Мой огненный ангел

Храм Святителя Николая Чудотворца в Кузнецах, где служил о. Всеволод Шпиллер

Мой огненный ангел

Однажды Верочка заболела и не могла поехать в храм; папа взял меня одну. Ехали мы долго и пришли в совсем незнакомый мне храм. Служили всенощную. Приближалось помазание. Был большой богородичный праздник, все были в голубых облачениях. Я смотрела на духовенство, и мне было грустно оттого, что здесь я никого не знаю. И вдруг я увидела человека, не похожего ни на одного из батюшек, которых мне приходилось видеть. Он тоже был в голубом, как все, и сосредоточенно молился, глаза его были прикрыты. Был он очень молодой и чёрный, как смоль, а когда открыл глаза, то будто огонь брызнул из его глаз. Он смотрел на плащаницу, а я в это время стала дёргать папу за руку и громко на весь храм сказала: «Пап, вот на этом я женюсь». Все стали оборачиваться, а папа не знал, куда деваться. Он поднял меня, поднёс к плащанице, потом к помазанию (помазывал большой такой священник, а «мой огненный» стоял рядом, он, видно, был тогда диаконом, а может, ещё и не был), поставил меня на пол, и мы быстро вышли из храма. Обычно мы всегда прикладывались ко всем храмовым иконам, подавали записочки на Литургию на завтра. А тут папа шёл быстро и говорил: «Я не понял, про кого ты говоришь, но ты должна знать, что священники все женатые, и дьяконы тоже женатые, и говорить так неприлично, и вообще в храме так не говорят».

Около Акулова. 1960 г.

И потом, сколько я ни просилась туда, папа говорил, что он забыл, где мы были, или что туда далеко, или что служба там уже кончилась, или что-нибудь ещё.

Живя в Пушкине, по воскресеньям мы всей семьёй ходили в храм святителя Николая, «на горку», или в Новую Деревню, или в Тарасовку. В пушкинской музыкальной школе мы учились вместе с детьми о. Серафима Голубцова. Саша и я — на фортепиано, Верочка и Веня — на скрипке (Веня потом перешёл на альт), а Серёжа — на виолончели. И как дети из верующих семей очень подружились. По правде сказать, и неверующих друзей у нас было много. Но с Голубцовыми была особенная дружба. Разумеется, бывали друг у друга семьями. И вот в один из визитов в Клязьму к Голубцовым их младшая дочь Тата говорит мне: «Нина, а нам вчера нового батюшку дали». В ближайшее воскресенье повезла меня Тата в Тарасовку показывать нового батюшку.

Храм Св. Николая в Пушкине, «на горке». 1970 г.

Служил отец Серафим, а новый исповедовал. Я не сразу его увидела, а когда увидела, то остановилось сердце. Матушка Пресвятая Богородица! Это же он — «мой огненный ангел»! Я пошла на исповедь. Конечно, он не узнал меня, о чём потом честно написал в письме. И позже, если разговор заходил об этом, батюшка всегда говорил, что знает меня с той первой исповеди в Тарасовке, хотя я его — намного раньше. И смеялся по-доброму, ласково, чтобы меня не обидеть.

Тарасовский период знаменателен тем, что людей в приходе было очень мало (по сравнению с последними годами его служения там), и нам, учащимся, о. Александр уделял много времени. Можно было ходить с ним по тропинке до платформы и обратно сколько угодно и рассказывать все свои школьные глупости. Нам и в голову не приходило, что у него есть более важные дела. Если мы уставали стоять на службе, — лазали на колокольню; там были голуби, и мы, все в пыли и паутине, спускались к помазанию, а потом лезли обратно, чтобы дождаться о. Александра и идти вместе на электричку. И он ни разу не сделал нам замечания. Только мама ахала, увидев мой помятый и грязный вид, и спрашивала, где же это я была. На что я гордо отвечала: «Мы с Татой были на всенощной в Тарасовке у отца Александра». Мама только головой качала, удивляясь, как можно так испачкаться на всенощной. А зимой мы высчитывали, когда кончится всенощная, на какой электричке о. Александр поедет домой, и садились в эту электричку, провожая его до Семхоза.

Тата Голубцова. 1960 г.

Мы всегда старались провожать о. Александра на электричке после службы. Но однажды мы ошиблись и решили ехать вдогонку. Нас было трое: Серёжа Голубцов, Алик Ларин и я. Мы приехали в Семхоз, дошли до дома, всё уже было закрыто, но не ехать же обратно, не повидав батюшку! Мы, подсаживая друг друга, перелезли через забор, ухнули в сугроб и в таком виде — два Деда Мороза и Снегурочка — заявились. Батюшка нас напоил горячим чаем, угостил, не ругал. И сказал, что скоро будет исполняться «Всенощная» Рахманинова на Ордынке, и хор замечательный там, и хорошо бы, чтобы мы, будущие музыканты, знали эту музыку и сходили бы на всенощную с партитурой. Мы сказали, что у нас её нет, батюшка обещал достать и в назначенное время дал мне её на месяц. На всенощной мы были с Серёжей Голубцовым и Аликом Лариным, партитуру делили на троих; и сама музыка, и партитура, и пометки в ней произвели на нас неизгладимое впечатление. И потом в течение десяти, а то и больше лет я всегда ходила на Ордынку в храм Всех Скорбящих Радости и на «Всенощную» Рахманинова, и на «Литургию» Чайковского.

«Мне минуло 16 лет…» 1962 г.

Иногда отец Александр собирал нас всех вместе в доме архиепископа Сергия Ларина. Там было двое детей — Алик и Коля, дети Голубцовы и мы с сестрой. Получилась целая музыкальная компания (все мы учились вместе в музыкальной школе).

15 лет. 1961 г. Фото Алексея Белугина

В один из приездов в Тарасовку о. Александр познакомил меня с Олегом Степурко.  И даже теперь, через столько лет, образ о. Александра всегда «сообщается» у меня с Олегом.

Почему-то я прозвала нас с Олегом «часовыми любви». Это потому, что Олег стоял как вкопанный на службе и какой-то мешок всегда лежал у его ног (наверное, это была мягкая сумка или рюкзак). Приезжая в храм, я видела только Олега, неизменно стоящего примерно на одном и том же месте, отмечала про себя, что часовой приехал, и становилась чуть сзади, стараясь принять такую же позу. «Часовые любви». Остальные прихожане, редкие бабуленции, стояли кто где и очень интересовались молодыми. С появлением Олега прекратились мои провожания о. Александра до платформы — я уступала ему, так как он из Москвы, а я надеялась увидеть батюшку у Лариных и отвести душу.

Играет Олег Степурко

К Лариным батюшка заходил часто, там его очень любили и звали «равви». Особенно его любила Молодаша и всем, чем могла, помогала ему. Она из Челюскинской пешком шла в тарасовский храм, брала с собой хозяйственную сумку, чтобы унести как можно больше книг, если в храме предполагался обыск, а батюшкины рукописи и книги некуда было спрятать. Молодаша всё это поздними вечерами переносила в сарай или в гараж.

Нина Григорьевна (Молодаша)

Я дружила с Аликом Лариным и, приезжая к нему в гости, часто видела там батюшку. На таких встречах всегда удавалось поговорить в непринуждённой обстановке. Кроме того, батюшка бывал у Лариных на праздниках. У них была большая семья, отмечали и дни Ангела, и дни рождения, и все церковные праздники. Молодаша устраивала большие молодёжные застолья и всегда звала отца Александра, чтобы он побыл и поговорил с нами.