Еще нравилась нам одна гадалка, по которой, как нам казалось, можно было узнать, как ты и твоя симпатия относятся друг к другу. Для начала надо написать свою фамилию и полное имя. Строчкой ниже – фамилию, имя своего избранника. Зачеркнуть общие буквы в первой и второй записи. Посчитать и записать, сколько букв осталось там и там. А потом по первым буквам слов: любит, уважает, ревнует, ненавидит, изменяет, страдает, тоскует, которые объединяются в условную запись – «ЛУРНИСТ», посчитать по оставшимся буквам, на какую букву из этой аббревиатуры приходится ваш остаток. Если букв в остатке больше семи, то начать сначала. И тогда будет известно все… Родители однажды нашли у меня такие записи. Там были имена аж шестерых мальчиков.

Шестой класс я должна была во что бы то ни стало закончить на « 4 » и « 5 ». Тогда, как обещал папа, мне купят долгожданный велосипед. Под угрозой был только один предмет – физкультура. Пришлось учителю рассказать об этом и попроситься пересдать то, что еще можно было исправить. Он внял моей просьбе. Кажется, и папа с ним об этом говорил. Условие было соблюдено, и в начале лета я стала обладательницей новенького дамского полувзрослого велосипеда голубого цвета. Кататься я уже умела, и с обновой была неразлучна. Однако далеко от дома ездить не отваживалась.

Весной 1958 года нашему городу – Хабаровску – исполнилось 100 лет. По центральной улице было торжественное шествие, отображавшее основные вехи истории города на Амуре со времен его основания.

К этой дате был приурочен пуск трамвайной линии, и мы с братом опробовали это новшество, проехав от Вокзала до Химфармзавода и обратно.

52. Летние страсти

Пионерский лагерь в это лето ждал меня совсем другой – новый, только что построенный, для детей работников Местной промышленности и комму-нального хозяйства. Расположенный вблизи все того же поселка «Бычиха» под Хабаровском. С этого года мы с братом стали ездить только в этот лагерь, и путевки для нас получала теперь мама. Лагерь носил имя героя-пионера Володи Дубинина. Так или иначе, но устройство летних детских лагерей однотипно, и в новом лагере мы быстро освоились. И опять звуки горна, линейки, обеды, выходы на реку, спортивные соревнования, подготовка к смотру художественной самодеятельности. И, конечно, массовки по вечерам, танцы под баян.

Во время однодневного похода, с вожатыми, с лагерным физруком случилось со мной неприятное происшествие. Шли отрядом долго, долго, вышли к какой-то протоке, вытекавшей из реки Уссури. Решили сделать большой привал, сготовить на костре обед, искупаться. Дно протоки было илистое, с резкими перепадами глубины, понижениями, над которыми вода, двигаясь вращательно и засасываясь вниз, как бы образует воронки. И в такую воронку я попала, при-том, что, не умея плавать, обычно находилась близко от берега. Плескалась себе, и вдруг меня стало тянуть под воду, и выбраться на поверхность никак уже не получалось. Я начала захлебываться, и тут один мальчик из нашего отряда, оказавшийся рядом, быстро схватил меня за руку и вытащил на берег. Он спас меня! Я села на траву под деревом, и какое-то время приходила в себя в окружении обступивших меня детей. Слава Богу, все обошлось, и я не побоялась вскоре снова зайти в воду. Тут уж за мной был организован надзор и со стороны старших, и со стороны детей. Тот мальчик – Коля – плавал поблизости. После похода он написал мне записку, в которой обещал научить плавать. Уже осенью выяснилось, что он, учившийся второй год в седьмом классе, оказался в параллельном 7-ом « А » нашей школы. Я часто видела его на переменах, но никаких знаков внимания ему проявить не могла. Не принято было. Или слишком гордой была я? А может быть, чересчур застенчивой?

Дома отдыхалось хорошо. Главным достиже-нием лета было повторение английских слов, выученных в 5-6-ом классах. Абсолютно спонтанно, чисто по своей инициативе. Дело в том, что к концу шестого класса мой блокнот, который я использовала как словарь по английскому языку, закончился. Нужно было начинать новую общую тетрадь. Но как же я буду обходиться без тех слов, которые мы уже узнали? И я решила на летних каникулах в новую объемистую тетрадь заново начисто переписать все слова, пройденные за два учебных года. За письменным столом, стоявшим слева у окна, было мое постоянное рабочее место. И так постепенно, разлиновывая каждую страницу на четыре колонки: номер, слово, произношение, перевод, и сверяя порядок записи строго по учебникам, переписывала слова чисто и красиво. И ведь было это и повторение – мать учения. Учительница, правда, отнеслась к этому без особого восторга, но я думаю, что дело пошло мне на пользу.