Человек в тумане

Сегодня из России на новом советском самолете конструкции мистера Туполева прибывает делегация архитекторов. Делегация посетит выставку "Идеальный дом".

* * *

- Геннадий Сердоба, из Мозыря! - весело представился молодой человек, сопровождавший делегацию в качестве журналиста.

- Прямо из Мозыря? Стало быть, белорус, очень рад, очень! Я часто бывал в Белоруссии, так что мы вроде бы земляки.

Сергей не выпускал руки Геннадия, думая о знакомом ему Мозыре, как о далеком, будто только снившемся, лесном городке на другом конце света.

Геннадий тоже обрадовался, встретив земляка так далеко от дома. Впрочем, он еще не осознал величины расстояния, отделявшего "столицу Полесья" (так называли Мозырь в Белоруссии) от столицы Англии.

Ночью, поднявшись с московского аэродрома, он миновал несколько невидимых стран и ступил на английскую землю, когда солнце еще только выбралось из-за зубцов крепостной стены Тауэра.

Скорость и удобство нового самолета, вид огромного, уходящего за горизонт города, открывшегося вскоре после перелета через канал, произвели на Геннадия и его товарищей-архитекторов столь сильное впечатление, что, все еще находясь в его власти, они не проявили интереса ни к новому зданию лондонского аэровокзала, ни к шустрым фоторепортерам, обстреливающим своими аппаратами делегацию. Не обратили они внимания и на разноцветную толпу пассажиров, выходящих из самолетов.

Как в тумане, прошли делегаты мимо холодно-вежливых таможенных чиновников в черных униформах с металлическими инициалами королевы на петлицах. Видя перед собой только встречающих друзей, слыша все еще русскую речь, они как бы продолжали "быть дома".

Шумно заняв места в маленьком автобусе, делегаты покинули привокзальную площадь и въехали в тоннель, соединяющий аэродром с улицей города.

Длинный, слабо освещенный тоннель с гладко серыми стенами, лишенными рекламных рисунков и объявлений, казался каким-то обязательным путем, который надо пройти, чтобы окончательно отделить недавно покинутое от предстоящего впереди. Вынырнув на магистраль, освещенную не фонарями, а дневным солнечным светом, автобус как бы только сейчас въехал в Лондон. Делегаты прильнули к окнам, и тут прозвучала первая, обычная фраза приезжих:

- Итак, мы в Лондоне, в столице старой доброй Англии.

- И старой и очень доброй, - иронически заметил Сергей.

- Мы знаем, что Англия не произошла от ангелов, - улыбнувшись Сергею, ответил тоном старшего тучный архитектор, одетый в зеленый габардиновый макинтош, с широкими и длинными рукавами, из-под которых наполовину высовывались пальцы, державшие русско-английский словарь.

Сергей замолчал, а делегаты, не отрываясь от окон, перебивая друг друга, задавали вопросы едва успевавшим отвечать переводчикам. Их интересовало все: и проплывавшие мимо одинаковые коттеджи, и деревья, окаймлявшие широкую, ведущую к центру дорогу, и сколько в Лондоне автомобилей, и почему одни автобусы красные и двухэтажные, а другие зеленые и одноэтажные. Не проехав и двух миль, они делали записи в блокнотах, и на их лицах появилось выражение той скрытой радости, которую можно бы высказать так:

- Ага, я это знаю теперь, и очень хорошо, что я узнал то, чего другие еще не знают.

Сергей понимал, что этим людям очень хочется как можно быстрей, быть может уже завтра, все увидеть и все понять. Не в первый раз он встречал делегации и не осуждал их торопливость. Странно, что молодой журналист вел себя иначе. Он не делал записей и только изредка наклонялся к Сергею и шепотом спрашивал:

- Как называют здесь полицейских, "боби" или "сэр"?

- Нет, - тоже тихо отвечал Сергей, - чаще всего к ним обращаются просто "полисмен" или "офисэр".

- Даже если это рядовой полицейский? Интересно, офи - сэр. Официальный сэр, - с улыбкой разложил слово Геннадий. - А что за нашивки у них на рукаве? И почему нет ни дубинки, ни кабуры пистолета?

- Полисмены на улицах не носят оружия, - объяснял Сергей, - и дубинок у них нет, а нашивка, вернее повязка на рукаве, означает, что в данный момент он на посту.

- Так сказать, облечен непререкаемой властью, - рассудил Геннадий. Это мне нравится. Значит, сила его не в оружии, а в признании обществом власти.

Сергей промолчал. У него было свое представление об английском обществе и силе власти в этой стране.

Чем ближе к центру, тем больше появлялось автомобилей - тяжелых грузовых "лори", шустрых малолитражек, высоких крытых фургонов. Геннадий спросил:

- Не гладкий, шершавый асфальт. Вероятно, чтобы не было скользко? Здесь ведь всегда сыро, да?

- Верно, - ответил Сергей и подумал: "Неплохой глаз у этого парня".

- Маленькие садики возле домов очень распространены? - снова спросил Геннадий.

- Очень, - ответил Сергей. - Каждый англичанин любит похвалиться своим "гарденом" - садом, если так можно назвать два куста и одно дерево. Вам, мозырянину, небось, смешно это...

- Вовсе нет, - быстро и громко возразил Геннадий, - если у каждого дома, как вы говорите, два куста и дерево, а улица насчитывает, допустим, триста домов, то это уже кое-что. Не так уж плохо для большого дымного города. Правда, товарищи?!

Архитекторы согласились. Завязался спор, планируются ли в Лондоне зеленые насаждения или возникают стихийно? Кому принадлежат многочисленные парки и как за ними ухаживают?..

Все оживились, въезжая в район Кенсингтона. Солнце освещало его зеленые скверы, блестело на витринах богатых магазинов. Видно, не ошиблись утром женщины: "найс ведер" сегодня!

Сергей с интересом наблюдал за молодым журналистом.

Он еще не мог решить, что за человек перед ним? Одежда Геннадия мало чем отличалась от одежды других делегатов: тот же зеленый габардиновый макинтош, такая же шляпа, разве что серо-стального цвета костюм да расшитая белорусским узором сорочка... Нет, выделяло его другое. Живые, веселые глаза светились покоряющей откровенностью, сразу располагающей к себе собеседника. Курносый нос, пухлые, по-детски очерченные губы и завидный румянец позволяли думать, что перед вами крестьянский хлопец, не успевший еще растратить на городские соблазны ни силы здоровой юности, ни простоты добродушия. Только большой, с залысинами, лоб да неожиданно строгий бросок вдруг потемневших глаз на миг приоткрывали другой, внутренний мир, о котором хотелось знать многое.