Моя жизнь и мои успехи

Мы с Риной выехали поездом изТревиэо. По приезде в Варшаву нам показалось, что нужно пе¬ребраться на другой вокзал. Мы взяли такси и, проехав через весь город, оказались на неболь¬шой деревянной станции, обогреваемой старой печкой. Произошла ошибка, но она позволила нам увидеть что-то .за пределами туристских маршрутов, которых, кстати, в те времена было еще немного. Ма границе с СССР польский погра-ничник узнал меня по паспорту. Он принялся жестами и мимикой с большим юмором изображать поющего человека. Было очень приятно убе¬диться в том, что популярность артиста, преодо¬лев существовавший в те времена так называе¬мый “железный занавес”, способна проникнуть в другую половину мира.

В Москве мне довелось испытать некоторые из наиболее сильных впечатлений своей жизни. Предстояло исполнять “Кармен” в Большом те¬атре, и накануне вечером мне захотелось соста¬вить себе представление о московской публике. В программе стояла “Аида”. Певцы показались мне очень хорошими, а некоторые — поистине за-мечательными. Тем не менее, публика аплодиро¬вала вяло, не выказывая большого восторга по адресу более чем достойного исполнения. Я за¬беспокоился. К тому же я не был знаком с со¬ветскими артистами и музыкантами, вместе с которыми мне предстояло участвовать в спек¬такле, и между нами вполне могли возникнуть недоразумения.

Вечером в день премьеры театр был перепол¬нен. Приехал Н. С. Хрущев. Непосредствен-но перед этим он открыл сельскохозяйственную выставку. После спектакля в фойе Большого театра сказал нашему послу Пьетро Марки: “Как жаль, что у нас в СССР нет такого артистического дарования, как Дель Монако”. Ему действитель¬но очень понравилось, и он аплодировал от всей души. Но и успех у публики был грандиозный. После одной из арий аплодисменты не прекра¬щались минут двадцать — рекорд, который впол¬не мог бы быть занесен в книгу Гиннеса.

Большой театр, Москве, 1959. В антракте оперы “Кармен”. Слева неправо: А. Ш. Мепик-Пашаев,

И. Архипова, М. Дель Монако, П. Лисициан, И. Масленникова

После “Паяцев” восторг публики достиг та¬кой степени, что целое море людей ожидало ме¬ня перед Большим театром, чтобы устроить овацию. Мне буквально не давали выйти из театраль¬ного подъезда. Даже милиция не знала, как по¬ступить, и наконец решилась на своеобразную стратегию: меня посадили в милицейскую маши¬ну, и та с включенной сиреной помчалась во весь опор. Я испытал веселую жуть от того, что явля-юсь пассажиром такой машины. Когда мы подъе¬хали к отелю “Националь”, обнаружилось, что наш замысел удался лишь наполовину. Еще сот-ни людей ожидали меня перед гостиницей, скан¬дируя мое имя. Водителю пришлось мастерски лавировать в толпе, дабы подвезти меня к само¬му входу, никого при этом не задев.

Поднявшись к себе в номер, н сообразил, что невольно становлюсь нарушителем обществен¬ного спокойствии. Люди настойчиво требовали меня. Пришлось открыть окно. Стояла самая ко¬роткая ночь года, всегда вызывающая у жителей северной Европы радостное волнение. Можно ли было разочаровать моих русских друзей, для ко¬торых я являлся символом некоей далекой, чуть ли не мифической земли, где, как многие из них себе представляли, существуют лишь море, искус¬ство, бельканто и вечная весна? Я поднял руки к небу. Раздался гул одобрения, и тут же наступи¬ла тишина. Передо мной сияли башни Красной площади. Не скрою, что меня охватил какой-то упоительный восторг, и я запел. Из окна апарта¬ментов (с прекрасным концертным роялем и оаврским фарфором), где в свое время остана¬вливалась Элеонора Рузвельт, я пел “О sole mlo” для всех этих незнакомых людей, которых я вдруг стал ощущать своими друзьями и друзьями моей страны. Часы показывали половину перво¬го ночи. Перед отъездом из Москвы целый кортеж автомобилей сопровождал меня от отеля “Нацио¬наль” до вокзала. То, что приготовили для меня московские друзья, неописуемо. Мы шагали че¬рез вестибюль вокзала к поезду по самому насто¬ящему ковру из гигантских пионов. Окружавшие нас со всех сторон многочисленные люди с искренним жаром и темпераментом, какие мы обычно связываем в своем представлении с Ла¬тинской Америкой, скандировали: “Марио, приез¬жай к нам!”, “Да здравствует Марио) Да здрав¬ствует Италия!” Даже газета “Правда” уделила место “большому успеху Марио Дель Монако”, итальянскому тенору, которого советское пра¬вительство наградило орденом’ Ленина. Но это еще не все. Едва поезд тронулся, как сопровож¬давший меня переводчик сообщил, что как раз в этот момент по радио передают рассказ о моем творчестве и звучат записи. Непосредственно у меня в купе с мягкими диванами мы, вклю¬чив радио, слушали арии с моих пластинок, и по мере того, как поезд двигался в западном напра¬влении, ведущий передачи с завидной точностью информировал слушателей о том, где именно сей¬час проезжает Марио Дель Монако. Диктор произ¬нес название какого-то города и объявил, что наш поезд приближается к местной станции. Спустя несколько минут, выглянув в окно, мы увидели на зтой станции людей, которые, указы¬вая на меня, аплодировали. Подобное фантасти-ческое проявление симпатии повторялось в Рос¬сии неоднократно.

