Дневник научного работника (СИ)

Объявился мой друг Головач. Он, как и обещал ещё осенью, что в апреле предложит мне много новых компакт-дисков, так и вышло. Он уже сменил своё место работы, т.к. его программы для АСУ становятся ненужными.

12 мая 1992 года, вторник.

На нашу рекламу, которую мы сочиняли зимой, клюнули англичане. Они просят подробно описать аэродинамическую часть расчёта в программе КС-2. Эдуард сочинил аннотацию на одну страницу, а Долбнев перевёл её на английский язык.

Впервые у меня дома побывал Н.Н.Дорохин. Ему понадобился ремонт телевизора «Шилялис», и он подумал, что я пошутил, предложив свои услуги, но я не шутил. И тогда он приехал на своей «Волге» после работы ко мне. Блок цветности я исправил за 3 часа. Триод КТ315г.

13 мая 1992 года, среда.

Утром я задумал съездить в Выхино забрать посылку от Головача. Я позвонил Семёнову около 9 час, – он был на работе. Они работают вместе и занимают ЭВМ по очереди. Ночью и утром Семёнов, а днём Головач. Коля как раз собирался домой в 9 час и к 10 час мог доехать до метро Выхино, где мы в это время и договорились встретиться. Так что я в 9¹⁹ выехал, догадавшись на полпути взять сезонку у Назаренко, который в это время приезжает в ЦАГИ. Я встретил Колю в 10¹⁰, и он передал мне пакет с дисками. Обратно – на 10¹⁹, и в 11¹⁰ я уже дома. Пообедав раньше обычного, я в 12³⁰ вернулся в ЦАГИ. Эдуард уже спал, а в шахматном клубе уже шла игра.

Когда в 13³⁰ Эдуард проснулся, он сообщил мне пренеприятную новость. В моё отсутствие меня сначала искал Амирьянц, потом Парышев, т.к. они продули в Т-128 малую модель крыла Боинг, и у них случилась авария: модель ужасно затрясло, все тензодатчики оборвало и, похоже, что модель попала во флаттер. Эдуард с Валерой без меня до обеда срочно рассчитали флаттерные характеристики малой модели с новыми данными упругой заделки, для чего им пришлось поделить на масштаб модели К= 1.75 несколько десятков размеров. Я же всегда говорил, да и в отчёте писал, что малую модель пересчитывать нет нужды, т.к. результат получается из условий подобия.

А в чём же было дело? Во-первых, модель продули на напоре 21000 (М=0.95, давление 2.3 атм). Во-вторых, упругость заделки малых тензовесов оказалась во много раз меньше ожидаемой. Так, жёсткость на вращение должна быть 5000/К³ =940, а Ефименко намерил всего лишь 100 тм/рад. Частоту изгиба Карклэ намерил 17 гц, а надо было: 18хК = 31 гц. Это, как посчитал Валера, означает, что вместо Сизг=465 (=2500/К³), там было всего лишь 36 тм/рад.

Вот прошло полдня, а Амирьянц и Парышев не дают о себе знать, - они в трубе Т-128. Уже идя домой в 17³⁰ по длинному цаговскому проспекту, я встретил идущих из Т-128 Карклэ и Парышева. Я спросил Парышева, почему же они не дали мне ещё вчера новые сведения об упругости малых тензовесов, полученные Сергеем Ефименко. «Ведь величина 100 в десять раз меньше, чем необходимо по подобию, - сказал я». Он ответил, что ему не хватало ещё сведений о моменте инерции, про который он узнал только сегодня.

Вечером в 20 час я позвонил домой Амирьянцу. Он меня успокоил, что, во-первых, достигали напора только 6000, а о 20 тыс речи не было. Во-вторых, вибрации, возникшие в трубе, были совсем не флаттером, т.к. тряслось всё здание с частотой 2 гц. Тряска была настолько чудовищной, что прибежали начальники из дальних помещений. Приложив ладони к стенам здания, можно было оценить частоту вибраций. Такая тряска Т-128 случалась уже раньше несколько лет назад. Она возникает при пуске трубы, - так рассказала Вера Нейланд.

14 мая 1992 года, четверг.

Утром, ещё подходя к ЦАГИ, я встретил Поповского и Соболева. Разговор сразу пошёл о флаттере в Т-128. Поповский был очень рассержен, как же экспериментаторы начали испытания малой модели в трубе, не обращая внимания на результаты статиспытаний малых тензовесов. Об этом же сердито сказал Соболев: «Я им сразу говорил, что частота 17 гц на околозвуке – это как раз та частота, которая характерна для флаттера таких моделей».

В 9 час я, Эдуард, Карклэ и Парышев, - отправились к Амирьянцу. К этому моменту я уже располагал графиком критической скорости флаттера, посчитанной вечером после моего ухода Валерой. По этому графику получалось, что критический скоростной напор флаттера qф для той жёсткости заделки, которую намерил Ефименко: Свращ = 100 тм/рад, и той частоты, которую получили Карклэ с Парышевым: 17 гц, - равен 10000 кг/м². При этом жёсткость на изгиб мы подогнали (36 тм/рад). Но если подставить Сизг= 25 тм/рад, которую выдали Егоров с Ефименко (но при этом частота получается не 17 гц, а всего лишь 14 гц, - где-то в расчёте есть неточности), то напор флаттера будет qф = 5100. А если учесть, что при случайном увеличении Свращ с 100 до 200-300 (может заклинить или ещё что-либо), то qф снизится до 2500. Ясно, что опасность флаттера – дело реальное. Однако, ещё вчера я (а потом Валера) заметили, что флаттер получается очень «добрым». Обсудив всё это, мы пришли к выводу, что это всё-таки был не флаттер. Амирьянц тут же позвонил Вере Нейланд, доложив об этом, но подтвердил, что флаттерная опасность всё-таки есть.

Я спросил Гену, почему аэродинамики пользуются такими хилыми тензовесами, на которых запросто может возникнуть флаттер. Он ответил, что эти тензовесы наши: НИО-19. А от Егорова я узнал, что он, Амирьянц, их и делал. Шесть лет с ними работают, а они опасны, но до сих пор никто об этом не подумал.

Потом я всё это рассказал Поповскому, но самая неожиданная реакция на аварию в трубе (кстати, модель разболтало, все провода оборвало) была со стороны Кости Стрелкова. Он обвинил меня. «А я при чём?» «А при том, ответил он, - что ты не должен оставаться равнодушным и безответственным к испытаниям модели Боинг. Ты должен был вникнуть во все дела, и вмешаться, когда понадобится».

Я и в самом деле, если бы был ведущим в этом деле, то я бы не позволил пропустить важный пункт в программе. Было ясно запланировано: после установки (малой) модели в трубе провести частотные испытания и статические, и по их результатам заново провести расчёт на флаттер. Только после этого, убедившись в безопасности от флаттера, делать продувки.

Я спрашиваю Соболева, кто же ведущий по этой модели? Он ответил, что эта модель не флаттерная, а аэродинамическая, - ведущего по флаттеру нет. Тогда зачем полгода вели предварительные расчёты?

Костя заявил: «Как бы я был рад, если бы модель сломало и унесло! Чтобы вы, флаттерщики, наконец, почувствовали ответственность!»

  

Вместо 25 апреля аванс выдали только сегодня 14 мая. 800 руб вместо привычных 200 руб. А на доске объявлений появилось приглашение вносить деньги на продовольственный заказ гуманитарной помощи. Цена заказа 665 руб вместо привычных 10-15 руб. В этом заказе около 20 пунктов: сахар 1 кг 27 руб, масло 1 кг 61 руб, говядина 1 кг 52 руб, ... Кто-то догадался просуммировать, и получилось не 665, а всего лишь 550. Стали выяснять, - оказалось, что 20% наценка, значит, сахар не 27, а 33 руб, масло – 73, и т.д. Остальное там не очень нужное, и мы с Ирой решили не тратить зря деньги. Лучше мы выкупим сахар, который обещали по талонам: 12 кг х 42 руб.

15 мая 1992 года, пятница.

Объявлено, что всё лето по пятницам будет укороченный рабочий день: с 8 до 13. Но как много в этот день всего произошло!

Сначала в 9 час собрались на совещание у Амирьянца: я, Набиуллин, Парышев, Егоров, Ефименко, Мамедов и специалист из Т-128 ВНС Слава Верховский (НИО-16). Амирьянц нервничал, и допрашивал специалиста как мальчика. Тот обиделся и порывался уйти с совещания. Гена требовал, чтобы специалист рассказал только о своих впечатлениях об аварии: что и как тряслось. Он требовал, чтобы аэродинамики не совались в наши флаттерные дела, а разобрались со своими трубными. Стало ясно, что труба Т-128 работает неустойчиво, если требуется наддув. А для американской модели как раз это и нужно, т.к. их интересуют большие числа Рейнольдса, и, значит, требуется увеличение плотности воздуха в 2.3 раза (это напор 20000).