На «Ишаках» и «Мигах»! 16-й гвардейский в начале войны

Группа «сухих» в сопровождении «мигов» перехватила колонну вражеских войск по дороге от переправы через Прут в районе Унген. Метеорологическая обстановка оказалась исключительно сложной: десятибалльная облачность на высоте 300–400 м, видимость до предела ограничена. Бомбардировщики, точно выйдя в район движения противника, с малой высоты сбросили бомбы на колонны; враг не успел что-либо предпринять, настолько внезапным был удар. «Сухие», освободившись от бомбовой загрузки, прикрываясь облачностью, развернулись и взяли курс на свою территорию. В это время наши истребители предприняли атаку по колоннам врага, сбросив бомбы и открыв пулеметный огонь.

«Миги», отходя от цели, попали в еще более сложные метеоусловия — облачность все время понижалась, и истребители вынуждены были следовать на высоте до двухсот метров. Когда Степан Назаров привел свою группу на аэродром, то в ее составе не досчитались двух самолетов. Самолет Матвея Хмельницкого, получив повреждения, вынужден был произвести посадку на своей территории в районе Оргеев. Самолет и летчик не пострадали. Не вернулся на свой аэродром Виталий Дмитриев. Что произошло с ним, стало известно спустя годы.

Когда «миги» на обратном пути прошли какую-то часть маршрута, летчики сочли, что миновали районы, занятые войсками противника, и ослабили внимание. Однако в это время уже не было четкой линии фронта — немецко-румынские войска, двигаясь по дорогам, вклинивались в бессарабскую землю.

При пролете над одним из мест прорыва внезапно с земли на истребителей обрушились залпы малокалиберной зенитной артиллерии противника, один из снарядов угодил в самолет Виталия Дмитриева. Двигатель сразу обрезал, в кабине появился едкий дым, а затем из-под приборной доски появились языки пламени. Виталий, отдав ручку управления от себя, перевел самолет в планирование. Высота падала, на принятие решения оставались секунды. Впереди, с севера на юг, протянулся хребет, по сторонам — овраги и обрывы, и летчик принял решение садиться вдоль хребта. Небольшой поворот влево — и самолет принимает нужное направление. Земля, стремительно надвигаясь, плохо просматривается из-за дыма и языков пламени. Хорошо, что очки защищают глаза — огонь все больше обжигает лицо, руки, ползет по комбинезону…

Истребитель с убранными шасси стелется над самой землей, летчик инстинктивно, не видя ее поверхности из-за дыма, производит выравнивание самолета и посадку… «Миг» стукнулся о неровности почвы, подскочил и плюхнулся вновь, прополз по земле с треском и скрежетом, а затем остановился.

В момент столкновения самолета с землей летчик ударился лицом о прицел и приборную доску, разбил стекла летных очков и порезал лицо, в это же время открытый перед посадкой фонарь сорвался со стопора и закрыл кабину. Летчик оказался в ловушке, задыхаясь от дыма и не имея возможности покинуть самолет. Секунды решали вопрос — открыть фонарь, направляющие которого деформировались, или заживо сгореть в кабине.

Началась борьба за жизнь, а Виталий еще не знал, что произвел посадку на территории, занятой противником, и попал в плен к врагу. В ход были пущены руки, ноги и даже голова. В первый момент фонарь не трогался с места, и летчик, подгоняемый страхом смерти, напрягал невероятные усилия. Затем фонарь все же пришел в движение, приоткрываясь все больше и больше. В конце концов летчик, изнемогая и задыхаясь от дыма, собрал последние силы, чтобы выброситься за борт кабины самолета, и потерял сознание.

Когда Дмитриев очнулся и попытался открыть глаза, то ничего не смог рассмотреть: в одном глазу переливались все цвета радуги, по нему стекала кровь из рассеченного лба, второй не открывался — был обожжен из-за разбитого стекла очков.

