Через три войны

Борьба с антоновщиной могла затянуться на более продолжительное время, если бы на помощь Красной Армии не пришло население. Крестьяне-середняки стали все больше осознавать преступность замыслов кулацкого восстания, перестали оказывать помощь бандитам. Этому содействовало и принятое партией и правительством решение об отмене продразверстки и замене се продналогом. Все чаще местное население само стало разоружать мелкие бандитские шайки.

В конце июля 1921 года я должен был вернуться в Москву в академию. В связи с этим на должность начдива 15-й Сибирской кавалерийской дивизии был назначен Н. Д. Томин, прекрасный командир Красной Армии, героически сражавшийся на Восточном фронте против войск адмирала Колчака и банд атамана Дутова.

Однако командующий войсками Тамбовского района М. Н. Тухачевский задержал меня, предложив принять командование 1-й кавалерийской бригадой. Одновременно я был назначен председателем 3-й районной политической комиссии, штаб которой находился в селе Старо-Сеславино.

Хочу рассказать об одном эпизоде этого периода.

Нам стало известно, что на хуторе в районе Старо-Сеславино часто укрываются бандиты, делят награбленное имущество.

Прибыв на хутор, мы допросили хозяина: не бывали ли у него бандиты и не спрятано ли что-либо в доме или на усадьбе. Хозяин на все вопросы отвечал отрицательно бандиты в хуторе никогда не были и у него ничего не спрятано.

- Если что-нибудь найдете, отвечаю головой! - заявил он.

После непродолжительного обыска около сарая в яме, забросанной хворостом, бойцы обнаружили большие тюки с мануфактурой. Кулак растерялся, но продолжал упрямо твердить:

- Знать не знаю, кто закопал мануфактуру.

- Что еще припрятано? - спросил я.

- Ничего нет, а найдете, хоть вешайте!..

Мы долго вели обыск, но так ничего и не нашли. Вдруг мне в голову пришла мысль: а не закопано ли что-нибудь на огороде, под грядками? Я приказал кавалеристам клинками прощупать землю. Очень скоро они обнаружили две ямы: одну под грядкой лука, другую - под грядкой огурцов. В них было полным-полно всевозможных товаров, награбленных на станции Кочетовка.

- Все? - снова спросил я хозяина.

Он опустил голову, стараясь скрыть волчий блеск глаз:

- Да, теперь все. Делайте со мной что хотите.

Мы уже собирались уезжать, когда комиссар заметил недалеко от дома кучу мусора и золы.

- А что, Иван Владимирович, - обратился он ко мне, - нет ли и тут для нас подарочка?

Он подошел к куче и ткнул в нее клинком. Клинок вошел в землю, как нож в масло. Оказалось, что и тут была свежая яма, из которой бойцы извлекли около 50 винтовок, ящик со штампами и печатями так называемого "крестьянского союза", а также списки сельских активистов, принимавших участие в борьбе с бандитизмом.

Кулак, хозяин хутора, получил по заслугам.

К осени 1921 года антоновщина в Тамбовской губернии в основном была ликвидирована, и я возвратился в Москву для продолжения учебы в военной академии.

До начала учебного года оставалось свободное время, и я по совету товарищей отправился на Кавказ, чтобы немного отдохнуть.

Северо-Кавказским военным округом тогда командовал К. Е. Ворошилов. Когда я прибыл в Ростов и доложил Клименту Ефремовичу о цели своей поездки, он направил меня в Сочи, сказав при этом:

- Сочи - прекрасный курорт, там вы хорошо отдохнете. Кстати, повидаетесь с товарищем Озолиным. Он командует Сочинским оборонительным районом. Константин Иванович все и устроит, а вы ему поможете в работе...

Поблагодарив товарища Ворошилова, я направился в Сочи через Новороссийск, где находился штаб другого моего знакомого по фронтам гражданской войны - Кожанова. Он организовывал оборону по всему Черноморскому побережью.

Встретились мы как старые друзья. Кожанов предоставил мне катер, на котором я и прибыл в Сочи. Прямо с берега направился в штаб оборонительного района к Озолину.

