Лаки Лючано: последний Великий Дон

Авторитет Чарли Луканиа рос день ото дня, и это не давало покоя Джо Боссу. Уже дважды он пытался поставить на место слишком шустрого капо, а тот игнорировал сделанные предупреждения. Но это было еще полбеды. Обладая политическими связями на самом высоком уровне, с людьми вроде Хиннеса и Альберта Смита, Луканиа ни разу не задействовал их в интересах своего босса. Вот это было совершенно недопустимо! Массерия назначил Чарли встречу в отеле «Барбизон плаза» один на один. Он приехал на место без телохранителей и сразу вскипел, когда увидел своего капо в компании Фрэнка Костелло:

— Я же сказал, один на один, мать твою!

Чарли спокойно парировал:

— Джо, ты неудачно выбрал место. Здесь я у себя дома и, сам понимаешь, имею право делать, что хочу. Фрэнк — мой друг. А я не хочу выставлять за порог своего друга.

— Ладно, хрен с ним, — буркнул Массерия, — пусть знает, с каким типом водит дружбу. Меня не устраивает все, что ты делаешь, Сальваторе. Ты вечно куда-то ездишь, с кем-то там треплешься за моей спиной. Почему я узнаю об этом от посторонних людей? Ты что, не знаешь закон Организации: ни шагу без разрешения босса?

— Я ездил в гости к своему другу Никки Джонсону, — ровно ответил Чарли, — дела здесь ни при чем.

— Вот как? А твой бизнес с пойлом? Почему я не имею с этого ни цента?

— Джо, послушай, мы же условились насчет пойла. Это мое личное дело.

— В семье Массерия ни у кого нет личных дел, — отрезал Джо Босс, — лучше не пробуй кинуть меня, малыш. Последний раз я говорю тебе это. Вот, при нем. — Массерия кивнул в сторону Костелло и вышел, громко хлопнув дверью. Чарли и Фрэнк долго молчали.

— Да он из ума выжил, — первым нарушил молчание Костелло.

— Этот псих может всех нас прикончить, — мрачно напророчил Чарли.

— Выход только один — опередить его. — Костелло выразительно провел пальцами по горлу.

— Фрэнки, поверь, я много думал об этом. Убрать человека такого ранга, как Массерия, дело непростое. Время для этого еще не пришло.

Костелло задумался. Но случай был не тот, когда есть несколько вариантов действий.

— Придется идти на поклон к старому Доктору. Больше ничего не остается.

Чарли поежился:

— У черта на голове оба рога одинаковые. Разницы между Маранцано и Массерией нет никакой. Если не считать латыни.

— Хорошо, а что ты предлагаешь?

Луканиа в сердцах выругался по-сицилийски:

— Sono seccato! [21]

Но интонация была такая, как надо. Фрэнк Костелло вздохнул с облегчением:

— Слава богу, решили. Вот что я предлагаю, Чарли. В семействе Маранцано есть один тип, Тони Стролло, ты знаешь, старик доверяет ему больше всех остальных. Так получилось, что наш Вито — друг этого Стролло, у них какие-то совместные дела. Вито может выступить посредником с нашей стороны, а Тони — со стороны Маранцано. В этом случае все должно быть о’кей.

Чарли согласился с видимой неохотой.

— Знаешь, Фрэнки, — мечтательно сказал он, — где я хотел бы встретиться с Маранцано? На его похоронах.

Костелло улыбнулся. Чарли шутил, и его это радовало.

— Вот это будет классная вечеринка!

— Ага, — зубоскалил Луканиа, — Маранцано будет отлично выглядеть в деревянном костюме.

Оба итальянца громко расхохотались.

Желая отомстить за прошлые обиды, дон Сальваторе долго поджаривал Чарли на медленном огне. На неоднократные просьбы о встрече не отвечал ни «да», ни «нет», ссылаясь на занятость, а сам уже потирал руки, представляя себе, как Луканиа каждую ночь ложится спать, не зная наверняка, суждено ли ему проснуться. Наконец, вдоволь поводив Чарли за нос, Маранцано назначил встречу на полночь 17 октября 1929 года. Местом встречи стали доки на Статен-Айленде. Вито Дженовезе все это очень не нравилось. Целых четыре месяца он вел переговоры и не верил в искренность дона Сальваторе.

