Моя жизнь и мои успехи

Феррер, что-то молниеносно подсчитав в уме, сказал: “Хорошо, сеньор Де Монако, но что вы скажете, если я увеличу сумму гонорара до трех тысяч пятисот долларов?”

На другой стороне провода вежливый голос произнес: “Я уже сказал вам и повторяю, что о пении не может быть и речи”.

“Но, позвольте, - простонал Феррер, — поче¬му же в Мадриде вы соглашаетесь выступать за такую плату, а в моем театре петь отказываетесь?

“По той простой причине, - ответил уже откровенно развеселившийся голос, — что я - князь Раньери Ди Монако, а не тенор Дель Мона¬ко”.

Еще одно забавное событие относится к 1959 году. Был конец января, и мне нужно было из Сан-Франциско попасть в Токио. Честно говоря, на самолете лететь не хотелось. Слишком много лет я только и делал, что в ожидании пересадок сидел в аэропортах всего мира. Мне пришло в го¬лову, что вполне можно устроить себе несколько дней беззаботного отдыха в приятном круизе че¬рез Тихий океан на хорошем корабле. Но когда встал вопрос о билетах, выяснилось, что регуляр¬ного морского сообщения, по крайней мере в этот период года, между калифорнийским побе¬режьем и Японией не существует, и находивший¬ся со мною Бинг, директор нью-йорского театра “Мет”, посоветовал выйти из положения дру¬гим способом. “Существуют очень удобные тор¬говые суда, - сказал он, — на которых преду¬смотрены кабины для пассажиров, причем весьма комфортабельные”. Взявшись за дело, он раздо¬был билет на крупный торговый корабль.

Пассажиров на борту было очень мало. Пом¬ню среди них протестантского пастора с женой и тремя детьми (один из которых — классический американский мальчишка-погромщик, навостри¬вшийся без промаха бить в цель апельсинами. Целью служил я). Мне удалось погрузить на суд¬но небольшое фортепиано, чтобы поддерживать себя в форме и разучивать партии. Однако после¬дующие одиннадцать дней плавания отнюдь не стали лучшими в моей жизни. Впрочем, всегда полезно осваивать новое. Корабль следовал ка¬ким-то маршрутом, который капитан назвал “медвежьим путем”, наиболее близко лежащим к Северному полярному кругу и самым корот¬ким для пересечения Тихого океана. Бывали мо¬менты, когда нам с Риной казалось, будто мы на¬ходимся в подводной лодке. Волны вздымались так высоко, что корабль пронзал их насквозь. Наш иллюминатор был вечно забрызган, и мы почти не видели неба. Да и в тех редких случаях, когда, презрев ледяной ветер, мы выбирались на палубу, небо оказывалось серым, тусклым и сливалось с морем и туманом.

Так или иначе, все прошло достаточно удач¬но. В самый последний день вблизи берегов Япо¬нии океан наконец-то успокоился, и даже прогля¬нуло бледное солнце. Тут-то, во время прощаль¬ного обеда, капитан, этот современный морской волк, с ангельской безмятежностью сообщил, что груз корабля составляли гвозди и взрывчатка! Кусок застрял у меня в горле. Перед мыслен¬ным взором пронеслось все наше плавание. Где-то посреди моря я, Марио Дель Монако, источаю рулады в своей каюте, а мальчишка-сорванец го¬товится обстрелять меня апельсинами. В студе¬ных северных водах Тихого океана я преспокой¬но распеваю, сидя на гвоздях со взрывчаткой!

Я уже упоминал иронию Рины по ад¬ресу моих чрезмерно горячих поклонниц. В 1956 году в Лос-Анджелесе на ее долю действительно выпало испытание. После одного из спектаклей, на банкете, ко мне приблизилась весьма привле¬кательная женщина, как оказалось, тридцати с лишним лет, из Техаса, владелица нефтяных скважин в Калифорнии. Она заговорила со мной об оперной музыке, стала расспрашивать о карь¬ере, словом, точно так же, как это делали все, кто стремился завязать дружбу. Празднество бы-ло устроено с поистине голливудским размахом, Я только что спел “Андре Шенье” в зале “Шрайн аудиториум”, и поздравить меня пришли многие знаменитости тех лет, например Джанет Гейнор, великая инженю довоенного экрана, а также Кларк Гейбл. Моя рыжеволосая миллиардерша с безукоризненной косметикой на лице и нежней¬шими чертами принялась шутливо кокетничать со мной. Она подцепляла креветки в огромной чаше и кормила меня с вилки. Я, конечно, по¬дыгрывал ей. Вокруг хохотали, и все мы уже выпили порядочную дозу коктелей.