Много времени прошло с тех пор, как мы виделись в последний раз. И вот он, Костя Озолин, снова передо мной - все такой же энергичный, неутомимый в работе, каким я его знал по одиннадцатой кавалерийской дивизии.

Тут же с ходу Константин Иванович достал из сейфа топографическую карту, показал мне, как он намерен строить оборону Черноморского побережья на своем участке, и предложил, если я не очень устал, завтра выехать с ним на рекогносцировку, а также заняться выбором огневых позиций для береговых батарей.

Сочинский оборонительный район находился на военном положении. Шпионы, контрабандисты и прочие вражеские элементы шныряли по всему побережью. Целыми днями мы с К. И. Озолиным носились верхом, выбирали огневые позиции для артиллерии и наиболее удобные места для расстановки охраны побережья.

Так прошел мой "отдых". Когда я приступил к занятиям, на меня навалилась уйма работы: предстояло сдать зачеты по разным военным дисциплинам и начинать писать дипломную работу. Много дней и бессонных ночей просидел я над книгами и конспектами.

Именно в это время произошло событие, вдохновившее меня на большой упорный труд. На пленуме Московского Совета рабочих и крестьянских депутатов в феврале 1922 года, в день празднования 4-й годовщины Красной Армии, мне посчастливилось встретиться с Владимиром Ильичей Лениным. На торжественном заседании в Большом театре присутствовал почти весь высший командный состав. Здесь были Сталин, Фрунзе, Склянский, Уншлихт, С. С. Каменев, Лебедев, Муралов и другие. Приглашены были и мы, слушатели военной академии: Дыбенко, Федько, Урицкий, я и другие. Еще до открытия собрания Ильич подошел к нам, слушателям военной академии, и стал расспрашивать о том, как мы живем и учимся.

- Вот вы скажите, - обратился Владимир Ильич ко мне, - что труднее учиться или воевать?

- Учиться, - ответил я.

Меня поддержали другие слушатели академии. Владимир Ильич рассмеялся, а потом сказал серьезно:

- Красная Армия била врагов очень хорошо. Но все-таки теперь наша главная задача - учиться, причем учиться по-настоящему.

Говоря это, он всматривался в каждого из нас, как бы проверяя, согласны ли мы. Затем, немного помолчав, добавил с доброй усмешкой.

- Это надо же придумать: воевать легче! - и снова рассмеялся.

На пленуме все мы были награждены грамотами президиума Моссовета и ценными подарками.

Эта грамота хранится у меня как драгоценная реликвия и память о той радостной незабываемой встрече с Ильичем.

Шли годы. После разгрома Красной Армией внешних и внутренних врагов Советского государства в ходе гражданской войны мы смогли приступить к восстановлению разрушенного народного хозяйства. Но в то же время Коммунистическая партия ни на минуту не забывала о капиталистическом окружении, о возможности повой агрессии со стороны империалистов. Она призывала рабочих и крестьян всемерно укреплять обороноспособность Советского государства, быть в постоянной мобилизационной готовности.

Много поистине величественных событий произошло за два десятилетия после гражданской войны... Кто из людей моего поколения не помнит овеянные героикой мирного созидательного труда годы первых пятилеток - яркие огни Днепрогэса, первый отечественный трактор, сошедший с конвейера Сталинградского завода, строительство Магнитки, трудовые подвиги Изотова, Стаханова и московских комсомольцев, прокладывавших тоннели метрополитена.

Но видели мы и другое: снова над миром сгущались грозовые тучи.

В один из жарких сентябрьских дней 1939 года меня вызвала к прямому проводу Москва. Вызовы такого рода для меня, командовавшего в то время Закавказским военным округом, были не в диковинку. Нарком обороны, Генеральный штаб регулярно запрашивали о боевой учебе войск, о мерах по охране государственных границ с Турцией и Ираном.

Но на этот раз меня ожидало совсем другое - приказ Наркома обороны К. Е. Ворошилова о немедленном выезде в Киев.

Обстановка была напряженной, и я не удивился срочному вызову в Киев. На Западе фашистская Германия "малой кровью" одерживала одну победу за другой.