Через три войны

1 сентября 1939 года немецко-фашистские войска вторглись в Польшу. Захватив Верхне-Силезский промышленный район, они уже на десятый день форсировали реку Сан и вышли к Львову.

Могло ли Советское правительство спокойно смотреть, как гитлеровские войска подходят к нашим государственным границам? Могло ли оно бросить на произвол судьбы миллионы западных украинцев и белорусов?

Прилетев в столицу Украины на двухместном разведчике-истребителе Р-10, я прямо с аэродрома направился в штаб Киевского особого военного округа, где был принят командующим С. К. Тимошенко.

- Есть приказ Наркома обороны о вашем временном назначении на новую должность, - сказал мне Тимошенко. - Принимайте 12-ю армию Украинского фронта в составе танкового, двух кавалерийских корпусов и двух отдельных танковых бригад. Это - фронтовая подвижная группа. Ее задача - двинуться навстречу немецко-фашистским войскам, остановить их продвижение на восток, обеспечить безопасность населения Западной Украины.

В тот же день я отбыл в районный центр Городок, где размещался штаб группы советских войск, которые должны были принять участие в освободительном походе.

План, разработанный нами в штабе группы, был прост: форсировать Буг, стремительно выдвинувшись за Чортков. Никакой артиллерийской подготовки не предпринимать, чтобы не вызвать жертв со стороны мирного населения.

И вот 17 сентября наши войска перешли советско-польскую границу на всем ее протяжении. Вскоре мы были уже за рекой Стрый, в непосредственной близости от ударных частей 14-й немецкой армии.

"Как поведут себя фашисты, встретившись с нами лицом к лицу? - думал я. - Решатся ли они на открытое столкновение, чтобы силой пробиться дальше на восток?.."

Встреча с представителем немецкого командования состоялась в Дрогобыче. Подтянутый надменный офицер молча выслушал мое требование об отводе немецких частей за реку Сан. Затем он сказал, что тотчас же свяжется со своим начальством и передаст ему содержание нашего разговора.

- Надеюсь, это не ультиматум и мы останемся добрыми друзьями, усмехнулся офицер. Но улыбались одни только губы, в глазах же было недоброе... - Что же касается этих... поляков, - он пренебрежительно махнул рукой, - то с ними кончено...

Меня передернуло от этих циничных слов, и я резко оборвал фашиста:

- Мы с Польшей не воюем. Но не следует забывать, что народы, населяющие Западную Украину и Белоруссию, несправедливо отторгнуты от Советского Союза и стремятся к воссоединению со своей Родиной.

- Яволь! - щелкнул каблуками гитлеровец, словно вполне соглашаясь со мной.

Фашисты не пошли на открытый военный конфликт. Была установлена временная демаркационная линия, определено точное время отхода немецко-фашистских войск за реку Сан. К слову сказать, отступая, они не удержались, чтобы не отомстить нам - подожгли и взорвали в Дрогобыче нефтеперегонный завод. Немало пришлось потрудиться нашим саперам, чтобы спасти город от огня.

Несмотря на наше решительное предупреждение, гитлеровцы под всякими предлогами оттягивали окончательный отход за демаркационную линию. Уж очень им хотелось похозяйничать на Западной Украине. Свои проволочки они мотивировали тем, что еще не сломлено сопротивление группы польских войск под командованием генерала Андерса.

Ослепленный ненавистью к Советскому Союзу, Андерс пытался задержать продвижение наших войск, но, получив сокрушительный удар, бросил своих солдат, решив бежать в Венгрию. Переодетый в штатское, легко раненный, Андерс вместе с несколькими своими офицерами попал к нам в плен.

Чтобы избежать излишнего кровопролития, я предложил Андерсу написать обращение к польским солдатам, в котором призвать их добровольно сложить оружие. Андерс долго не соглашался, но в конце концов сделал это.

Через несколько дней Западная Украина была полностью очищена от гитлеровцев.

