Иван Саввич Никитин

село. Бесхитростно и несколько даже дидактично в простой этой притче вспыхивают

стихи большого общественного накала: «Господи! горе и голод... Долго ли чахнуть в

тоске?..» Или: «Волюшка, милая воля, Где же твой свет запропал?..» — в таких строках

созревала антикрепостническая лирика автора «Постыдно гибнет наше время!..»,

«Тяжкий крест несем мы, братья...» и других бунтарских произведений, скрытых от

читателей почти на полвека.

52

Влечение к старым и малым героям-беднякэм — характерная примета творчества

поэта, можно сказать, крайние, полюса его видения народной драмы. И первое место в

этом ряду занимает «Дедушка»:

Лысый, с белой бородою,

Дедушка сидит. Чашка с хлебом и водою

Перед ним стоит. Бел, как лунь, на лбу морщины,

С испитым лицом. Много видел он кручины

На веку своем.

«Дедушка» не одно десятилетие включался в школьные хрестоматии и заучивался

наизусть, воспитывая в разных поколениях сострадание к немощной старости; к

сожалению, подобные вещи потом исчезли из учебников, постепенно, увы, таяло в

людях и милосердие, разумеется, дело тут не во всесильности искусства, но верно и то,

что небрежение к его нравственно-историческим урокам даром не проходит...

Патриархальный мотив в «Дедушке» нисколько не нарушает и сегодня его

человеческого и художественного обаяния, которое пленяло в свое время Н. А.

Добролюбова, а позже многих русских критиков и писателей.

О детстве Никитин писал меньше —г и это понятно: ему самому не довелось

испытать полноты счастья ранних лет. Однако тема эта присутствует и в сборнике L859

г. Лучшее ее выражение — стихотворение «Детство веселое, детские грезы...». Трудно

удержаться* чтобы не привести отрывок из этой «песни», наполненной незатейливым

крестьянским бытом и музыкой «страшной» сказки, которую няня рассказывает своему

«соколику»:

Прогнали СОИ-.МО& рассказы старушки.-Вот я в лесу у порога избушки; Ждет к

себе в гости колдунья седая — Змей подлетает, огонь рассыпая. Замер лес темный, ни

свиста, ни шума. Смотрят деревья угрюмо, угрюмо! Сердце мое замирает-дрожит...

Зимняя вьюга шумит и гудит.

Такая пленительная непосредственность дается только большому художнику,

влюбленному в «малый» человеческий мир. Сохранилось немало воспоминаний

воронежцев, передающих, как добр и естествен был поэт в общении с ребятами. «Когда

мы с матерью бывали у Никитиных, — рассказывает А. А. Зубарев, — я заходил к

Ивану Саввичу в комнату. Он любил детей; я был светловолосый, и Иван Саввич звал

меня «седым». «Ну, седой, пей чай!» — скажет, бывало, мне и поставит передо мной

стакан чая на стол...» Если собрать вместе подобные мемуары, получится неожиданная

любопытная книжка о Никитине-педагоге, впрочем, он таковым и являлся и в своем

творчестве, и в работе содержателя магазина-библиотеки, и в личной жизни, когда

навещал близких друзей и родственников, одаривая их чад гостинцами или беседуя с

ними как с равными. Известный русский педагог и литератор Виктор Острогорский в

свою книгу «Русские писатели как воспитательно-образовательный материал для

занятий с детьми и для чтения народу», наряду с соответствующими произведениями

Л. Толстого, И. Тургенева, Т. Шевченко, счел нужным включить тематически

подходящие стихотворения И. Никитина, который, по его мнению, «принадлежит к

числу лучших наших писателей...».

Большинство созданий Никитина о детях — будь то «Утро на берегу озера»,

«Лесник и внук», «Воспоминание о детстве», «Помнишь? — с алыми краями...» —

«подгорче-ны» невесёлыми думами.

Говоря о третьей книге Никитина, невозможно пройти мимо рассыпанных в ней

прекрасных среднерусских пейзажей. Некоторые из прежде написанных им картин

подверглись серьезной переработке.