— Чарли, тебе нельзя идти туда одному. Давай я возьму автомат и спрячусь в багажнике твоей машины. Ты тоже возьми оружие. В случае чего мы разделаемся с «усатым папашей». Он придурок, не позволяет своим людям носить «томпсоны». Я срежу всех одной очередью.

— Нет, так нельзя, — запротестовал Чарли, — я дал слово, что приду один и без оружия. Поступить иначе я не имею права. Человек чести всегда держит свое слово.

Неаполитанец Вито, весьма далекий от всех этих сицилийских понятий, пожал плечами:

— Как хочешь. Дело твое.

Ровно в полночь, минута в минуту, Чарли приехал на Статен-Айленд. Сальваторе Маранцано уже ждал его, прохаживаясь взад-вперед по пустому доку. Как полагалось по обычаю, дон обнял Чарли и поцеловал в обе щеки.

— Buon jorno, figlio mio [22].

Однако Чарли не стал целовать ему руку, тем самым демонстративно нарушив неписаный закон мафии. Глаза Маранцано гневно потемнели:

— Я вижу, ты ничуть не изменился.

Луканиа примирительно сказал:

— Дон Сальваторе, у нас это не принято.

Усевшись на ящик, Маранцано процедил:

— Иногда я сильно сомневаюсь, что ты родился на Сицилии.

Чарли начал терять терпение.

— Нам надо поговорить о другом, — довольно резко произнес он.

Маранцано пренебрежительно отмахнулся:

— Знаю, знаю, что ты скажешь. Джо Босс — плохой босс. Странно, что ты так долго терпел его ругань. С твоими-то амбициями.

— У меня не было выбора, — угрюмо ответил Чарли.

— Выбор всегда есть, — назидательно изрек Маранцано, — но я не виню тебя. Ибо, как говорили древние римляне: «Еггаге humanum est» [23]. Но никому не позволено ошибаться дважды. Этого я тебе простить не могу.

Чарли молчал, понимая, что для дона настал час торжества. Маранцано придвинулся к нему вплотную, лицом к лицу:

— Я снова смогу доверять тебе только в одном случае: если ты убьешь Массерию.

— Дон Сальваторе, — Луканиа перевел дух, — это моя давняя мечта.

— Не сомневаюсь. Но убить его должен именно ты. Потому что слишком много грехов за тобой накопилось. Никто другой такой чести не достоин.

Чарли не обманывался посулами Маранцано. Старый дон заманивал его в капкан. По законам Общества Чести на убийство человека такого уровня, как Массерия, требовалась санкция глав всех двадцати четырех семейств. Совет донов — Comissione — должен был собраться на тайный сицилийский суд и коллегиально вынести приговор Массерии, если его вина будет доказана. Иной образ действий означал неминуемую смерть для исполнителя убийства. Потому-то мафия и смогла подняться так высоко, что ее ряды не разъедали внутренние разборки. На американской земле еще не было случая, чтобы какой-либо дон погиб от рук сицилийцев. А Маранцано не собирался созывать Comissione. Приказ убить Массерию он отдал самостоятельно с целью сведения своих личных счетов с Джо Боссом.

И первое, и второе противоречило законам мафии. Но после смерти Массерии Маранцано, без сомнения, станет капо ди тутти капи, то есть особой неприкосновенной. Зато Чарли Луканиа в любом случае подлежал немедленной ликвидации. Сразу, как только Массерия покинет этот мир.

— Я не согласен, — твердо ответил Чарли.

— Вот так, да? — Лицо Маранцано исказила гримаса ненависти. — Наконец-то ты снял маску, бамбино. Под ней у тебя змеиная чешуя.

Дон вскочил на ноги:

— Идите сюда!

Груда ящиков в углу с грохотом обвалилась. Оттуда вышли шесть широкоплечих парней, лица которых скрывали цветные платки. Несколько быстрых, режущих ударов — и Чарли Луканиа скорчился на ходу. Его подвесили за руки к потолочной балке.

— Эту ночь ты запомнишь надолго, — зловеще пообещал Маранцано, — если, конечно, останешься жив.

В руке одного из парней тускло блеснул кастет. Чарли ощутил страшный зубодробительный удар. Рот моментально наполнился кровью. В голове помутилось.

— Дай слово, что ты убьешь Массерию, — потребовал дон Сальваторе. Ненависть вскипела у Чарли в груди: