Друзья Высоцкого

24 июля на Малой Грузинской, в квартире Владимира Семеновича, собрались самые близкие на тот момент люди – Вадим Туманов, Валерий Янклович. Прямо из аэропорта, сорвавшись с гастролей в Днепропетровске, примчался Абдулов. Сразу увидел: «Он нормально ходил. Ну, нормально для его состояния. Но все время хватался за сердце. Я говорю:

– Ну, Володя, уж сердце у тебя было самым крепким органом – и ты видишь, что творится!

– Ну, хорошо… 27-го у меня последний «Гамлет», после этого сразу поедем в Одессу – и все будет в порядке…

Потом приехали люди от космонавтов… Я вышел на улицу, встретил их… Сказал, что Володя плохо себя чувствует, что он сегодня не сможет…»

Друзья видели: состояние Высоцкого становилось все хуже и хуже. Пытались говорить с ним, убеждали прекратить убивать себя, но Владимир отмахивался. В конце концов Абдулов не выдержал:

– Володя, смотреть на то, как ты умираешь, я не могу. И не буду. Поэтому я ухожу. Если понадобится – звони, я появлюсь и всё сделаю. Но просто присутствовать при твоем умирании – не буду…

Всё. Живым друга Всеволод Осипович больше не увидел. Потом он долго мучил себя вопросом: «Могли ли мы, Володины друзья, уберечь его от наркотиков? Но разве могли друзья Пушкина уберечь его от дуэли? Родственники Мусоргского – спасти композитора от алкоголизма? А близкие Блока воспрепятствовать употреблению кокаина? И все-таки настоящие друзья пытались помочь Высоцкому побороть болезнь… Если быть откровенным до конца, то следует признать: чем мощнее индивидуальность, тем страшнее зависимость от наркотиков… Меня тоже не стало 25 июля 1980 года…»

Он был уверен, что в тот гибельный, трагический день его самого спасли от помешательства только посмертные обязательства перед другом: «Надо было много чего делать… Я быстро дозвонился Марине. Потом взял Володину телефонную книжку и выписал номеров двадцать… Не только друзей, но и людей, которые могли помочь. Я позвонил космонавтам, Иосифу Кобзону, Вайнерам… Нужно было срочно сделать два дела – место на кладбище и некролог…»

Когда в доме Высоцкого, в те часы переполненном какими-то людьми, половина из которых смахивала на потенциальных клиентов клиники Ганнушкина, появился Юрий Петрович Любимов, он попытался внести в хаос вселенской скорби хоть какой-то здравый смысл, отдавал внятные распоряжения и дельные советы. Попросил Янкловича и Абдулова собрать и спрятать все рукописи Высоцкого. «И вот, Володи уже нет, еще ничего не ясно, а мы с Севой, – рассказывал Валерий Янклович, – в чемодане перетаскиваем все бумаги в кабинет. И, по указанию Любимова, запираем его на ключ…»

Прилетевшая Марина тоже не теряла присутствия духа. Она попросила Абдулова срочно вывезти в укромное место бумаги умершего мужа. Самым надежным тогда им показался офис брата иранского бизнесмена Бабека Серуша, который для очень-очень многих был недосягаем. В последние годы Серуш много помогал Высоцкому в заграничных проблемах.

«Хорошо помню, что я вынес два чемодана, положил в машину, поехал, – как страшный сон, вспоминал Всеволод. – И поверьте: это не было игрой в казаки-разбойники… Я долго ездил по Москве, чтобы убедиться – за мной никого нет. А потом поехал на Кутузовский. Подъехал прямо к офису, причем въехал туда, куда нельзя было въезжать, оставил там эти два чемодана…»

Вскоре после похорон Высоцкого он, не сдержавшись, признался дочери Юлии: «Знаешь, мне после Володиной смерти незачем жить…» Правда, тут же спохватился, попытался успокоить Юлию: «Да нет… Я не то сказал. Не пугайся…»

Только дочери Абдулова Юлии Марина Влади доверила перевод своей заветной книги о муже «Владимир, или Прерванный полет». В издательстве «Прогресс» ей предложили на выбор несколько кандидатур профессиональных переводчиков. Но Влади сказала: «Чужому человеку я всего не объясню. Нужен свой». «Марина пришла к нам вечером, – рассказывала Юлия, – часов в десять. Положила на стол сигнальный вариант книги на французском и сказала: «Почитай. Завтра утром я приду. Если тебе понравится и ты согласишься переводить, значит, книга выйдет на русском. Если нет – ничего не будет». Она ушла. И я, честно говоря, очень боялась начать читать. При всем уважении к Марине я все-таки опасалась, что это будут мемуары вдовы великого человека. Этого не произошло». Как только книга Марины появилась в Москве, ее смели с прилавков. Хотя с каких там прилавков (до них она не дошла) – из подсобок, среди «своих». Впоследствии Юлия Абдулова стала доверенным лицом Марины Влади, ее официальным представителем в России во всех сложных перипетиях, связанных с творческим (и прочим) наследием Владимира Семеновича Высоцкого.

После смерти Высоцкого к Абдулову пришло пугающее одиночество. Он продолжал себя считать рыцарем Круглого стола: «Только так. Я направлен на копье. Мне наплевать, что будет дальше. Только когда Его не стало, я напарываюсь вдруг на то, что, оказывается, так не принято себя вести, как мы вели. А разве можно иначе? Фантастическое такое счастье, такая сказка, что я знал этого человека. Где ты сейчас есть, дорогой, любимый Володя? Пусть тебе будет хорошо. И не сердись, если я немножко здесь тебя обожду, прежде чем встретимся…»

В кино он с тех пор снимался эпизодически, просто ради заработка, соглашаясь даже на самые малюсенькие роли. Потом, когда резко сдала память, сам стал отказывался сниматься, понимая, что может подвести. Говорил: «Ничего не помню. Всё пропил, а что не пропил – разбил в автокатастрофах…» Словом, в прямом и переносном смыслах оказался «за кадром». Записывал пластинки, занимался дубляжем в кино (самые известные ленты – «Человек дождя», «Список Шиндлера», «Гарри Поттер», «Властелин дождя»), озвучивал роли на радио, там ведь читка текста хотя бы шла по бумажке… Но когда ему как-то предложили озвучить короткий, 15-минутный документальный фильм, разволновался так, что не смог взять себя в руки, стал сбиваться, путать слова. Прервал работу и ушел.

Отмахивался от сочувственных взглядов, уверяя всех: «У меня есть друзья для приятного досуга, достаточно работы, чтобы этот досуг обеспечить, хватает здоровья, чтобы работу выполнять – а что еще надо?.. Может быть, я не гонюсь за славой, потому что в актерской профессии с детства…»

Раскол МХАТа Всеволод Абдулов воспринял как творческую и человеческую трагедию. В самый разгар репетиций спектакля «Последние дни» о Пушкине распрощался со сценой. Он должен был играть Вяземского… Роль друга поэта для него была очень близка и дорога. Был такой душевный подъем. Абдулов перечитывал Пушкина, все, что написано о нем. Именно тогда он обратил внимание, что «наиболее «красочные» мемуары вышли из-под пера людей, едва знакомых с Александром Сергеевичем. По-настоящему же близкие ему люди были немногословны… Поэтому я предпочитаю молчать…». В последний момент, когда до выпуска оставалось совсем немного времени, Ефремов вдруг заявил, что не видит Абдулова в роли Вяземского: лицо, мол, не подходит…

Уйдя из МХАТа, Абдулов какое-то время выступал в роли главного героя, читая со сцены воспоминания Сергея Образцова в спектакле Театра кукол «Великий пересмешник». Действие разворачивалось в старом московском доме, точно в таком же, в каком прожил всю жизнь он сам. Ему было легко играть героя. А потом вдруг принялся озвучивать всякую ерунду – от компьютерных игр до голливудских блокбастеров: надо было на что-то жить… Доведенный до отчаяния скромными доходами, признался одному знакомому, что хочет продать легендарную квартиру в центре и уехать за город, коротать дни в тишине, покое и относительном достатке.

Алкоголь был роком семьи Абдуловых. Осип Наумович без рюмочки коньячку день не начинал. Он был другом знаменитого водочного короля Смирнова, и они вместе частенько гудели в белокаменной. Гуляли, рассказывают, талантливо. У Абдулова-старшего не выдержали сосуды головного мозга. Увы, сын унаследовал слабости отца.

Излюбленным местом Абдулова был «Елисей», знаменитый старинный гастроном на Тверской, где в закутке специально для него стоял стульчик. А приятелей хватало с головой…