На Золотой Колыме. Воспоминания геолога

Руководство Дальстроя нервничало. Ведь именно под Среднеканскую дайку были отпущены громадные средствам даны заказы на соответствующее оборудование. Правда, положение с россыпным золотом было неплохое, но это золото требовало распыления сил и средств и пока что не давало уверенности, что запасы его будут достаточными, чтобы окупить затраты. Поэтому к разведке россыпных месторождений руководство Дальстроя подходило с известной осторожностью, считая, что разведочные работы надо вести в ближних, более или менее обжитых участках. Билибин же настаивал, чтобы наряду с этим было организовано несколько отдаленных разведочных баз, которые широким фронтом вели бы разведочные работы на дальних участках, где полевые партии обнаружили золото.

Были у него расхождения с руководством Дальстроя и по другим вопросам, относящимся к организации золотодобычи.

Все эти разногласия привели к тому, что осенью 1933 года Билибин покинул Колыму.

(Впоследствии Билибин работал в бассейне Алдана, а затем переключился на обобщение огромного материала, собранного им на Колыме и Алдане. Один из способнейших геологов нашего времени, он написал ряд блестящих монографий по вопросам образования россыпей, петрологии и металлогении и стал крупнейшим специалистом по золоту.

Позднее, уже будучи известным ученым, он не раз приезжал на Колыму в составе специальных комиссий для дачи заключений о дальнейшем направлении геологических работ в этом районе, хотя непосредственно на Колыме уже больше не работал. В 1946 году Билибин был избран членом-корреспондентом Академии наук, и в этом же году ему в числе шести геологов было присвоено звание лауреата Государственной премии первой степени за открытие и изучение золотых месторождений на Северо-Востоке СССР.)

Я встретился с ним в октябре 1933 года в Магадане, куда прибыл для отъезда в отпуск.

Моя партия работала в бассейне Бахапчи и по договоренности с Пемовым после окончания полевых работ должна была выйти на Охотское побережье, к Магадану. Наш путь проходил по местам, где сейчас проложена автодорога, связывающая Магадан с приисками. Тогда там не было даже намека на нее. В устье речки Мякит мы встретили дорожника Илью Семенова, проводившего изыскание трассы будущей автодороги. Автодорога! Это казалось нам далекой, несбыточной мечтой.

Однако мечта на наших глазах стала превращаться в явь. В верховьях Мякита нам стали попадаться небольшие, но приятно оформленные поселки дорожников с настоящими домиками отнюдь не барачного типа. Я никогда не забуду, как наш конюх, тасканский якут Петр Венцель, увидев в одном из поселков десятка два кур, которые с клохтаньем бежали к женщине, рассыпавшей им корм, молниеносно схватил ружье, и его с трудом удалось удержать от выстрела, который мог принести нам много неприятностей. Вид свиньи поверг его в глубочайшее изумление. «Зачем такой?» — недоуменно спрашивал он, рассматривая диковинное животное.

На месте теперешней Атки находилась основная перевалочная база. Сюда, преимущественно на лошадях, из Нагаева завозились грузы. С Атки они — зимой на оленях, а летом сплавом — доставлялись на прииски.

Нам повезло. В день нашего прихода — это было 13 октября — на Атку пришла первая автомашина, груженная мукой. Обратным рейсом она довезла нашу партию до Магадана — вновь возникшего административного центра Колымы.

Летом 1931 года на месте Магадана, на правом берегу речки Магадана, расстилался широкий, окруженный густым лесом луг, на котором паслись лошади и стояла маленькая избушка для конюхов. Теперь лес далеко отступил в сторону. На месте луга вырос большой, беспорядочно разбросанный грязноватый поселок. Главное управление Дальстроя находилось в длинном приземистом одноэтажном здании, вокруг которого лепились низенькие домики-хибарки. Помещаться было негде, и мы устроились в наших палатках, разбитых на берегу Магадана.

На этот раз руководство Дальстроя не стало нас задерживать. Нам разрешили отчет о полевых работах писать в Москве и, кроме того, предоставили за счет Дальстроя путевки на курорт.

Билибин также собирался уезжать, но только не в отпуск, а совсем. И вот в начале ноября на пароходе «Свирьстрой» мы отплыли из бухты Нагаева.

Это было длительное и «веселое» путешествие, во время которого я окончательно убедился, что море не моя стихия. Целых двадцать три дня плыли мы в штормовую погоду в грязном железном трюме грузового парохода, прямо на полу, в обстановке, по сравнению с которой плавание на «Днепрострое» казалось верхом комфорта.

Из Владивостока мы поездом выехали в Москву и скоро были дома.

Первая поездка на Колыму закончилась.

Уголь и золото

Рождение Аркагалы. Год 1935-й

Вступление

В верховьях Колымы, в бассейне ее левого притока Эмтыгея, находится Аркагалинское каменноугольное месторождение. Здесь бьется энергетическое сердце «Золотой Колымы». Отсюда мощная электростанция снабжает током многочисленные поселки и предприятия, разбросанные на широких просторах колымской тайги. Вереницы груженых машин мчатся во всех направлениях, неся в отдаленные районы тепло и свет, скрытые в черных блестящих кусках угля, доверху заполняющих кузова машин.

Это месторождение — «черная жемчужина Колымы» было открыто в 1935 году.

Мне хочется рассказать, как и при каких условиях оно было найдено.

Сейчас геолог, отправляющийся в поле, отчетливо предоставляет себе, где и как он будет работать. В его распоряжении имеются точные карты и материалы аэрофотосъемки. Ему ясен не только внешний облик района работ, но и основные черты его геологического строения. Из многочисленных отчетов ранее работавших исследователей он может получить необходимые сведения как о своем участке, так и о смежных площадях.

А тогда, в то далекое время, мы, геологи, выезжая на полевые работы, не представляли себе ни точных границ своего района, ни его топографии, не говоря уже о геологическом строении. Карт у нас не было, и только редкие астрономические пункты, разбросанные на необъятной пустынной территории, являлись опорными точками, к которым, да и то не всегда, мы могли привязать геологическую съемку.

Нам приходилось работать в районах белых пятен, относительно которых часто не было никаких сведений. Получать их удавалось путем расспросов местного населения, которое изредка встречалось на нашем пути. По этим, порой путаным и противоречивым, рассказам мы составляли схему гидросети района наших будущих работ. Несмотря на грубость и примитивность, эти схемы представляли для нас исключительную ценность: других ведь не было.

Отсутствие карт очень осложняло работу. Приходилось, наряду с основным занятием — геологической съемкой, требующей неустанного напряженного внимания, заниматься составлением топографической карты, пользуясь методом так называемой глазомерной съемки.

В нормальных условиях геологу полагается иметь помощников — коллекторов и старших коллекторов. По инструкции Геологического комитета коллектором мог быть студент первого или второго курса геологического вуза. Что касается старшего коллектора, то его обязанности мог выполнять либо студент пятого курса, либо выпускник высшей школы. Поскольку нам приходилось работать в не совсем нормальных условиях, нашими ближайшими помощниками были так называемые коллекторы-съемщики, на обязанности которых лежало ведение глазомерной съемки. Это в основном были малограмотные парни, обычно из числа заключенных уголовников с небольшими сроками заключения. Они кончали краткосрочные трех-четырехмесячные курсы, после чего их распределяли по полевым партиям. Их все время надо было направлять и контролировать, так что у геолога на составление топографической карты уходило не меньше трети рабочего времени. О старших коллекторах при той нехватке кадров, какая существовала на Колыме, не приходилось даже и мечтать.