«Слышен был говор на немецком языке, присутствующие о чем-то вели разговор, злорадствуя и насмехаясь — это, очевидно, касалось меня. Слышались треск горящего самолета и взрывы боекомплекта. Теперь у меня возникла тревожная мысль: я понял, что попал к фашистам в плен, пришел мой конец, — вспоминал через многие годы Виталий Дмитриев. — По бокам под руки меня поддерживали два немца. Кто-то вытер мне кровь на лице и глазах, заклеил разбитый лоб, и я увидел перед собой два десятка немецких офицеров и солдат. Меня подобрали возле самолета, стянули с горного хребта, а затем спустили с обрыва к ручью. Лицо и руки были обожжены, кожа висела лохмотьями. С меня был снят шлемофон, рукава комбинезона. Рядом лежали мой парашют, ремень и кобура с пистолетом. Потом солдату было отдано распоряжение, он толкнул меня стволом автомата и показал направление, в котором я должен был следовать».

Немного пройдя, конвоир издал пронзительный свист, и из-за укрытия выскочил другой солдат. Он подошел поближе к летчику и посмотрел широко раскрытыми, удивленными глазами, затем вытащил из кармана бинт, сделал наклейку на поврежденный лоб, перебинтовал голову и обе сжатые в кулаки руки, и конвоир повел пленного дальше…

В заключение Виталий Дмитриев говорит: «Начались мучительные часы и дни допросов, прошли месяцы и годы тяжелого плена, пока наступающие части Красной Армии не освободили меня и других узников из плена».

Младший лейтенант Виталий Александрович Дмитриев родился в 1918 году. Один из молодых летчиков, окончивших в 1938 году Борисоглебское военное авиационное училище. В полк прибыл вместе с группой летчиков-однокашников в начале его формирования. Летал на самолетах И-16, «чайках», одним из первых освоил МиГ-3. Окончил курсы командиров звеньев. Активный участник боев с первого дня Великой Отечественной войны, за короткий период пребывания на фронте совершил тридцать шесть успешных боевых вылетов. Штурмовал вражеские войска, обеспечивал боевые действия бомбардировочной авиации, патрулированием в воздухе прикрывал сухопутные войска в районах сосредоточения.

Боевая жизнь полка продолжается весьма напряженно. Изменение метеорологической обстановки вынуждает изменять и тактику боевых действий — вражеская авиация небольшими группами совершает налеты на наши аэродромы. Командир полка майор Иванов решил усилить патрульное прикрытие аэродрома базирования. В этих целях были дополнительно выделены экипажи Георгия Кондратюка, Николая Калитенко, Григория Шияна, Ивана Скоморохи, Василия Шульги, Ивана Зибина, Андрея Дроздова и Леонида Крейнина, которые получили задачу на И-153 парами и звеньями прикрывать аэродром до наступления темноты, не допуская налетов немецких самолетов.

Уже в первые часы патрулирования звено Кондратюка встретилось с группой «хейнкелей». Летчики Николай Калитенко и Василий Шульга во главе с командиром пошли в атаку, открыв огонь по стервятникам. На помощь «чайкам» подоспела пара «мигов», с ходу вступившая в бой. Не досчитавшись одного бомбардировщика, гитлеровцы сбросили бомбы вне цели и поспешили укрыться в облаках.

В это время очередные группы истребителей уходили на боевое задание. Летчики 1-й и 4-й эскадрилий парами, звеньями и четверками поднимались на прикрытие группировки войск 2-го кавкорпуса.

Две пары «мигов» — Валентин Фигичев и Викентий Карпович, Федор Барышников и Николай Лукашевич — стартовали на воздушную разведку в район Фалешт. Развернутый боевой порядок четверки позволял вести наблюдение и за воздухом, исключая внезапность атак противника, и за наземными объектами. Колонны немецких автомашин вереницей ползут по дорогам к линии фронта. Вдруг Николай Лукашевич, правофланговый ведомый, резким покачиванием крыльев и трассой из пулеметов привлекает наше внимание. Далеко впереди и левее на горизонте маячит группа самолетов. При подходе поближе оказалось, что навстречу шел двухмоторный разведчик, а выше его следовала пара «мессов».

Дальнейшие события заняли какие-то мгновения. Вражеский разведчик, заметив нашу группу, попытался развернуться, но тут же был настигнут огнем пары «мигов» Фигичева, а Барышников своей парой связал истребители — завязался ожесточенный бой. Атаки по разведчику следовали одна за другой, но враг оказался живучим. Когда задымился правый мотор, он пытался уйти снижением, но в этом положении был добит и, потеряв управление, пошел к земле.