«Признаюсь Вам, — писал поэт Н. И. Второву в период подготовки нового

сборника,— я почти ничем не доволен; что ни прочитаю, — все кажется риторикою».

53

Через месяц вновь настаивает: «Не браните меня за некоторые поправки: в другом, т. е.

в прежнем, виде я не согласился бы ни эа какие деньги представить мой труд на суд

публики». Как ни относиться к этому, а было немало противников такой переделки

(среди них Н. А. Добролюбов), поэт в большинстве своем выиграл в своей работе над

уже прозвучавшим в печати словом. К примеру, старые варианты знаменитых «Утро»,

«Полно, степь моя, спать беспробудно...» явно бледнеют перед новыми редакциями.

Об «Утре» мы уже упоминали. Но, пожалуй, первым наиболее проникновенно

сказал о нем Иван Бунин. «Красота ранней зари передавалась им так, — писал автор

«Листопада», — что все стихотворение было как бы напоено ее росами, крепкой

утренней свежестью, всеми запахами мокрых камышей, холодком дымящейся алой

реки, горячим блеском солнца... И вместе с солнцем звенело веселым кличем:

Не боли ты, душа! отдохни от забот!

Здравствуй, солнце да утро веселое!»

Поэт выстрадал эту радость восхода, его воспевает не созерцатель, а рабочий

человек — не случайно он бросает свой взгляд на небо и землю или утром, или

вечером, подмедая всю диалектику души природы. В красках «Утра» нет вычурных

оттенков, поэт жаден в цвете до целого, естественного — того, что видит хлебопашец,

а не сочинитель, отсюда приверженность чуть ли не к постоянным, фольклорным

эпитетам: вода — зеркальная, свет — алый, роса — серебристая и т. п.

Метафорические средства расходуются экономно, тактично: «по кудрям лозняка»,

«макушки ракит» — и особенно впечатляет наивно-доверчивое: «И стоит себе лес,

улыбается». Особая прелесть в «растянутых» возвратных глаголах, создающих эффект

движения в пространстве: «Белый пар по лугам расстилается»; «Пронеслись утки с

шумом и скрылися»; «Рыбаки в шалаше пробудилися». Перед нами поэт-композитор с

замечательным слухом: «Дремлет чуткий камыш. Тишь...» — примеры ненавязчивых

аллитераций и ассонансов можно легко умножить. Это и другие стихотворения,

действительно, полны гармонии звуков — недаром на слова Никитина создано только в

дореволюционное время около ста различных музыкальных сочинений. Его творчество

вдохновляло и советских композиторов (к примеру, очень была популярна в 20-е годы

«Встреча зимы» Р. М. Гли-эра).

Специалисты давно заметили живописность слова автора «Утра», не раз

сравнивали его лучшие пейзажные вещи с реалистическими картинами Саврасова,

Шишкина, Левитана. «Среди старой школы я не знаю ни одного, не исключая и

Лермонтова, слова которого были бы так насыщены красками, как у Никитина, — не

без доли увлечённости замечал в 1927 г. писатель и критик Л. Н. Войто-ловский. —

Некоторые его стихи могут быть прямо перенесены на полотно».

Вслушайтесь и всмотритесь:

По всей степи — ковыль, по краям — все туман. Далеко, далеко от кургана курган;

Облака в синеве белым стадом плывут, Журавли в облаках перекличку ведут.

Высоко-высоко в небе точка дрожит, Колокольчик веселый над степью звенит, В

ковыле гудовень — и поют, и жужжат, Раздаются свистки, молоточки стучат;

Средь дорожки глухон пыль столбом поднялась, Закружилась, в широкую степь

понеслась... На все стороны путь: ни лесочка, ни гор! Необъятная гладь! неоглядный

простор!

Представляя это дышащее вольным воздухом место из никитинской «Поездки на

хутор», известный литературовед И. Н. Розанов не без пылкости утверждал: «Как поэт-

пейзажист Никитин вряд ли имеет себе равных в русской поэзии». С такой точкой

зрения можно спорить, но, согласимся, многочисленность подобных восторженных

оценок весьма показательна.

54

В книгу 1859 г вошли, кроме отмеченных, немногие откровения о природе