На обратном пути из Советского Союза мы с Риной решили задержаться в Варшаве. Как и по¬добает порядочным туристам, мы тщательно осмотрели город и вечером отправились в театр на ‘Трубадура”. Первым сильным ощущением явился театральный буклет с фотографиями крупнейших исполнителей этой оперы, где рядом с Карузо была помещена моя фотография. Но са¬мое незабываемое произошло в антракте. Я нахо¬дился в городе инкогнито, билеты в театр зака¬зывал через гостиницу и не предполагал, что ме¬ня могут узнать даже как простого зрителя. Но люди стали указывать на нашу ложу, Кто-то са¬мый смелый зааплодировал, и его аплодисменты были подхвачены всем залом. Публика, стоя, при¬ветствовала меня. Пришлось отвечать на привет¬ствия в то время, как директор театра спешил к нам с букетом цветов. В последующие дни нас буквально засыпали приглашениями и почестями. Поляки, видимо, стремились доказать мне, что не менее русских любят оперу и ее исполнителей.

Год спустя мне довелось лично позна¬комиться с маршалом Тито. Я находился в Бел¬граде, где исполнял “Кармен” и “Паяцев”, те же оперы, с которыми успешно выступал в Москве, и югославский президент пожелал встретиться со мной. Мы подружились. С тех пор всякий раз, когда я возвращался в Югославию, он бывал на премьерах. Тито пригласил меня на свою виллу в Бриони, на острове, который можно смело наз¬вать одним из красивейших в мире, с дикими жи¬вотными и редкими средиземноморскими расте¬ниями.

Белград, 1960 – Маршал Тито с супругой Йованкой – после 3 акта Отелло

В Бриони я спел частный концерт для марша¬ла и его супруги Йованки. Тито в ту пору было “всего лишь” шестьдесят семь лет, и он был из¬рядный гурман. Мне запомнился банкет в Бриони. На длинном десптиметровом столе не было разве что птичьего молока. Тито попробовал все ку¬шанья, но весьма умеренно. И стол, и блестящая резиденция на сказочном острове были лишь ча¬стью его натуры. Он любил красоту. Впрочем, красивые женщины интересовали его скорее как украшение официальных приемов. В остальное же время он с ними скучал, предпочитая остро¬умную либо изысканную беседу. Его очень ве-селили мои “западные” анекдоты. Мы подолгу беседовали о самом разном. Он знал и ценил, по¬мимо многого другого, и вина области Венето. Когда восемь лет спустя я вновь повстречался с ним в Белграде и заметил, что перед ним лишь са¬лат и минеральная вода, мне подумалось, что на такую жертву нелегко пойти даже человеку, во¬шедшему в историю нашего века. Отличие Тито от многих власть имущих состояло в том, что власть не являлась для него самоцелью. И он ради власти не жертвовал приятными сторонами жизни, как это сделали бы многие другие.

Мон первая поездка в Югославию в 1960 го¬ду запомнилась мне также приемом в Загребе. Более двух тысяч человек ожидали меня у выхо¬да из театра. Когда я вышел, началась такая дав¬ка, что опрокинули стоявший тут же автомобиль итальянского консула. Внезапно оказавшись в тисках сокрушительного энтузиазма, я обра¬тился в бегство. Я в полном смысле слова бежал, преследуемый ликующей толпой, которая требо¬вала рукопожатий, автографов и умоляла спеть что-нибудь на бис. Толпа уже настигала меня, ког¬да я сообразил попросить помощи у какого-то автомобилиста, который в свою очередь тоже был одним из зрителей. Обрадованный этим, с его точки зрения, нежданным счастьем, мой спа¬ситель долго возил меня на своей машине, прежде чем доставить в гостиницу.