Все ограничилось креветками, и я совершен¬но забыл про это. Однако несколько дней спус¬тя, когда я пешком направлялся по Уилшир-Бул-вар с его самыми роскошными в мире магазина¬ми, из гостиницы в соседний кинотеатр (кино очень полезно, так как вынужденное молчание бережет голос), ко мне подкатил “кадиллак” с открытым верхом. За рулем сидела та саман ры¬жеволосая красавица из Техаса. Она пригласила меня “прокатиться” по голливудским холмам. И мы с ней сначала проехались, а потом сидели в каком-то баре, много шутили. Солнце, коктейль в высоком стакане, теплый южно-калифорний¬ский ветер, ее духи из каких-то субтропических растений - все это разгорячило меня. Возник небольшой флирт. Затем миллиардерша отвезла меня обратно в отель.

Само собой подразумевалось, что дело на гом и кончится. Но, к моему большому удивле¬нию и смущению, моя жена получила письмо. Оно было совершенно деловым по постановке вопро¬са и языку, и речь в нем действительно шла о сделке. Только предметом сделки был я. В сво¬ем письме техаска сообщала моей жене, что на¬мерена купить меня у нее! В простых и вежли¬вых выражениях она просила жену согласиться на развод, который я у нее попрошу, и прилага¬ла к письму банковский чек. Предполагалось, что Рина сама назначит цену. Разумеется, мы дол¬го хохотали. Напрасно я старался выпытать у же¬ны, во сколько она меня оценивает. “Уймись, Ма-рио, — отвечала Рина.— Дождешься, что я тебя действительно продам!”

Куда менее приятными оказались два эпизода с полицией. Первый произошел в Далласе, куда я отправился петь “Аиду”.

На следующее утро после премьеры, в черном в полоску костю¬ме и широкой соломенной шляпе, я выходил из купе специального поезда, арендованного для проживания и перевозки труппы театра “Мет¬рополитен”, включая хор и оркестр, когда меня остановил некто в штатском, предъявив удосто¬верение ФБР.

Я выразил недоумение и спросил, что ему надо. В ответ человек приказал проследовать с ним в ближайший полицейский участок. Я запро¬тестовал, требуя объяснений. Тут, к счастью, по¬доспели тенор Курт Баум и маэстро Клева, но полицейский был неумолим. Баум с Клевой напрасно растолковывали ему, что я известный итальянский оперный певец. Агент утверждал, что я как две капли воды похож на какого-то преступника “в розыске”. Его подозрение, ко¬нечно, вызвал мой странный облик. Кто, по его мнению, если не гангстер-мафиозо, мог раз¬гуливать по вокзалу в полосатом костюме и широкополой соломенной шляпе? Как можно было не признать его правоту?

Чего только не потребовалось, дабы убедить его. Баум и Клева лично ходили за моим паспор¬том, предъявляли свои документы, объясняли, что поезд специально арендован нью-йоркским театром “Метрополитен-Опера”. Ситуация разре¬шилась лишь с появлением театрального адми¬нистратора.

Еще одно приключение, по-видимому более опасное, произошло в Бразилии, ft находился в Рио-де-Жанейро на гастролях с неаполитанским театром “Сан-Карло”. Чтобы добраться до Сан-Паулу, где продолжались гастроли, н взял напро¬кат автомобиль. За рулем сидела Рима, которая, как назло, оставила дома свое международное водительское удостоверение. В то утро мы по¬чему-то не купили местные газеты и находились в полном неведении о том, что группа повстан¬цев похитила американского консула. На авто¬страде нас дважды останавливали пикеты поли¬ции, но полицейские отпускали нас, едва загля-нув в кабину. Наш облик внушал им доверие, и они не спрашивали документов. Однако на третьем пикете, по пути через какой-то лес, в двухстах километрах от Сан-Паулу, мы так про¬сто не отделались. Полицейские потребовали у нас документы и обнаружили, что водитель¬ское удостоверение Рины не действительно в Бразилии. Они повели ее к себе в будку, а мне приказали ждать в машине. Прошло не менее четверти часа. Рина не возвращалась, и я в беспо¬койстве решил узнать, что там происходит. Ри¬на спорила в будке с двумя полицейскими. Они повторяли, что ее права недействительны и что ехать нам дальше нельзя. Вдруг один из них на¬чал пристально разглядывать меня в упор, после чего оба пустились что-то обсуждать. Было ясно, что речь идет обо мне. Я решил, что они наверня¬ка видели мою фотографию в газета, и уже соб¬рался было растрогаться таким вниманием, как вдруг мой взгляд упал на большой фотоснимок на стене. Это был разыскиваемый преступник, бывший летчик военной авиации. Его лицо не представляло собой ничего особенного, за исклю¬чением, пожалуй, одного: это был вылитый н.