Гвардейская танковая

Успешные действия наших танковых батальонов, благодарность маршала И. С. Конева успокоили меня. Поскольку со вчерашнего дня у меня, как говорят, не было во рту и маковой росинки, решил немного перекусить. Поручив Савичу поддерживать по радио связь с комбатами и прослушивать их доклады, принялся за еду. Через несколько минут Савич доложил, что комбаты молчат. Тут телефонист вновь подозвал меня к аппарату, и я опять услышал голос маршала, но на этот раз он был резкий, недовольный. "У вас не бригада, а стадо баранов. Немедленно наведите порядок", - сказал маршал. Не возобновляя завтрака, я бросился к танку, и мы стали догонять батальоны.

И вот предо мной предстала такая картина. Танки сгрудились в лощине, действительно как стадо баранов. Дело в том, что в этих боях противник применил тактическую хитрость, противотанковую оборону стал строить на обратных скатах, и как только наши танки выходили на гребень высот, немцы поражали их огнем противотанковых средств, которых танкисты не видели. Вот на такой обороне понес большие потери 5-й мехкорпус. Мы прорвали первую позицию противника потому, что бригада шла сплошной массой в линию и раздавила его оборону. Но, спустившись в лощину, танковые батальоны пытались наступать по-старому, однако, достигнув гребня следующей высоты, встретили сильнейший огонь противотанковых средств противника и откатились назад в лощину. Танкистов смущало то, что они не видели, кто и откуда ведет по ним огонь. Это порождало чувство беспомощности и неуверенности. Разумеется, с таким настроением много не навоюешь.

Тщательно продумав порядок дальнейших действий, построил все танки в линию с интервалами в 40-50 метров и отдал приказ по первой ракете с моего танка завести двигатели, по второй - включить вторую передачу и двигаться вперед, выдерживая боевой порядок "линия", а по достижении гребня высоты открыть огонь из пушек и пулеметов по предполагаемым местам расположения огневых средств противника. Всем экипажам разъяснили, что успех обеспечат единовременность и быстрота действий.

События развивались по плану. Убедившись в том, что после подачи первой ракеты двигатели заработали, подал вторую ракету, и танки пошли вперед. Когда до гребня высоты осталось менее 100 метров, вдруг увидел, как один танк в центре боевого порядка вырвался вперед, люк башни открылся и командир танка, высунувшийся из башни, что-то закричал и энергично взмахнул флажками.

Все танки, следуя примеру смельчака, тоже увеличили скорость движения и почти одновременно вышли на гребень высоты. Противник по массе наших танков выпустил несколько противотанковых снарядов (мы их называли болванками), которые не причинили вреда, но прямым попаданием был убил танкист-герой, вырвавшийся первым на гребень высоты, фамилию его, к сожалению, никак не могу вспомнить. Танкисты теперь уже видели противника и вели по нему прицельный огонь. Оборону противника прорвали, а мы потеряли одного отважного бойца, память о подвиге которого живет в моем сердце.

В связи с тем что противник ввел в сражение 16-ю и 17-ю танковые дивизии, а также дивизию "Охрана фюрера", положение осложнилось, и завязались очень тяжелые бои. Отражая яростные контратаки врага, мы продвигались вперед не больше чем на три - пять километров за светлое время суток, несли при этом значительные потери в людях и технике. С наступлением темноты бой затихал, приступали к работе тыловые и ремонтные службы бригады: танки заправлялись горючим, пополнялись боеприпасами, ремонтники устраняли технические и боевые повреждения.

Эти изнурительные бои с черепашьим продвижением вперед выматывали личный состав и физически, и морально. Танкисты не привыкли к таким боям. Они привыкли к стремительным маршам на сотни километров, молниеносным ударам.