28 сентября в Москве был подписан советско-германский договор о границе. Демаркационная линия отодвинулась к Бугу. Вскоре Западная Украина по волеизъявлению своего народа добровольно вошла в состав Украинской Советской Социалистической Республики.

Кончилось мое временное пребывание в войсках Киевского особого военного округа. Вскоре я вернулся на Кавказ.

После сентябрьских дней 1939 года мне часто вспоминался надменный гитлеровский офицер, с которым пришлось вести переговоры в Дрогобыче. Как бы подчеркнуто учтиво он ни держался, какие бы фразы о дружбе ни произносил, я чувствовал, что передо мной враг и что с подобными ему нам еще доведется встретиться на поле боя.

Так оно и случилось...

Идет война народная...

И снова бой...

Долго длится июньский день.

Уже смеркалось, когда я покинул штаб Московского военного округа. Перед уходом из кабинета перевернул листок настольного календаря. Завтра - 22 июня, воскресенье. Правда, в последние месяцы воскресные дни были для меня нерабочими весьма условно: обстановка, несмотря на существование советско-германского пакта о ненападении, становилась напряженнее с каждым днем, и у меня, как командующего округом, дел было по горло.

Машина, мягко шурша резиной по нагретому асфальту, влилась в общий поток, понеслась но широкой центральной магистрали.

Устало откинувшись на сиденье рядом с шофером, я просматривал субботнюю "вечорку". Военные действия в Сирии... Положение на ливийско-египетском фронте... Гибель английского гидроплана... Появление небольшого числа германских самолетов над Англией. Обычная, уже примелькавшаяся сводка с Западного фронта.

А на этой же полосе справа - хроника столицы: утро на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке, выезд юных пионеров в лагерь, коротенькая информация о предстоящем открытии водного стадиона в Химках.

Я невольно подумал о том, что буду делать завтра. Может, урвать с утра часок и проехаться в Химки или провести день у себя на даче в Серебряном бору?

Москва сверкала электрическими огнями. Пока машина стояла у светофора, я рассеянно изучал афиши на рекламном щите: в "Эрмитаже" на днях начинаются гастроли джаз-оркестра Леонида Утесова. С понедельника в кинотеатрах столицы будет демонстрироваться новый фильм - "Сокровища Ценского ущелья".

Откуда-то из распахнутого окна, вплетаясь в автомобильные гудки и людской гомон, доносились слова популярной песни:

Любимый город может спать спокойно

И видеть сны, и зеленеть среди весны...

Любимый город может спать спокойно!.. Могли ли мы тогда предполагать, что в ту же ночь самолеты с паучьей свастикой обрушат бомбы на наши мирные города.

Обстановка была, конечно, тревожной. Сомневаться не приходилось: Гитлер готовится к войне против СССР. Но не верилось, что это случится так скоро.

По долгу службы я ежедневно знакомился с донесениями в Генеральный штаб, поступавшими из приграничных военных округов. Они были неутешительны. Участились случаи нарушения фашистскими самолетами нашей государственной границы. Не мог не вызвать серьезных размышлений и тот факт, что самолеты-нарушители перелетали нашу границу с полным боевым оснащением.

Однако наказывать нарушителей запрещалось. Считалось, что подобные инциденты являются не чем иным, как провокацией со стороны отдельных офицеров германских военно-воздушных сил.

В Прибалтийском особом военном округе наши истребители принудили приземлиться звено фашистских самолетов. Однако и после этого далеко не случайного эпизода по-прежнему запрещалось открывать огонь по нарушителям.

Подумав об этом, уже невозможно было отделаться от сомнений, смутной тревоги, одолевавших меня последнее время: так ли уж прочен пакт о ненападении, подписанный правительством фашистской Германии? Можно ли верить слову Гитлера, захватившего Австрию, Чехословакию, Польшу, залившего потоками крови Европу? С одной стороны, памятная фотография: Гитлер и Молотов после подписания пакта в Берлине, с другой - свыше пятисот нарушений воздушной границы СССР, зафиксированных за короткий период. Да, факты говорили о другом, настораживали, предостерегали.