Аркадий Райкин

Когда кончилась эта импровизация, оба долго и весело смеялись. Верих сказал Райкину:

— Мне нравится темп, в каком у вас проходят спектакли.

— У каждой эпохи свой темп, свое понятие времени, — ответил Райкин. — Мы живем в такой век, когда радио за секунду может передать любое сообщение с Северного полюса; а телевизор в это время демонстрирует то, что происходит на Южном. На кинокадре перекликаются века. Мы летаем на реактивных самолетах, над нами проносится спутник. Можем ли мы, имеем ли право играть медленно? Знаете, что я говорю нашим артистам?

Верих вспоминает о том, как Райкин, вдруг преобразившись, начал сопровождать свой рассказ показом. Выразительная райкинская пантомима вступила в свои права.

— Я им говорю так: человек утром просыпается, наспех одевается, завтракает, штурмует трамвай, протискивается к выходу, прибегает на работу, — скорей, скорей, надо все успеть, — потом быстро отдыхает, потом снова работает, потом умывается, летит домой, ест, переодевается, мчится в театр, прибегает в последнюю минуту, опускается в изнеможении в кресло — занавес, игра потихонечку-полегонечку, и человек… засыпает. Станиславский? Конечно! Только Станиславский, знакомый с телевидением, радио, кино, знающий и чувствующий пульс современной жизни. Ритм. Ведь темп спектакля, актерской игры определяется не скоростью речи, а быстротой, ритмом актерского мышления.

Аркадий Райкин и Зденек Неедлы.

Среди многих впечатлений, которые оставляет актер у людей, общающихся с ним, едва ли не самым сильным оказывается впечатление от того, что Лев Кассиль назвал «Театр Райкина на дому». Речь в данном случае идет о том, что актер показывает не на сцене, а в обычной обстановке, о его неистощимом даре импровизации.

«Здесь нет никаких сценических приспособлений, — пишет Кассиль, — ни грима, ни костюмов, ни масок — лишь талант и мастерство актера. Эпизод за эпизодом. Куплеты. Песенка с танцем. Потом монолог. Потом мимическая сцена. А затем просто вот так, при помощи одного носового платка, то повязанного как бант, то закрывающего подбитый глаз, то нервно затягиваемого в узелки, Райкин изображает перед вами одного за другим несколько совершенно не схожих между собой людей… И под конец еще играет нам целую пьесу из будущей программы, где он будет один изображать добрый десяток персонажей, беспрерывно действующих, сменяющихся и по нескольку раз снова возвращающихся на сцену» [8].

Об одной такой импровизации Райкина, возникшей в ресторане гостиницы «Акса», рассказывает Верих.

Во время обеда сорвавшийся с (Вилки кусочек мяса упал в тарелку, и на лацкане пиджака Райкина появилось маленькое жировое пятно. «Комик огорчился, побежал за кипятком, — замечает Верих. — Когда он вернулся, маленькое пятно превратилось в большое. Потом пострадал галстук. Закончилось это тем, что Райкин сыграл уморительную сценку: щеголь вымазался в горчице, в джеме, поперчил себя, посолил и в отчаянии выбросился из окна» [9].

Аркадий Райкин и Адольф Дымша.

О гастролях Театра миниатюр и о Райкине много писали в газетах и журналах Чехословакии, Польши, Болгарии, Румынии. Отмечали не только талант актера, но и великую жизненную силу его искусства. Адольф Дымша, выдающийся польский комедийный актер, познакомил Райкина со своим театром. Вместе бродили они по улицам Варшавы, говорили об искусстве, о народности юмора, о задачах сатирического театра, о благородной миссии актера. А чехи сняли за десять дней большой фильм в пяти частях с участием Райкина. Фильм, поставленный режиссером Зденеком Подскальским, назывался «Человек со многими лицами».

Да, прав Верих, когда говорит: — У артиста везде есть братья!

Искусство Аркадия Райкина — искусство веселое и необыкновенно жизнерадостное. Актер хорошо понимает и чувствует природу смешного. Все, что делает он на сцене, пронизано тонким ощущением народности юмора. В этом корень высокого оптимизма творчества Райкина и его человечности. В этом также источник скупой и предельно ясной выразительности его жеста, движения. Эта скупость — от внутреннего богатства, от щедрости таланта.

Райкин — актер веселого театра. Его имя вызывает у человека светлую и добрую улыбку. Сразу же вспоминаются герои его миниатюр. Слова, запавшие в память. Слова, никогда не существующие отдельно от образа. Слова, выражающие характер. И произносятся они в той самой интонации, в какой звучали на сцене, — всегда разной и всегда неповторимо райкинской.

Но актер остается жить в сознании зрителя не только отдельными фразами, словами или смешными героями. Живет мысль, которую несет он со сцены. Мысль, озаряющая его искания, все его творчество. Юмор Райкина всегда имеет прицел, и зрителю это всего дороже.

Лессинг, которому принадлежит много интересных наблюдений в области драмы, справедливо подчеркивал, что «во всей морали нет лекарства более действенного, более сильного, чем выставление на вид смешного». Искусство Райкина разит и исцеляет. Оно активно и немыслимо вне общения со зрителем. Оно основано на взаимном доверии. В этом его эстетическая программа и общественный смысл.

Кадр из чешского фильма «Человек со многими лицами».

Аркадий Райкин исполняет две роли — официанта и посетителя.

Кто-то из зарубежных драматургов сказал однажды, что реакция зрителей, их заинтересованность, их смех являются составной частью сценического действия. Если это справедливо относительно драматического театра, то вдвойне справедливо, когда речь идет об искусстве эстрады.

Когда эстрадный актер выходит к зрителю, общение со зрителем для него так же важно, как важно для драматического актера сценическое общение с его партнерами по спектаклю. Зрители обычно не сразу включаются в действие. Они некоторое время занимают выжидательную позицию. Актеру же необходимо их доверие, иначе он, как остроумно заметил Сомерсет Моэм, оказывается в положении теннисиста, который один остался на корте, так что ему некому послать мяч.

Аркадий Райкин вступает в общение со зрителями, едва он появляется на просцениуме. Он еще не произнес ни одного слова, а лишь спокойно оглядел сидящих перед ним людей и улыбнулся. И игра уже началась. Зрители становятся его партнерами, и именно с этой минуты начинается творчество.

Дело здесь, вероятно, не только в большом сценическом обаянии актера. И не только в его мастерстве, очень индивидуальном, остром и гуманном. Доверие к актеру основывается в этом случае на понимании общественной роли его сатиры. Спектакль — зрелище? Нет, этого мало. Актер становится собеседником, спектакль превращается в диалог со зрителем. Одна из программ в театре Райкина так и была названа: «Приходите, побеседуем».

Современник Дебюро писатель Жюль Жанен писал об этом великом комике и чародее пантомимы:

Сатирическое искусство Аркадия Райкина обладает большой жизнеутверждающей силой, высоким оптимизмом. Приведенные выше слова, сказанные о Дебюро, можно адресовать и Райкину, но с обязательным добавлением.

В песне, в танце, в эстрадном фельетоне и миниатюре прежде всего привлекает внимание артиста человек. Сатирик, высмеивая изъяны и пороки в поведении человека, борется за него, утверждает его истинное величие.