Однажды после такого трудного, кровавого боевого дня, перед тем как лечь отдохнуть, я решил немного побродить вдоль улицы небольшого населенного пункта, где находился командный пункт бригады. До моего слуха донеслась мелодия песни о Волге. Подойдя поближе к дому, откуда сквозь щели светомаскировки пробивались тонкие лучи света, я понял, что здесь, в помещении, где расположились офицеры 1-го танкового батальона, собрались наши танкисты, чтобы в коллективе отдохнуть после напряженного боя. До меня доносились чистые голоса, которые с чувством и упоением исполняли русские и украинские народные песни о Родине, любви и верности. Слышались сильные женские голоса. Очевидно, на вечеринку пригласили наших связисток и медсестер. Я не вошел в дом, чтобы не стеснять моих боевых товарищей. По-человечески я понимал их: светлая пора молодости тянула их к дружескому общению, которое особенно остро и приятно ощущается в хоровой песне. В ней они черпали силы для новых подвигов во имя Родины.

Утром, когда я встал пораньше, чтобы сделать необходимые распоряжения в связи с предстоящим тяжелым боем, мне стало особенно ясно, какой разрядкой для души была для моих подчиненных товарищеская вечеринка. Комбаты выглядели молодцевато. Улыбающийся и подчеркнуто подтянутый гвардии капитан Гребнев своим басистым окающим говорком доложил, что 1-й танковый батальон готов к занятию исходных позиций для наступления. Такие же четкие доклады сделали комбаты Моськин и Марков - у них уже работали двигатели всех танков.

Испытанием стойкости и мужества личного состава стали кровопролитные бои в районе Кристиллау. Ветераны бригады по праву называют их боями в "долине смерти". Овладев 28 марта Кристиллау и продвинувшись на три-четыре километра юго-восточнее, бригада остановилась под сильным артиллерийским противотанковым огнем с поросших лесом высот. Противник часто переходил в контратаки. В ходе завязавшегося боя стало ясно, что мы своими силами не в состоянии сломить оборону противника. Лучшим выходом из создавшегося положения представлялся обход этого узла сопротивления, о чем я и запросил командование корпуса. Мою просьбу отклонили.

Противник стремился окружить бригаду, но личный состав в этих трудных и сложных условиях сохранял хладнокровие, отражал метким огнем танков контратаки немцев, их попытки выйти к нам в тыл. Большим испытанием для всех нас стал бомбовый удар нашей авиации, частично пришедшийся по боевым порядкам бригады. В результате мы имели потери. Среди тяжелораненых был и командир 1-го танкового батальона, любимец бригады гвардии капитан Владимир Гребнев. Винить нашу бомбардировочную авиацию нельзя, она наносила удар по противнику, и наша беда заключалась в том, что мы находились с ним в тесном соприкосновении.

Занимаемый бригадой район насквозь простреливался противником. Как-то я стоял у самоходного орудия и курил, обдумывая создавшуюся обстановку. Мой заботливый ординарец Саша Лобачев стал уговаривать меня отойти от самоходки и буквально силой отвел меня в сторону. Не успел я рассердиться на неуместную, как мне казалось, заботу, как просвистел снаряд и ударил в то место, где я стоял, срикошетировал и убил двух членов экипажа, находившихся в щели под днищем самоходки.

Я вновь попросил у командования разрешения обойти противостоящего противника и такое разрешение получил. Гвардии капитана Гребнева и других раненых эвакуировали на танке, ибо "виллис" Вани Поплавского, единственную колесную машину, которая с нами находилась, разбило прямым попаданием, а сам Поплавский получил контузию.

Вместе с комбатами и командиром приданного танкового полка гвардии майором А. И. Дементьевым мы определили направление прорыва в тыл противника. Неожиданным для него ударом мы вырвались из кольца окружения и устремились во вражеский тыл, уничтожая на своем пути танковые подразделения немцев.

В составе двух неполных танковых батальонов, группы автоматчиков, разведчиков и саперов бригада продолжала вести боевые действия. Когда мы к исходу дня 30 марта заняли деревню Нассидель, меня вызвал к телефону командарм гвардии генерал-полковник Д. Д. Лелюшенко. Он сказал, что на пополнение бригады направлены подразделения из других частей 10-го гвардейского танкового корпуса, и приказал сразу же после их прибытия начать наступление. И к утру 31 марта захватить деревню Рейснитц. Уже в темноте в наше распоряжение прибыли 11 танков и самоходок и два артиллерийских полка.