Через три войны

На нашей государственной границе концентрировались немецкие войска. Это можно было объяснить лишь одним - готовилось нападение на нашу страну. Настораживала и другая внезапная акция германского правительства: начавшаяся 20 июня широкая волна арестов всех, кто в той или иной мере проявлял симпатии к Советскому Союзу. История учит, что одним из верных предвестников войны является изоляция в своей стране элементов, сочувствующих тому государству, против которого не сегодня-завтра начнутся боевые действия.

Конечно, в канун рокового дня, 22 июня, мы не знали, что еще в июле 1940 года правительство фашистской Германии приняло решение напасть на СССР, а 18 декабря того же года Гитлер подписал директиву № 1, впоследствии ставшую известной как план "Барбаросса". Но тем не менее ничто не могло заставить нас, старых военных, поверить в искренность заявлений фашистской Германии.

...А Москва была так хороша в этот последний мирный июньский вечер! Невольно вспомнились все события прошедшего дня.

В полдень мне позвонил из Кремля Поскребышев:

- С вами будет говорить товарищ Сталин...

В трубке я услышал глуховатый голос:

- Товарищ Тюленев, как обстоит дело с противовоздушной обороной Москвы?

Я коротко доложил главе правительства о мерах противовоздушной обороны, принятых на сегодня, 21 июня. В ответ услышал:

- Учтите, положение неспокойное, и вам следует довести боевую готовность войск противовоздушной обороны Москвы до семидесяти пяти процентов.

В результате этого короткого разговора у меня сложилось впечатление, что Сталин получил новые тревожные сведения о планах гитлеровской Германии.

Я тут же отдал соответствующие распоряжения своему помощнику по ПВО генерал-майору М. С. Громадину.

Вечером был у Наркома обороны Маршала Советского Союза С. К. Тимошенко и начальника Генерального штаба генерала армии Г. К. Жукова. От них узнал о новых тревожных симптомах надвигающейся войны. Настораживала и подозрительная возня в немецком посольстве: сотрудники всех рангов поспешно уезжали на машинах за город.

Позднее снова зашел к Жукову.

- По донесениям штабов округов, - сказал он, - как будто все спокойно. Тем не менее я предупредил командующих о возможном нападении со стороны фашистской Германии. Эти предположения подтверждаются данными нашей разведки.

Я поинтересовался, каково сейчас соотношение сил - наших и германских.

- У немцев, насколько мне известно, нет общего превосходства, - коротко ответил Жуков.

Итак, реальная опасность войны возникла совершенно отчетливо.

...Усталый, с тяжелыми думами о надвигающейся военной грозе, я вышел из машины в тихом Ржевском переулке, где жил с семьей - женой и двумя детьми.

* * *

В 3 часа ночи 22 июня меня разбудил телефонный звонок. Срочно вызывали в Кремль...

По дороге заехал в Генштаб. Г. К. Жуков по ВЧ разговаривал со штабами приграничных военных округов. После телефонных переговоров он информировал меня о том, что немецкая авиация бомбит Ковно, Ровно, Севастополь, Одессу.

В Кремле меня встретил комендант и тотчас проводил к Маршалу Советского Союза К. Е. Ворошилову. Климент Ефремович спросил:

- Где подготовлен командный пункт для Главного Командования?

- Такую задачу передо мной никто не ставил, - ответил я. Штаб Московского военного округа и ПВО города командными пунктами обеспечены. Если будет необходимо, можно передать эти помещения Главному Командованию.

Затем Ворошилов объявил, что я назначен командующим войсками Южного фронта. Отбыть к месту назначения предлагалось сегодня же.

Вернувшись из Кремля, я немедленно направился в штаб МВО. Согласно моим указаниям он срочно выделил полевой штаб для Южного фронта и начал подготовку специального железнодорожного состава для отправки штабных работников на фронт.

Я был подготовлен к тому, что мы - на рубеже войны. И вот она началась... Однако в голове никак не укладывалось свершившееся.

Война меня, кадрового военного, не пугала, хотя я знал, что эта, нынешняя, будет куда тяжелее, чем обе предыдущие.

Дома все уже было готово к моему отъезду. Провожая, жена тихо спросила:

- Ваня, как ты думаешь, сколько будет продолжаться война?

Не знаю почему, но я сразу же ответил:

- Не меньше трех лет...

Вечером 22 июня железнодорожный состав с полевым штабом Южного фронта ушел из затемненной, посуровевшей Москвы.

В пути мы с исполняющим обязанности начальника штаба фронта генерал-майором Г. Д. Шишениным и членом Военного совета А. В. Запорожцем изучали район предстоящих боевых действий. Допоздна засиделись над оперативными картами, за разговорами о предстоящих боях...

Проснулся я рано. Поднял тяжелую шторку затемнения - в вагоне и без того было душно. За окном сверкнула широкая голубая лента Днепра: поезд входил на железнодорожный мост. Вдали, на зеленых холмах, замаячил золотистый купол Киево-Печерской лавры...

Рядом со мной стоял Запорожец. Лицо его было каким-то окаменевшим. Мы не обмолвились ни словом, но, очевидно, оба думали об одном: как-то там в городе - ведь "юнкерсы" уже успели побывать над древним и вечно юным красавцем Киевом.

Хотя мы знали, что Киев не пострадал от внезапного налета фашистских самолетов, но взор настороженно скользил по вздымающейся к Печерску террасе крыш, выискивая последствия бомбежки. Нет, все в порядке! Наши зенитчики и летчики не дали врагу совершить свое черное дело. Город лежал перед нами в нарядном кружеве зелени. Внизу, правее моста, красная коробочка трамвая двинулась из Слободки в первый утренний рейс. С Днепра потянуло ключевой прохладой. Даже не верилось, что недавно над городом появлялись немецкие бомбардировщики.

Но война была явью, и вскоре мы убедились, что Киев - город военный. Возле железнодорожной станции над серебристым пирамидальным тополем плавно качалась "колбаса" - аэростат воздушного заграждения. Черные стрелы на стенах зданий указывали вход в бомбоубежище. Перрон был полон военными в новом обмундировании. Молоденький командир звонким голосом отдавал распоряжения. Призывники, иные еще не успевшие обмундироваться, в светлых теннисках и футболках, с вещевыми мешками и котелками, болтающимися на ремне, быстро рассаживались по вагонам.

Нас встретил представитель штаба Киевского особого военного округа. Полное лицо его осунулось, под глазами синяки, видно провел ночь без сна.

Чуть охрипшим голосом он доложил о том, что нам уже было известно: обстановка на Юго-Западном фронте в результате внезапного вторжения немецко-фашистских войск сложилась тяжелая.

Я осведомился о подробностях боевых действий Юго-Западного фронта за предыдущий день. Штабист смущенно развел руками: что делается за чертой Киева, тем более на дальних, приграничных рубежах округа, он не знал. Конечно, его нельзя было обвинять в этом. Немецкая авиация внезапными бомбовыми ударами в первые же минуты войны вывела из строя ряд важнейших линий и узлов связи.

Я попытался связаться из города с командующим Юго-Западным фронтом генерал-полковником М. П. Кирпоносом, но телефон ВЧ не работал. Для переговоров по радио требовалось много времени, а я не мог ждать - спешил на командный пункт Южного фронта в Винницу.

Вечером 24 июня специальным поездом я прибыл в Винницу. Изумлению моему и огорчению не было границ: командный пункт фронта оказался совершенно неподготовленным - ни одного телефонного и телеграфного аппарата, ни одной радиостанции.

Пришлось мобилизовать местные средства и с их помощью устанавливать связь с войсками. На это терялись драгоценные часы.

Из переговоров со штабами 9-й армии и 17-го стрелкового корпуса я установил, что на всем протяжении Южного фронта противник ведет усиленную разведку, а также систематически бомбит железнодорожные узлы Жмеринку, Казатин, Помощную и города Одессу, Севастополь. Да и Винница, как я имел возможность лично убедиться, тоже подверглась ожесточенному воздушному налету.